16. В один прекрасный день до моих ушей донеслись такие речи бесчестной этой старушонки:
— Ну, уж сама суди, хозяюшка, какой, без моих-то советов, достался тебе дружок пугливый да трусливый, стоит постылому твоему мужу нахмурить брови, у того и душа в пятки; терзает он через то твою любовную жажду своею вялостью. Насколько лучше Филеситер: и молод, и хорош, щедр, смел, а уж насколько ловок преодолевать всякие меры предосторожности со стороны мужей! Клянусь Геркулесом, достоин он был бы один пользоваться благосклонностью всех женщин, одного его следовало бы увенчать золотым венком, особенно за одну проделку, что на днях устроил он с неким ревнивым супругом. Да вот послушай и сравни, все ли любовники одинаковы.
17. Ты знаешь Барбара, здешнего декуриона,302 которого народ за язвительность и жестокость прозвал Скорпионом? Жену свою, благородного происхождения и одаренную выдающейся красотою, он так строго держит, что из дому почти не выпускает.
Тут мельничиха прерывает ее: — Как же, прекрасно знаю. Ты имеешь в виду Арету,303 мы с нею в школе вместе учились! — Значит, — говорит старуха, — ты и историю с Филеситером знаешь? — Ничего подобного, — отвечает, — но сгораю желанием узнать ее и молю тебя, матушка, все подробно мне расскажи.
Болтунья не заставила себя просить и так продолжала:
— Пришлось Барбару этому отправиться в дорогу, и желал он невинность супруги своей дражайшей оградить от всяких опасностей как можно лучше. Призывает он к себе тайком раба Мирмекса,304 известного своей преданностью, и поручает на полную его ответственность присмотр за хозяйкой, пригрозив тюрьмой, пожизненным заточением и, наконец, насильственной голодной смертью, если какой-либо мужчина хоть пальцем, хоть мимоходом дотронется до нее, слова свои подкрепляет он страшными клятвами. Оставив перепуганного Мирмекса в качестве неусыпного стража при супруге, он спокойно отправляется в путь. Крепко запомнив все наставления, Мирмекс не позволял никуда двинуться своей хозяйке. Займется ли она домашней пряжей — он тут же сидит неотступно, пойдет ли на ночь помыться — он идет за ней по пятам, будто прилип, держась рукою за ее платье, — одним словом, с удивительным рвением исполнял порученное ему дело.
18. Но от пылкой бдительности Филеситера не могла укрыться несравненная красота женщины. Возбужденный и воспламененный, в особенности молвой о ее целомудрии и невероятно строгим присмотром, он, готовый что угодно сделать, чему угодно подвергнуться, решил пустить в ход все средства, чтобы сломить упорное сопротивление крепости. Уверенный в хрупкости человеческой верности и зная, что деньги улаживают всякие препятствия и что двери даже Адамантовой крепости могут быть сломлены золотом, он нашел случай встретить Мирмекса наедине, открылся ему в своей любви и умолял оказать помощь в его мучениях: он говорил, что близкая смерть для него решена, неизбежна, если он своевременно не достигнет своего желанья, а тот не должен ничего опасаться в таком простом деле; без спутников, под вечер, под кровом мрака он может войти и через короткое время выйти, никем не замеченный. Подобные просьбы он подкрепляет сильным доводом, способным сломить упрямую непоколебимость слуги. Он протягивает ладонь пригоршнею и показывает блестящие новенькие золотые, из которых двадцать предназначалось молодой женщине, а десять он охотно предлагал ему.
19. Мирмекс, придя в ужас от неслыханного преступления, заткнул уши и убежал прочь. Но пред глазами его все стоял пламенный блеск золота; хотя он ушел далеко и быстрым шагом дошел до дому, все ему чудилось прекрасное сияние монет, и богатая добыча уже привела ум его в страшное расстройство, и мысли у бедняги разбежались, разделенные, в разные стороны: с одной стороны, верность, с другой — нажива, тут муки, там благосостояние. Наконец, страх смерти был побежден золотом. Притягательная сила денег не уменьшилась от расстояния, но даже мысли во сне наполнены были губительной алчностью, и хотя хозяйские угрозы не позволяли ему отлучаться из дому, золото звало его за двери. Тут, поборов стыдливость и отбросив нерешительность, передает он предложение хозяйке. Та не опровергает мнения о женском легкомыслии и живо делает обмен между своим целомудрием и презренным металлом. Исполненный радости, спешит Мирмекс окончательно покончить со своей верностью, жаждая не только иметь, но скорее прикоснуться к тем деньгам, которые, на горе себе, он увидел. С восторгом извещает он Филеситера, что его стараниями желание Филеситера может быть удовлетворено, сейчас же требует обещанной платы, и вот золотые нуммы в руке у Мирмекса, которая и медных-то монет не знавала.
