CCCCXIV. Теренции, в Рим
[Fam., XIV, 17]
Брундисий, 15 декабря 48 г.
Марк Туллий Цицерон шлет привет своей Теренции.
Если ты здравствуешь, хорошо; я здравствую. Если бы у меня было, о чем писать тебе, я делал бы это и подробнее и чаще. Каково теперь положение, ты видишь. Но как я удручен, ты можешь узнать от Лепты и Требация. Старайся заботиться о здоровье своем и Туллии. Будь здорова.
[Fam., XIV, 9]
Брундисий, 17 декабря (?) 48 г.
Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Теренции.
К моим прочим несчастьям присоединилась скорбь из-за нездоровья Долабеллы и Туллии. Вообще не знаю, — ни какое решение принять по поводу всего, ни что делать. Береги, пожалуйста, здоровье свое и Туллии. Будь здорова.
CCCCXVI. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XI, 7]
Брундисий, 17 декабря 48 г.
1. Благодарю тебя за письмо, в котором ты старательно написал обо всем, что, как ты решил, касается меня. Итак, пишешь ты, и поведение они одобряют и одобряют, что при мне те же ликторы, как это было разрешено Сестию; ему, я считаю, были разрешены не его ликторы, а данные им2016. Ведь он, по слухам, не одобряет тех постановлений сената, которые были приняты после отъезда трибунов2017. Поэтому он сможет, если захочет быть верным себе, подтвердить мое право на ликторов.
2. Впрочем, что я о ликторах, когда мне почти приказано выехать из Италии? Ведь Антоний прислал мне копию письма Цезаря к нему, в котором говорилось, что он слыхал, будто бы Катон2018 и Луций Метелл прибыли в Италию, чтобы открыто находиться в Риме; что он на это не согласен — как бы от этого не произошло каких-либо волнений; что в Италию не допускается никто, кроме тех, чье дело он сам расследовал. И об этом было написано более резко. И вот Антоний в письме просил меня извинить его: он не может не повиноваться этому письму. Тогда я послал к нему Луция Ламию, чтобы он указал, что тот2019 велел Долабелле написать мне, чтобы я возможно скорее прибыл в Италию; что я на основании его письма и прибыл. Тогда он издал эдикт с оговоркой поименно для меня и Лелия. Этого я совсем не хотел бы; ведь была возможна оговорка без указания имени.
3. О, многочисленные и тяжкие оскорбления! Правда, ты прилагаешь усилия, чтобы смягчить их, и не без успеха; более того, ты уменьшаешь мою скорбь тем самым, что так сильно стараешься уменьшить; пожалуйста, не сочти за бремя делать это возможно чаще. Но лучше всего ты достигнешь того, чего желаешь, если склонишь меня к убеждению, что я не окончательно утратил уважение честных. Впрочем, что ты можешь в этом отношении? Ничего, разумеется. Но если обстоятельства дадут тебе какую-нибудь возможность, это сможет меня чрезвычайно утешить; теперь, правда, этого нет, как я вижу, — но если что-нибудь будет в итоге событий, как это теперь случается. Говорили, что я должен был уехать вместе с Помпеем2020. Его конец уменьшил порицание за неисполнение этого долга; но самое большое сожаление вызывает то, что я не поехал в Африку. Я руководствовался следующим соображением: вспомогательными войсками варваров2021, принадлежащих к самому лживому племени, защищать государство не следует, особенно против войска, часто побеждавшего. Этого, быть может, не одобряют; ведь, по слухам, многие честные мужи приехали в Африку и, как я знаю, были там ранее. По этому поводу я очень беспокоюсь. И здесь нужно, чтобы случилось так, чтобы кто-либо из тех или, если возможно, все предпочли безопасность. Ведь если они будут упорствовать и достигнут, то — что будет со мной, ты предвидишь. Ты скажешь: «А что с ними, если они будут побеждены?». Удар более почетный. Это и терзает меня.
4. Ты, однако, не написал, почему ты не предпочитаешь решения Сульпиция2022 моему. Хотя оно и не столь славно, как решение Катона, тем не менее оно свободно и от опасности и от скорби. Последнее дело — это дело тех, кто находится в Ахайе. Все-таки они чувствуют себя лучше, чем я, потому что их много в одном месте и, когда они приедут в Италию, они тотчас же приедут домой2023. Продолжай смягчать это, как ты и поступаешь, и склонять к одобрению возможно большее число людей.
5. Что касается твоих оправданий2024, то я и знаю твои доводы и считаю для себя важным, чтобы ты был там хотя бы для того, чтобы обсуждать с теми, с кем потребуется, то, что нужно будет обсуждать насчет меня так же, как то, что ты обсуждал. Прежде всего обрати внимание на следующее: я полагаю, есть много людей, которые донесли или намерены донести Цезарю, что я либо раскаиваюсь в своем решении, либо не одобряю того, что происходит. Хотя и то и другое справедливо, однако они говорят это из вражды ко мне, а не потому, что поняли, что это так. Но все дело в том, чтобы это поддерживали Бальб и Оппий и чтобы расположение Цезаря ко мне укреплялось их частыми письмами. Чтобы так именно и было — ты и приложишь старание.
