— Штрафную чару я принимаю с охотой, ибо все, что вы говорили, — сущая правда!
Инспектор Ту выпил три чарки подряд и совершил поклон, тем самым полностью признав свою вину. Они сели за стол, и пиршество пошло своим чередом.
С того времени семьи Ту и Гуаня забыли о мелочных ссорах и снова стали жить в согласии. Вскоре они вновь соединили два двора вместе, и из двух павильонов, стоявших возле воды, сделали разукрашенный теремок, в котором жили сейчас обе красавицы, и назвали его «Башней Соединенного отражения», в чем был сокрыт глубокий смысл. Само собой, стену разрушили, насыпь из глины и земли срыли, молодым женщинам теперь ничто не мешало любоваться окружающей красотой. Над прудом взлетел легкий мост, по которому Чжэньшэн часто расхаживал, как Пастух[55] из известной легенды, только не было перед ним преграды в виде Небесной Реки[56], которая помешала когда-то Пастуху встретиться с Ткачихой. Известно, что Чжэньшэн впоследствии удостоился высоких ученых степеней и даже вошел в «Лес слов»[57], заняв пост толкователя — шицзяна.
Эта забытая история взята нами из «Записей бесед Ху», о которых мало кто теперь знает, поскольку они не печатались. Сохранилась лишь рукопись. И вот нынче мы изложили эту историю в виде повести. Читатель, возможно, скажет, что все это сущая химера, а Башня Соединенного отражения, одна из двенадцати башен, всего лишь призрачный терем.
БАШНЯ ЗАВОЕВАННОЙ НАГРАДЫ
Две дочери вкушают чай сразу в четырех домах; обе девы, выйдя замуж, слушают наказ одинокой птицы луань[58]
Есть стихи, которые называются «Подобие сна». Вот что в них говорится:
Нетрудно в обыденной жизни увидеть,
Как ходит конь под одним седлом[59],
Но сделанных из половинки сына
Двух целых зятьев не часто найдем.
Может одно случайное слово
Жизнь добродетельную сломать.
Могут смениться брачные узы,
Да только не всякий способен ждать.
Каждый желает найти себе пару,
Желает пару себе найти,
Но то, что желаешь, о чем мечтаешь,
Увы, нелегко наяву обрести.
Эти стихи написаны в жанре цы[60] человеком, который некогда запутался в своих брачных делах, презрев тем самым этот поистине важный в жизни шаг, Случается, что девица сначала просватана, например, за третьего Чжана, а потом вдруг выскакивает замуж за четвертого Ли[61]. Понятно, сей поступок порождает распри и ссоры, которые не только не затихают, но, наоборот, набирают силу, доходя порой до чиновной управы. Прекрасное событие, достойное деяний фениксов и луаней[62], оборачивается жалкой судебной склокой, когда, как говорится, «у мышей вырастают клыки, а у птиц — рога». По всей видимости, судья, ведущий дело о расторжении брачного союза, однажды укажет виновным, что отказ от договора — дело весьма неприглядное. У меня на сей счет свое мнение. Не так страшно нарушить обещание, как легкомысленно его дать. Допустив ошибку вначале, непременно совершишь ее и в конце.
Понятно, что каждый родитель желает своим детям счастья. Дочь, разумеется, следует выдать за знатного и богатого. И если родитель, приняв решение, потом вдруг его изменил, причину следует искать не в злых его побуждениях, а в горячей любви к собственному чаду. Жениха бедного, в низком звании, отвергают для того лишь, чтобы найти другого, побогаче да познатнее. Заметим, едва ли не каждый родитель, выбирая дочери жениха (а себе зятя), втайне непременно стремится к выгоде. Но столь важное решение следует принимать загодя, до помолвки, а не после нее. Помышляя о выгоде, нельзя опрометчиво согласиться на бедного жениха, надо искать жениха знатного и богатого, если даже на это потребуется много времени. И самой девушке не следует поступать легкомысленно: сначала соглашаться на брак с бедняком, презрев, как добродетельные героини древности, богатство и знатность, а после, в погоне за выгодой, менять, как говорится, струну, расторгнув прежний союз. Поступив так, никогда больше не обретешь покоя, ибо пострадала сама добродетель. Нечто подобное случалось и в древности, не только в наш «конченый век»[63], но мало у кого хватает смелости говорить об этом.
Мы вам расскажем сейчас о родителях, которые с легкостью дали согласие на брак дочерей, а потом отказались от своего обещания, и только благодаря судье, справедливо рассудившему дело, две девицы смогли осуществить свои желания.
