7. Но вот, когда я пишу это среди ночи в Калах, — посланцы, вот письмо, что Цезарь под Корфинием, Домиций в Корфинии с надежным и жаждущим сразиться войском. Не думаю, что наш Гней дойдет до того, что покинет Домиция, хотя он и послал Сципиона с двумя когортами вперед в Брундисий и написал консулам, что ему хотелось бы, чтобы консул повел легион, набранный для Фавста в Сицилии. Но будет позорно покинуть Домиция, умоляющего его о помощи. У меня есть некоторая надежда, правда, небольшая, но в этой местности твердая, что Афраний в Пиренеях сразился с Требонием, что Требоний отброшен, а также что твой Фабий перешел с когортами1488; величайшая — что Афраний подходит с большими силами. Если это так, то в Италии, быть может, останутся. Но так как путь Цезаря не известен, ибо считали, что он направится или в сторону Капуи или в сторону Луцерии, я послал к Помпею Лепту с письмом; сам же я возвратился в Формии, чтобы не попасться где-нибудь. Я хотел, чтобы ты знал это, и написал более спокойно, нежели писал в последний раз; не выдвигаю своего мнения, но спрашиваю о твоем.
CCCXXXIII. От Гнея Помпея Цицерону, в Формии
[Att., VIII, 11c]
Канусий, 20 февраля 49 г.
Проконсул Гней Великий шлет привет императору Марку Цицерону.
Если ты здравствуешь, хорошо. Твое письмо я прочел с удовлетворением, ибо узнал твою былую доблесть также в деле общего спасения. К тому войску, которое было у меня в Апулии, консулы прибыли. Настоятельно советую тебе, во имя твоей исключительной и постоянной преданности государству, приехать ко мне, чтобы мы совместными решениями оказали помощь и поддержку пораженному государству. Полагаю, что тебе следует поехать по Аппиевой дороге и быстро прибыть в Брундисий.
CCCXXXIV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VIII, 6]
Формийская усадьба, 21 (?) февраля 49 г.
1. После того как было запечатано это письмо, которое я намеревался отправить ночью, как и отправил (ведь я писал его вечером), претор Гай Сосий прибыл в формийскую усадьбу к моему соседу Манию Лепиду, квестором которого он был. Он доставил копию письма Помпея к консулам:
2. «В день за двенадцать дней до мартовских календ, мне доставлено письмо от Луция Домиция. Копию его я пишу ниже. Теперь — хотя я пишу об этом — знаю, что ты сам понимаешь, как важно для государства, чтобы все войска возможно скорее собрались в одно место. Ты же, если согласишься, постараешься возможно скорее прибыть ко мне; оставишь для Капуи гарнизон такой численности, какую признаешь достаточной».
3. Затем он приложил копию письма Домиция, которую я послал тебе накануне. Бессмертные боги! Какой меня охватил ужас! Как я был встревожен: что же будет? Вот на что я все-таки надеюсь: «Великий» будет имя императора1489, великий при его прибытии страх. Надеюсь также, раз до сего времени ничто нам не препятствовало, ... он по небрежности совсем не изменил бы этого, которое как храбро и тщательно, так и, клянусь...1490 Только что я услыхал, что четырехдневная1491 тебя оставила. Готов умереть, если бы я обрадовался больше, случись это со мной. Пилии скажи, что ей не подобает болеть дольше и что это недостойно согласия между вами. Тирон, я слыхал, избавился от второго приступа. Но он, как вижу я, занял на расходы у других; я же просил нашего Курия1492, если бы что-нибудь понадобилось. Предпочитаю, чтобы виной была застенчивость Тирона, а не неуслужливость Курия.
CCCXXXV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VIII, 4]
Формийская усадьба, 22 февраля 49 г.
1. Дионисий, право, более твой, нежели наш (хотя я и достаточно познакомился с его нравом, тем не менее более руководствовался твоим мнением, нежели своим), не считаясь даже с твоими заверениями, которые ты часто высказывал мне о нем, проявил себя гордым в судьбе, которая, как он решил, ожидает меня. Ходом этой судьбы я, насколько это будет осуществимо человеческим разумом, буду управлять с помощью кое-какого рассудка. Какого почета не оказал я ему, какой снисходительности, как не препоручал я прочим какого-то презренного человека, предпочитая, чтобы брат Квинт и все прочие порицали мое суждение, лишь бы я превозносил его похвалами, и чтобы наши Цицероны скорее подучивались благодаря занятиям со мной, лишь бы мне не искать для них другого наставника! Что за письмо, о бессмертные боги! я ему послал, сколько в нем было выражено почета, сколько любви! Клянусь, можно было бы сказать, что приглашают Дикеарха1493 или Аристоксена1494, а не человека болтливее всех и менее всего способного к преподаванию.
