[3] Вышел в мир (чу ши). — В данном случае имеется в виду не «уход от мира», что более обычно для этого сочетания, а именно «в мир» для обучения и наставления на Путь других.
Когда Линь-цзи в середине лета[1] поднялся к Хуан-бо, он увидел, что хэшан читает сутры.
Линь-цзи сказал:
— Я всегда считал, что вы человек; оказывается, вы старый монах, напичканный черными бобами[2].
Прожив несколько дней, он пришел проститься.
Хуан-бо сказал:
— Ты пришел, нарушив летнее [уединение], а теперь уходишь, не [дождавшись] его конца.
Линь-цзи сказал:
— Я пришел на короткое время, чтобы выразить вам свое почтение.
Хуан-бо тут же ударил его и выгнал.
Линь-цзи прошел несколько ли, засомневался в [правильности] своего поступка, вернулся обратно и пробыл до конца времени летнего [уединения].
Примечания
[1] Середина (половина) лета (бань ся). — Имеется в виду, что событие произошло в середине трехмесячного периода летней медитации. Монахи прекращают на этот период свои странствия, обосновываясь в монастыре.
[2] Черные бобы (хэй доу) — характерное для чань пренебрежительное название письменных знаков.
Однажды, когда Линь-цзи собрался расстаться с Хуан-бо, [Хуан]-бо спросил:
— Куда ты держишь путь?
Линь-цзи отвечал:
— Если не в Хэнань, то возвращаюсь в Хэбэй.
Хуан-бо тогда ударил его. Линь-цзи остановил его и дал ему пощечину. Хуан-бо расхохотался и позвал помощника:
— Принеси-ка мне доску чань и скамейку[1] моего первого Учителя Бай-чжана.
Линь-цзи сказал:
— Помощник, принеси-ка огня.
Хуан-бо сказал:
— Пусть будет так, только унеси это. Потом ты [тем самым] заткнешь рот всем людям на свете.
Примечания
[1] Доска чань и скамейка (чань бань чань ань). — Намерением передать Линь-цзи эти предметы Хуан-бо показывает, что видит в его лице наследника учения Бай-чжана (720–814). Бай-чжан, наследовавший Дхарму Ма-цзу, в свое время передал Хуан-бо свою доску чань и подушку, а Гуй-шаню — палку и мухогонку (последние были затем переданы Ян-шаню).
Спустя некоторое время Гуй-шань спросил Ян-шаня:
— А не оказался ли Линь-цзи неблагодарным в отношении Хуан-бо?
Ян-шань отвечал:
— Вовсе нет.
Гуй-шань спросил:
— А что ты думаешь по этому поводу?
Ян-шань отвечал:
— Лишь тот, кто познал милость, может понять, что такое воздаяние за милость.
Гуй-шань спросил:
— А был ли когда-либо в древности человек, подобный ему?
Ян-шань отвечал:
— Был, но жил он так давно, что я не хочу говорить о нем Почтеннейшему.
Гуй-шань сказал:
— И все-таки я хочу знать. Ты только намекни.
Ян-шань ответил:
— Ну, вот, например, на соборе по [сутре] «Лэнъянь»[1] Ананда, восхваляя Будду, сказал: «Эту глубокую мысль я понесу по всем бесчисленным мирам». Это и называется воздаянием за милости Будды. Разве это не пример воздаяния за милости?
Гуй-шань сказал:
— Конечно, разумеется, это так. Тот, чьи взгляды соответствуют уровню взглядов Учителя, наполовину снижает заслуги Учителя. [Лишь] тот, чьи взгляды превосходят взгляды Учителя, оказывается в состоянии передать их [дальше].
Примечания
[1] Сутра «Лэнъянь» (санскр. «Шурамгама-сутра»). — Эта сутра, излагающая учение Бодхидхармы, была очень популярна в эпоху Тан. Особую роль она играла в доктрине чань, так что содержащиеся в ней стихи-хвала Ананды в адрес Будды были хорошо известны буддийским монахам чаньской школы.
Линь-цзи прибыл в храм-ступу Бодхидхармы[1]. Настоятель храма-ступы спросил:
— Почтенный старейшина, вы сначала поклонитесь Будде или Патриарху?
Линь-цзи отвечал:
— Ни Будде, ни Патриарху я кланяться не стану.
Настоятель храма-ступы сказал:
— Разве Будда и Патриарх какие-нибудь враги почтенному старейшине?
Тут Линь-цзи взмахнул рукавами и ушел.
Примечания
[1] Храм-ступа Бодхидхармы (дамо та). — Храм-ступа Бодхидхармы находился на горе Сюньэршань в пров. Хэнань, где, по преданию, был похоронен Бодхидхарма. Это была небольшая пагода, построенная учениками у могилы Учителя.
Во время своих странствий Линь-цзи прибыл к Лун-гуану[1]. [Лун]-гуан поднялся в Зал [сангхи], Линь-цзи вышел и спросил:
— Как можно одержать победу, не обнажив острия меча?