В первые годы эры Истинной Добродетели — Чжэн-дэ[64] — династии Мин в уезде Цзянся Учанской области, в Хугуане[65], жил некий Цянь Сяоцзян, промышлявший рыбным делом. Между ним и женой его, урожденной Вянь, согласия не было, и, может быть, поэтому судьба не посылала им наследников. И вдруг, когда супругам уже исполнилось сорок, у них родились две девочки с разницей всего лишь в час. Говорят, что сыновья обычно походят на отцов, а дочери на матерей. Но девочки, вопреки этому правилу, не имели сходства ни с одним из родителей, словно были не родные, а приемные. Не только обликом отличались они от родителей, а и нравом. Цянь и его жена — к слову сказать, люди невежественные, даже тупые, — облик имели на редкость безобразный. А дочери выросли умными и прехорошенькими. Когда им было лет по десять или чуть больше, они напоминали омытые дождем дикие яблоньки хайтан[66] или цветы лотоса, овеваемые легким ветром. И с каждым днем становились все прекрасней. Нельзя было не залюбоваться ими. Им едва исполнилось четырнадцать, а какой-нибудь юноша, едва взглянув на них, тотчас же терял рассудок, старец, случайно бросив взгляд, с восторгом восклицал: «До чего прелестны!»
Одаренные от природы, девушки, увы, не знали грамоты, правда, научились кое-как вести счет. Зато в рукоделии и других женских ремеслах они не имели себе равных. Никто их не учил, а они умели делать решительно все, что когда-то хоть мельком видели, как делают другие. Одетые в простые белые платья и холщовые юбки, с медными шпильками в волосах и оловянными серьгами в ушах, они ничуть не уступали в красоте девицам из богатых домов, ибо любой, глядя на них, принял бы грубое одеяние за дорогое, сшитое из шелка, а дешевые украшения — за нефрит и золото. От красавиц невозможно было отвести глаз. Неудивительно, что подле них постоянно вились не только отпрыски богатых семей, но и вполне почтенные люди, имевшие на девушек виды.
Надо вам знать, что Цянь Сяоцзян и его жена Бянь жили как два заклятых врага и делали все друг другу назло. Поэтому, когда отец стал подыскивать дочерям женихов, жена от участия в этом важном деле полностью устранилась и ни словом не обмолвилась о своих планах. Все дела они устраивали тайком друг от друга, не гнушаясь даже обманом. Дома на редкость упрямый, Сяоцзян был на людях совершенно другим — добрым, покладистым, особенно с друзьями и знакомыми. Что до госпожи Бянь, то она была вздорной и очень уж бестолковой. По любому поводу затевала ссоры и драки, даже на улице, вовсю поносила соседей. Хотя свахи и сводни считали, что Сяоцзяна можно как-то облапошить, не то что его половину, дела они предпочитали решать с ней. Вот почему в устройстве замужества дочерей госпожа Бянь опередила мужа. Она по своему усмотрению подыскала женихов, которые в один прекрасный день появились в доме со свадебными дарами. А что муж был в полном неведении, женщину ничуть не смущало.
— Нечего ему знать раньше времени! — сказала госпожа Бянь. — А то вдруг женихи ему не понравятся, и он расстроит все наши планы.
Кто-то из людей искушенных заметил:
— Обычно дочь в выборе жениха целиком зависит от родителя. Главное — его согласие, а не матери, если вдруг она заупрямится, можно подать челобитную в суд, вряд ли найдется чиновник, который примет сторону строптивой женщины, ибо ни в одном законе не сказано, что муж зависит от жены.
Нашлись люди, которые решились послать Цяню своих сватов. Только они забыли, что сваты, способные обмануть простака, непременно спасуют перед наглецом. Обмануть Бянь — значит накликать на себя беду. Поэтому сваты сказали:
— С Сяоцзяном, если даже он обидится, еще можно как-то договориться. Конечно, он станет браниться, но его можно призвать к ответу. А вот его бабу задеть не дай бог! Так разъярится, что хоть беги! Говорят: «Не пристало мужчине ругаться с женщиной». Но с ней ругайся не ругайся — она все равно тебя с грязью смешает, а глядишь, еще и прибьет, хотя ты ее пальцем не тронул. Словом, изволь сносить ее оскорбления и ждать, пока на твоем лице не высохнут плевки. А как славно было бы ее вздуть или, того лучше, стащить в суд! Так нет же — не получится!
В общем, на просьбы семей женихов следовал отказ за отказом. Пришлось родителям идти к Цянь Сяоцзяну самим.
Как нам уже известно, свахи и сваты предпочитали вести переговоры с хозяйкой дома, отчего, разумеется, Цянь чувствовал себя уязвленным. Поэтому его очень обрадовало неожиданное предложение, с которым обратились к нему родители жениха, как говорится, глухое ущелье вдруг наполнилось звуками. Без лишних рассуждений Цянь согласился, даже не задумываясь о том, что сулит помолвка в будущем: выгоду или беды.
