Об особенностях животных - Клавдий Элиан

что узнал, будто животные свободны от разума и речи, не заслуживают внимания и достойны презрения, но здесь, как и везде, я был воспламенён любовью к знаниям, которая присуща мне и является врождённой. Я прекрасно осознаю, что среди тех, кто ревностно надзирает за деньгами, или увлечен погоней за почестями и влиянием, есть некоторые, кто обвинит меня в том, что свой отдых я посвятил штудиям, хотя я мог бы выставить себя напоказ и, явившись во дворцы, достичь значительного богатства. Однако я посвятил себя лисам, ящерицам, жукам, змеям и львам, повадкам леопарда, нежной натуре аиста, певучести соловья, проницательности слона, формам рыб, перелетам журавлей, различным видам змей, и так далее — все то, что в этих отчетах было тщательно собрано вместе и наблюдалось. Что если мне нет никакого удовольствия быть причисленным к твоим богачам и равняться с ними? Если я стараюсь и желаю считать себя одним из той компании, на ком учатся поэты, и (следуя которым) мудрые мужи выявляют и исследуют тайны природы, и к которой принадлежат писатели, что добились величайших знаний. Очевидно, что мое суждение лучше, чем приговор этих людей. Для меня предпочтительнее достичь выдающихся знаний, по крайней мере в одной отрасли, чем восхвалять богатства и поместья наших толстосумов. Но достаточно об этом.

Я также знаю, что некоторые выразят неодобрение, потому что в обсуждении я не придерживаюсь какого-то одного существа, и не говорю в одном месте все, что можно сказать о каждом, но в большом числе в ходе описания смешиваю разные виды, как разнообразные образцы, в одном пункте подбрасывая повествование о таких и сяких животных, а в другом возвращаюсь назад и увязываю вместе другие факты об их природе. Итак, во-первых, говоря о себе, я не раб чужих суждений и воли: я утверждаю, что не обязан следовать другим, чего бы это мне ни дало. И, во-вторых, поскольку я имел целью привлечь (внимание) посредством разнообразия материала, и поскольку я избегаю скуки, вытекающей из однообразия, я чувствовал, что должен ткать это повествования так, чтобы ткань его походила на луг или венок с красивыми и многочисленными колерами, с множеством животных, как бы, способствуя его цветению. И хотя охотники рассматривают обнаружение хотя бы одного животного как частичку удачи, я утверждаю, что нет ничего замечательного в выслеживании и захвате пускай даже огромного числа животных, тогда как выявление особенностей, которыми наделила их природа — величайшее удовольствие.

Что они скажут на это, ваши Кефалы и Ипполиты [797], и все прочие столь искусные в погоне по диким горам, или опять же, те кто преуспел в рыбалке, Метродор из Византия, или его сын Леонид, или Демострат, и все прочие, что прослыли мастерами рыбной ловли? И сколько их было, бог знает! Иное дело художники: изображение лошади совершенно наполняет их гордостью, как делал Аглаофонт [798]; или изображение оленей, как делал Апеллес; или статуя теленка, как делал Мирон [799]; или взять любое произведение искусства. Но когда один человек и показывает и выносит на свет свои исследования повадок, форм, прозорливости, проницательности, справедливости, умеренности, храбрости, привязанности, сыновьей почтительности такого большого числа животных, он не может не притязать на немедленное почтение. Дойдя до этого пункта в своих дискурсах, с прискорбием отмечаю, в то время как я хвалю за сыновью почтительность неразумных животных, я должен обвинить человека в обратном. Здесь я не буду развивать эту тему, но кое-что все-таки имею право добавить — на самом деле этот пункт я уже упоминал в начале трактата: несправедливо обвинять меня за повторы того, что все писатели, по крайней мере большинство, уже говорили. Как-никак я не мог создать других животных, хотя я показал, что знаю их великое множество. Тем не менее у меня упоминается ряд особенностей, которые ни один писатель, который дерзал писать в моих масштабах, не упомянул. Но я вознаграждён правдой во всех сферах, более всего в этой, и критики, которые без озлобления возьмутся за меня, постигнут качество моего труда, оценят трудолюбие, достоинства стиля и композиции, уместность слов и благозвучие фраз.

Совр. Сан-Доменико, один из трех «Isole di Tremiti», около 15 миль к северу от «шпоры» Италии.

Царь Аргоса; позже поселился в Давнии, где умер и был похоронен на Диомедии.

Неидентифицирова.

Возможно, морская лиса, вид акулы. Alopias vulpinus.

Неидентифицирова.

См. 2.42 прим.

Эвадна, жена Капанея, одного из «Семерых против Фив». Он был убит Зевсом, и, когда его тело было на погребальном костре, Эвадна прыгнула в огонь и погибла на его теле.

Алкеста, жена Адмета, решила умереть вместо мужа, но была вырвана Гераклом из лап смерти.

Невозможно идентифицировать.

В английском тексте dog-fish — акула семейства катрановых. Agnostik.

Horned Ray — вероятно Mobula mobular или рыба-дьявол. Agnostik.

Diplodus sargus — морской карась. Agnostik.

Орест убил свою мать Клитемнестру в отместку за убийство своего отца Агамемнона. Алкмеона убила свою мать Ексифилу, которая причинила смерть ее отцу Амфиараю.

Кеней — изначально девушка по имени Кена, была превращена Посейдоном в мужчину; после смерти вернул свою женскую форму. Тересий также менял свой пол дважды, но гиена делает это каждый год.

Acanthopagrus berda. Agnostik.

Как ясно из дальнейшего, речь идет о пильчатой креветке. Agnostik.

В английском тексте неоднозначность. Kite — коршун, сокол, ястреб и т. д. (птицы семейства Accipitridae). Agnostik.

Род picris включает большое разнообразие растений; здесь это может быть горчак (бычий язык), цикорий, эндивий или Urospermum picroides (Хвостосемянник горчаковидный).

Из Thphr. HP 3. 3. 4 «явствует, что почки тополя были ошибочно приняты за плоды». Так что, возможно, καρπός