2. «Но у него хорошая память». У меня, скажет он, лучше. На это письмо он ответил так, как я не отвечал никому, за чье дело я не брался. Ведь я всегда: «Если смогу, если не помешает ранее принятое дело». Ни одному обвиняемому, каким бы незначительным, каким бы бедным, каким бы преступным, каким бы посторонним он ни был, никогда не отказывал я так резко, как он отрезал мне совсем без всякой оговорки. Ничего более неблагодарного я не знал, — а в этом пороке заключены все виды зла. Но об этом слишком много.
3. Корабль я приготовил. Тем не менее жду твоего письма, чтобы знать, что оно ответит на мои вопросы. Как ты знаешь, в Сульмоне Гай Аций Пелигн открыл ворота Антонию, хотя у него было пять когорт; Квинт Лукреций оттуда бежал; Гней направляется в Брундисий; Домиций покинут. Свершилось.
CCCXXXVI. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VIII, 5]
Формийская усадьба, 23 (?) февраля 49 г.
1. После того как я за семь дней до календ на рассвете отправил тебе письмо насчет Дионисия, вечером ко мне в тот же день явился сам Дионисий, побужденный, как я предполагаю, твоим авторитетом. И, в самом деле, о чем другом мне подумать? Впрочем, он склонен раскаиваться всякий раз, как совершит какой-нибудь безумный поступок. Но он никогда не был более сумасшедшим, нежели в этом деле: ведь — об этом я не писал тебе — впоследствии я узнал, что от третьего мильного камня1495 он тогда шел
Часто в воздух рога напрасно вонзая в злобе1496,
после того как он, говорю я, сказал много дурного на свою голову, как говорится. Но вот моя мягкость! В одну связочку с письмом к тебе я вложил суровое письмо к нему. Я хочу, чтобы оно было возвращено мне, и только по этой причине послал в Рим слугу Поллекса. Но я пишу тебе для того, чтобы ты, если бы оно случайно было вручено тебе, позаботился отослать его мне, чтобы оно не попало в его руки.
2. Если было бы что-либо новое, я написал бы. Я в колебании, ожидая событий в Корфинии, где будет решено дело спасения государства. Связочку с надписью «Манию Курию», пожалуйста, позаботься отослать ему, а Тирона препоручи Курию и попроси давать ему, если ему что-нибудь понадобится на расходы.
CCCXXXVII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VIII, 7]
Формийская усадьба, 23 (?) февраля 49 г.
1. Только одно остается нашему другу1497 для полного позора — не прийти на помощь Домицию. «Но никто не сомневается в том, что он придет для поддержки». — Я не думаю. — «Так он покинет такого гражданина и тех, кто, как ты знаешь, вместе с ним1498, особенно когда у него самого тридцать когорт?». — Если я не ошибаюсь во всем, покинет. Он невероятно испугался, склонен к одному только бегству. Его спутником (ведь я вижу, каково твое мнение) я, по-твоему, должен быть.
2. У меня же есть, от кого бежать1499, но мне не за кем следовать. Что же касается того, что ты хвалишь и называешь достойными упоминания мои слова, что я предпочитаю быть побежденным вместе с Помпеем, нежели победить с теми, то я, правда, предпочитаю, но с тем Помпеем, каким он был тогда или каким мне казался; но если я предпочел с этим, который обращается в бегство раньше, чем знает, перед кем или куда бежит, который предал наше дело, который покинул отечество, покидает Италию — то достигнуто: я побежден. Что касается остального, то я не в состоянии видеть ни тех дел, которые я никогда не боялся увидеть, ни, клянусь, того1500, из-за которого мне приходится быть лишенным не только своих, но и самого себя.
3. Филотиму я написал насчет денег на дорогу — либо от Монеты1501 (ведь никто не платит), либо от твоих лагерных товарищей Оппиев1502. Прочие соответствующие указания я дам тебе.
CCCXXXVIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VIII, 8]
Формийская усадьба, 24 февраля 49 г.
1. О позор и оттого несчастье! Ведь мое мнение таково, что несчастьем является именно то или, лучше, одно только то, что позорно. Он1503 выкормил Цезаря; его же вдруг начал бояться; ни одного условия мира не одобрил; для войны ничего не подготовил; Рим оставил; Пиценскую область потерял по своей вине; в Апулию забился; стал собираться в Грецию, не обратившись к нам и оставляя нас непричастными к его столь важному, столь необычному решению.
