Мне встретились недавно, дорогой Серапион,[1] какие-то стихи, весьма недурные, с которыми, как думает Дикеарх,[2] Еврипид обратился к царю Архелаю:[3]
Я, бедняк, не желаю делать подарки богачу:
Не сочти меня безумным или что мной руководит какой-нибудь расчет.
И в самом деле, человек, дающий мало из своего скудного состояния людям богатым, нисколько им не угождает, наоборот, ему не верят, что он дарит просто так, и, мало того, он еще получает репутацию подлого и низкого человека.
Но посмотри, насколько денежные подарки уступают по благородству и красоте дарам разума и мудрости: приятно и дарить их, и просить взамен от получивших подобных же даров. Поэтому я посылаю тебе, а через тебя и нашим друзьям[4] свои первые плоды — некоторые из пифийских речей в надежде, признаюсь, получить от вас подобные же подарки в большем количестве и более хорошие, поскольку вы располагаете возможностями многолюдного города и имеете свободное время для чтения многих книг и для разнообразных бесед.[5]
Итак, мне представляется, что дорогой нам Аполлон излечивает и разрешает трудности, касающиеся жизненных обстоятельств, посредством прорицаний, которые он дает людям, вопрошающим оракул; но трудности, разрешаемые только посредством размышления, он как будто бы сам посылает философу, возбуждая у него аппетит, зовущий того к поиску истины. Это ясно из многих примеров, и в том числе из посвященной ему буквы «Е». Ведь совершенно очевидно, что эта буква — не случайно и не по какому-то жребию — единственная из букв занимает почетное место рядом с богом и как священное пожертвование служит предметом религиозного созерцания. Нет, первые мудрецы, размышлявшие о боге, поместили ее на столь почетное место потому, что или заметили в ней какой-то особый и замечательный смысл, или сами пользовались ею как символом чего-то достойного внимания.
Уже неоднократно раньше я старался незаметно уклониться от этого вопроса, предлагавшегося в нашей ученой беседе, и обойти его; но недавно я был буквально осажден своими сыновьями, поддерживающими просьбу каких-то иностранцев, которые уже собрались покинуть Дельфы, и было бы неприлично пренебречь их уговорами и отказать тем, кто непременно хотел об этом узнать.
И вот, усадив их вдоль храма, я сам начал что-то говорить, о чем-то у них спрашивать, и само место и наши разговоры вызвали у меня воспоминания о том, что когда-то, еще во время пребывания здесь Нерона, мы услышали от Аммония[6] и некоторых других лиц, беседовавших на этом же месте и натолкнувшихся на ту же затруднительную проблему.
Относительно того, что бог не в меньшей степени является философом, чем прорицателем, всем показались правильными объяснения Аммония; он раскрыл значение каждого имени бога: «Пифиец» — бог для начинающих учиться и исследовать, «Делиец» и «Фанес» — для тех, перед кем уже частично раскрывается истина, «Исмений» — для обладающих знанием и «Лесхинорий» — для людей, которые уже набрались опыта и извлекают пользу из споров и философских бесед друг с другом.[7] «Так как начало философии, — сказал он, — это поиск истины, а начало поиска — удивление и затруднение, то естественно, что многое, касающееся божественных дел, кажется сплошными загадками и настоятельно требует вопроса "почему?" и исследования причины. Например, о вечном огне: почему сжигают в этом месте только еловые дрова и пользуются для воскурений только лавром? Почему воздвигают две статуи Мойр,[8] хотя повсюду считают, что Мойр три. Почему ни одной женщине нельзя обратиться к оракулу[9] и в чем смысл треножника? И сколько еще других подобных вопросов, предлагаемых в качестве приманки, привлекают людей, не совсем уже неразумных и бездушных, и зовут их наблюдать, слушать и рассуждать на эти темы. Посмотри-ка на изречения: "Познай самого себя" и "Ничего чрез меру"[10] — сколько исследований они возбудили у философов, какое множество бесед возникло из каждого изречения, как из семени. Я думаю, что не менее плодотворным будет и нынешнее наше исследование».
После Аммония выступил мой брат Ламприй[11] «Вот мы выслушали речь простую и вместе с тем краткую, — сказал он. — Ведь говорят, что мудрецов (некоторые называют их софистами) было пять: Хилон, Фалес, Солон, Биант, Питтак. А затем линдский тиран Клеобул, а позже и коринфский тиран Периандр, не имевшие ничего общего ни с добродетелью, ни с мудростью, но благодаря своей власти, друзьям и милостям принудили общественное мнение присвоить им название мудрецов, изрекли какие-то гномы и положения наподобие изречений настоящих мудрецов и распространили их по Элладе.