20. Когда совсем смерклось, провел он ретивого любовника одного, без провожатых, плотно закрыв ему голову, к дому, а потом и к хозяйской спальне. Только что не испытанными еще объятиями начали чествовать они начинающуюся любовь, только что обнаженные ратоборцы первых чинов Венерина воинства заслужили, как вдруг, против всякого ожидания, воспользовавшись мраком ночи, у дверей дома появляется муж. Он уже принялся стучать, кричать, камни бросать в ворота и, так как промедление все более и более казалось ему подозрительным, начал грозить Мирмексу жестокой расправой. Тот, смущенный внезапной бедою и от жалкого трепетанья потеряв последнее соображенье, ничего не мог придумать лучшего, как сослаться на то, что он запрятал куда-то ключ и в темноте не может его найти. Меж тем Филеситер, услышав шум, набросил рубашку и, совершенно забыв впопыхах обуться, босиком выбежал из спальни. Наконец Мирмекс вложил ключ в скважину, открыл двери и впустил ругавшегося хозяина, а как увидел, что тот быстрым шагом направился к спальне, потихоньку сбежал и выпустил Филеситера. Почувствовав себя в безопасности после того, как тот переступил порог, он запер двери и пошел снова спать.
21. Барбар же, проснувшись чуть свет, видит под кроватью чьи-то чужие сандалии, в которых Филеситер к нему прокрался. Догадавшись в чем дело, он никому, ни жене, ни домочадцам, ничего не сказал о своем огорченьи, а взял эти сандалии и спрятал их потихоньку за пазуху. Только приказал рабам связать Мирмекса и вывести на базарную площадь и сам, подавляя рыдания, не раз рвавшиеся из его груди, поспешил туда же, будучи уверен, что по этим сандалиям он очень легко может напасть на след прелюбодея. И вот они на площади. Барбар в гневе, с раздраженным лицом, нахмуренными бровями, и рядом с ним Мирмекс, связанный, который, не будучи пойман с поличным, но мучимый угрызениями совести, проливал горькие слезы и жалобно вздыхал, напрасно стараясь вызвать к себе сострадание. Случайно навстречу им попался Филеситер, шедший совсем по другому делу. Взволнованный, но не испуганный неожиданным зрелищем, он вспомнил, какую второпях сделал оплошность, быстро сообразил возможные последствия и с присущим ему присутствием духа растолкал рабов и с криком стал бить по щекам (но не больно) Мирмекса, приговаривая: — Ах ты, негодная душа, ах ты, мошенник! Пусть от твоего хозяина и от всех богов небесных, которых ты ложными клятвами оскорбляешь, что ни на есть худшая кара тебя постигнет! Ты ведь вчера в бане сандалии у меня украл! Заслужил, клянусь Геркулесом, заслужил ты того, чтобы и эти веревки на тебе сгнили, да и самого тебя в мрачной темнице сгноили.
Введенный в обман этой ловкой ложью энергичного юноши, Барбар, вообще склонный к доверчивости, удаляется восвояси и, подозвав Мирмекса и отдав ему сандалии, сказал, что прощает его от души, а что украденную вещь надо вернуть владельцу.
22. Старушонка продолжала еще бормотать, как женщина ее прервала: — Счастье той, что делит содружество с таким крепким и независимым товарищем, а мне, несчастной, на долю достался дружок, что всего боится — жернов ли зашумит, паршивый ли осел этот морду покажет!
Старуха на это: — Уж доставлю я тебе спешным порядком этого образцового любовника! — и с этими словами выходит из комнаты, сговорившись, что к вечеру еще раз придет.
А супруга добродетельная сейчас же принялась готовить роскошный ужин, дорогие вина процеживать,305 различные кушанья заново тушить с соусами. Наконец, уставив богато стол, начала ждать прихода любовника, словно появления какого-нибудь бога. Кстати и муж отлучился из дому на обед к соседнему сукновалу. Когда время приближалось к урочному сроку, меня отвязали и предоставили свободно пользоваться пищей, но я радовался не столько освобождению от геркулесовых трудов моих, сколько тому, что, сняв повязку с моих глаз, мне дали возможность наблюдать за всеми проделками злокозненной этой женщины. Солнце, уже погрузившись в океан, освещало подземные области мира, как является несчастная старуха бок о бок с отважным любовником, еще не вышедшим почти из отроческого возраста и столь миловидным по блеску безбородого лица, что сам бы еще мог составить усладу любовникам. Женщина, встретив его поцелуями, сейчас же пригласила сесть за накрытый стол.