[Лун]-гуан облокотился на спинку сиденья.
Лин-цзи спросил:
— Разве у совершенного Наставника нет собственного способа?
[Лун]-гуан уставился [на него] и воскликнул:
— Ха!
Линь-цзи указал пальцем [на Лун-гуана] и сказал:
— Сегодня ты, старик, потерпел поражение!
Примечания
[1] Лун-гуан. — Никаких сведений о нем нет.
Когда [Линь-цзи] добрался до Трех горных пиков[1], монах Пин[tsilu.html">2] спросил:
— Откуда ты пришел?
Линь-цзи отвечал:
— От Хуан-бо.
Пин спросил:
— Что сказал тебе Хуан-бо?
Линь-цзи отвечал:
— Золотой бык прошлой ночью попал в грязь и пепел[3], и до сих пор никто не видел его следов.
Пин сказал:
— Золотой ветер дует в яшмовую свирель. Кто же узнает этот звук?
Линь-цзи сказал:
— Он проходит напрямик через тысячеслойные заграждения, не останавливаясь даже перед лазурным сводом неба[4].
Пин сказал:
— В этом своем вопросе ты забрался слишком высоко.
Линь-цзи сказал:
— Дракон дал жизнь золотому фениксу[5], прорвав бирюзовую лазурь.
Пин сказал:
— А ну-ка, садись пить чай![6]
Примечания
[1] Три горных пика (сань фэн). — Место с таким названием встречается в разных частях Китая, в частности, есть такие горы в пров. Цзянси близ Наньчана, т. е. неподалеку от того места, где жил Хуан-бо.
[2] Монах Пин. — Человек с таким именем (или прозвищем?) не идентифицирован.
[3] Золотой бык прошлой ночью попал в грязь и пепел (Цзинь ню цзо е цзао ту тань). — Представляется, что образ быка перекликается с металлическими бычками, играющими значительную роль в китайском фольклоре, где их наделяли способностью упорядочивать сушу и воду (ср. со способностью Бодхидхармы сдерживать потоки). Однако смысл выражения в целом остается неясным. Следующие за приведенным выражением слова «никто не видел его следов» можно понимать как намек на то, что Хуан-бо не оставляет следов в виде слов (см. вопрос Пина).
[4] Он проходит напрямик… не останавливаясь даже перед лазурным сводом неба (Чжи сю… бу чжу цин сяо-нэй). — Этой фразой Линь-цзи разъясняет, какими способностями должен обладать тот, кто может понять «звук яшмовой свирели» Хуан-бо.
[5] Дракон дал жизнь золотому фениксу (Лун шэн цзинь фэнцзы). — Дракон и феникс — привычные метафоры, соответственно для Хуан-бо и Линь-цзи.
[6] А ну-ка, садись пить чай (Це цзо чи ча). — Характерный чаньский прием возвращения собеседника к обыденной действительности.
Затем он спросил:
— А где ты был до этого?
Линь-цзи отвечал:
— У Лун-гуана.
Пин спросил:
— А как Лун-гуан в последнее время?
На этом Линь-цзи ушел.
Линь-цзи пришел к Да-цы[1]. [Да]-цы сидел в своем жилище. Линь-цзи спросил:
— Каково тебе, когда ты, выпрямившись, сидишь в своем жилище?
[Да]-цы отвечал:
— Зимняя сосна тысячелетиями не меняет свой цвет. Простой старец сорвет цветок — и во всех странах наступит весна[2].
Линь-цзи сказал:
— Сущность совершенной мудрости всегда за пределами будущего и прошлого; если разорвать цепи Трех гор, [рухнет] многослойная застава (?)[3].
[Да]-цы произнес кхэ.
Линь-цзи тоже произнес кхэ.
[Да]-цы спросил:
— Ну как?
Линь-цзи взмахнул рукавами и ушел.
Примечания
[1] Да-цы. — Имеется в виду Хуань-чжун (780–862). Прозвище «Да-цы» он получил по названию горы в пров. Чжэцзян. Да-цы был последователем Бай-чжана.
[2] Как отмечает Демьевиль (см.: Entretiens de Lin Tsi. P. 231), в ситуации с сосной внимание обращено на внутреннюю субстанцию, на «себя»; когда же идет речь о наступлении весны, то внимание практика обращено вовне; очевидно, здесь можно говорить об оппозиции «обращенность внутрь — обращенность вовне».
[3] Фраза не очень ясна, перевод предположительный. Очевидно, однако, что весь ответ Линь-цзи представляет собой параллелизм высказыванию Да-цы (о сосне) как по смыслу, так и по структуре. Что касается реалий, скрывающихся за выражением «цепи Трех гор», то, скорее всего, имеются в виду три возвышенности, расположенные в районе Янцзы выше Цзинлина (совр. Нанкин).