Мудрецы были возмущены, но они не захотели изобличить их хвастовство, возбудить открытую к себе ненависть из-за славы и вступить в борьбу с могущественными людьми, а собрались и после беседы друг с другом принесли в дар богу ту из букв, которая стоит пятой в алфавите и означает цифру «пять»; тем самым они засвидетельствовали перед богом, что их только пять, а седьмого и шестого они отвергают как не имеющих к ним никакого отношения. А что рассказывают это не попусту, можно понять, послушав служителей храма, называющих золотое «Е» даром Ливии, жены Кесаря, медное — приношением афинян, а первое и самое древнее «Е», из чистого дерева, еще и теперь называют даром мудрецов, так как оно подарено не одним, а является общим приношением всех мудрецов».
На это Аммоний тихо засмеялся, подозревая, что Ламприй выдумал сам всю эту историю, но сказал, что якобы слышал ее от других, чтобы не быть за нее в ответе, а на самом деле выразил свое личное мнение. Кто-то из присутствующих заметил, что подобный вздор болтал недавно чужеземец халдей: «Есть, — утверждал он, — семь букв, произносимых чистым голосом; есть семь созвездий, двигающихся по небу
Движением чистым и независимым; от начала алфавита буква «Е» из гласных вторая, а солнце — из созвездий второе после луны. А Аполлон, как считают все эллины, тождествен солнцу».[12] — «Но это, — заключил говоривший, — разумеется, из области астрологических таблиц и болтовни на перекрестках».
Ночь Ламприя, как следовало ожидать, незаметно вызвала раздражение служителей храма. Ведь то, что он сказал, никому из дельфийцев не было известно. В ответ они стали излагать суть общего ходячего мнения, считая, что ни начертание, ни звучание, а только значение буквы имеет смысл.
Как предполагают дельфийцы и как сказал тогда от их Имени жрец Никандр,[13] буква «Е» представляет собой формулу обращения к богу и занимает главное место в вопросах каждый раз, как вопрошают оракулы: будет ли победа? жениться ли? будет ли удачным плавание? заняться ли обработкам земли? отправиться ли путешествовать?[14] А диалектиков[15] бог в своей мудрости с пренебрежением отсылает прочь, так как они совершенно не понимают, что дело рождается из частицы «ли» и связанного с ней предложения, между тем как бог все вопросы, подчиненные этой частице, представляет себе как дела настоящие, и они ему по душе.
Поскольку все мы имеем обыкновение обращаться к нему вопросом как к прорицателю и молить его как бога, полагают, что эта буква выражает одновременно желание не меньше, чем вопрос: ведь каждый из молящихся говорит: «О, если бы…». И Архилох умоляет: «О, если бы мне коснуться руки Необулы».
А что касается слова είθε («если бы только»), то говорят, что второй слог в нем необязателен, так же как и θην,например, у Софрона: «Она также, конечно (Θην), нуждалась в детях», и в стихе Гомера: «Я, конечно (θην), укрощу и твою ярость», так как в самом слове «если» уже достаточно ясно выражено пожелание.[16]
После того, как Никандр все это изложил, мой товарищ Теон (ты ведь, Серапион, его знаешь) спросил Аммония, будет ли диалектике, услышавшей в свой адрес столь тяжкие оскорбления, предоставлено право откровенно высказаться.[17]
На настойчивый призыв Аммония говорить и вступиться за диалектику Теон сказал: «Тот факт, что бог в высшей степени сам диалектик, ясно показывают многие его оракулы, так как ему присуще свойство и разрешать загадки, и задавать их. Больше того, как рассказывал Платон, бог, отдав предписание через оракул увеличить вдвое объем его алтаря на Делосе — дело, требующее высшего опыта в геометрии, — в действительности преследовал другую цель: побудить эллинов заняться геометрией.[18] Вот таким образом, путем двусмысленных оракулов, бог возвеличивает и восхваляет диалектику как необходимость для тех, кто хочет правильно понимать его. Ведь именно в диалектике имеет очень важное значение этот условный союз «если»: поскольку он образует логичнейшее предложение, разве он не служит связью? Даже животные имеют понятие о существовании вещей, но только человека природа наделила способностями наблюдать связь явлений и судить о ней.