6. Второе, почему я не хотел бы твоего отъезда2025, — это то, что Туллия, как ты пишешь, в тебе очень нуждается. О, несчастье! Что мне писать или чего ждать? Буду краток, ведь внезапно пролились слезы. Предоставляю тебе, позаботься ты. Смотри только, чтобы при нынешних обстоятельствах что-нибудь не могло ей повредить. Прости, заклинаю тебя. От плача и скорби не могу дольше задерживаться на этом. Скажу только, что для меня самое приятное — что ты ее любишь.
7. В том, что ты заботишься об отправке писем2026, которые, по-твоему, нужны, ты поступаешь правильно. Я видел человека, который видел Квинта сына на Самосе, отца — в Сикионе. Им вымолить себе прощение легко. О, если бы они, которые его4 увидят раньше, пожелали, чтобы я был поддержан перед его лицом в такой мере, в какой я желал бы этого им, если бы я только мог!
8. Ты просишь меня принимать в хорошем смысле, если в твоих письмах есть что-нибудь, что уязвляет меня; я, со своей стороны, — в наилучшем и прошу тебя писать мне все открыто, как ты и делаешь, и делать это возможно чаще. Будь здоров. За тринадцать дней до январских календ.
CCCCXVII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XI, 8]
Брундисий, 18 декабря 48 г.
1. Хотя ты, конечно, и видишь, сколь большие заботы одолевают меня, ты все-таки узнаешь о них от Лепты и Требация2027. Я несу величайшую кару за свое безрассудство, которое, как ты хочешь, должно казаться мне благоразумием. Но я не препятствую тебе обсуждать это и писать мне возможно чаще. Ведь твои письма несколько облегчают меня в нынешнее время. Нужно, чтобы ты самым настоятельным образом добивался через тех, кто благожелателен ко мне и имеет у него2028 влияние, особенно же через Бальба и Оппия, — чтобы они писали обо мне самым убедительным образом. Ведь на меня, по слухам, нападает и кое-кто из присутствующих и в письмах. Им следует противодействовать так, как того требует важность дела.
2. Там Фуфий2029, мой злейший враг. Квинт послал сына не только как просителя за него, но и как моего обвинителя. Он постоянно говорит, что я нападаю на него перед лицом Цезаря, что опровергает сам Цезарь и все его друзья. Однако он не перестает, где бы он ни был, подвергать меня всяческому поношению. Ничего столь невероятного никогда со мной не случалось, ничего столь горького среди этих несчастий. Мне сообщили те, кто слыхал от него, когда он в Сикионе рассказывал многим слушателям о каких-то ужасных делах. Ты знаешь этот способ; быть может, даже изведал. Всё это обратилось против меня. Но я усиливаю скорбь упоминанием и причиняю ее также тебе. Поэтому перехожу вот к чему: позаботься, чтобы Бальб постарался послать кого-нибудь ради этого дела2030. Позаботься, пожалуйста, о письмах от моего имени к тем, к кому сочтешь нужным. Будь здоров. За двенадцать дней до январских календ.
CCCCXVIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XI, 9]
Брундисий, 3 января 47 г.
1. Я действовал и неосмотрительно, как ты пишешь, и поспешнее, чем надлежало2031, и у меня нет никакой надежды, ибо мне препятствуют оговорки в эдиктах2032. Если бы они не были составлены благодаря твоему усердию и расположению, мне можно было бы удалиться в какое-нибудь уединенное место; теперь нельзя даже этого. Чем помогает мне то, что я приехал до начала трибуната2033, если именно то, что я приехал, нисколько не помогает? И на что надеяться мне со стороны того, кто никогда не был мне другом2034, когда я поражен и уничтожен даже законом2035? Письма Бальба ко мне с каждым днем всё холоднее; быть может, многочисленные письма многих к нему2036 направлены против меня. Погибаю из-за собственной ошибки; ведь никакого зла не причинил мне случай; все навлекла вина. Ведь я сам, хотя и видел характер войны — все неподготовлено и нестойко против тщательно подготовленных, — решил, что мне делать, и принял план действий не столь смелый, сколь простительный для меня, в отличие от прочих.
2. Я уступил или, лучше, повиновался своим. Какой образ мыслей был у одного из них — у того, кого ты мне препоручаешь2037, ты узнаешь из его писем, которые он послал тебе и другим. Я никогда бы не вскрыл их, если бы дело не велось так; мне была доставлена связка, я развязал — нет ли мне какого-нибудь письма; не было ничего, письмо Ватинию и другое Лигурию; я велел отнести им. Те немедленно, горя от скорби, пришли ко мне, крича о подлости этого человека; они прочли мне письма, полные всяческой брани по отношению ко мне. Тут Лигурий выходит из себя: он ведь знает, что тот был чрезвычайно ненавистен Цезарю, но последний не только отнесся к нему благосклонно, но даже дал ему такие большие деньги из уважения ко мне. Испытав эту скорбь, я пожелал знать, что он написал прочим; ведь я полагал, что для него самого будет гибельным, если его столь большая подлость обнаружится; я узнал, что в таком же роде. Посылаю тебе. Если ты сочтешь полезным отдать их ему самому, ты отдашь. Мне это нисколько не вредит. Что касается того, что они распечатаны, то у Помпонии2038, я полагаю, есть его печать. Усвоив себе в начале плавания эту резкость, он причинил мне такую скорбь, что я впоследствии слег, и теперь он, говорят, старается не столько в свою пользу, сколько против меня.
