— Это слова Абу Нуваса:
Всю ночь пировали мы беспутной компанией,
Бесстыдно влачили мы подолы неверия.
Мы спросили:
— А стих, в котором развязка в завязку превращается и наличность в нем проверяется?
— Это стих ал-Аши:
Среди наших дирхемов нету фальшивых,
Их вес проверять — только время терять!
Развязка здесь в том, что, по его словам, все их дирхемы хороши, однако этим утверждением он не избавляется от их взвешивания.
— А бейт, половина которого — удлинение?
— Слова ал-Бекри:
Прими динар полновесный
(Хоть в нем половины нету)
От самых великодушных
(Душой лишь и родом подлых).
— А стих, который овцы съедят, когда захотят?
РазЛУКа — оТРАВА жизни, горше оТРАВЫ нет,
ОТРАВА разлучная, разЛУКа оТРАВная!
— А какой стих, если кто его растягивать станет, на шесть ратлей потянет?
— Стих Ибн ар-Руми:
Когда начинает он дарить, то без удержу,
И просит меня сказать «Помедли!» его душе.
Говорит Иса ибн Хишам:
Мы поняли, что эти вопросы — не просто бездумные украшения и красивые ухищрения, и стали стараться до их смысла добраться. Какие решенья нашли, какие — из памяти извлекли. И я сказал ему вслед, когда он убегал:
По знаньям люди различны,
Хоть внешне они похожи.
Я думал, что я — как Радва[193]
Умом и адабом тоже.
Но где мне с тобой сравниться —
Не стоит и лезть из кожи!
ЦАРСКАЯ МАКАМА
(сорок пятая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Из Йемена возвращаясь, в родные края направляясь, ехал я ночью дорогой пустынной: слева одни лишь гиены кричали, справа одни лишь львы рычали. Когда же утро обнажило наконец свой клинок и светильником солнца озарился восток, заметил я в некотором отдалении всадника в полном вооружении. Охватил меня страх, и дрожь началась в ногах, но я собрался с духом и крикнул ему:
— Ни с места, да лишишься ты матери! Если ты нападешь на меня, знай: я хорошо вооружен, силой удара защищен и пыла аздитского не лишен! Но так уж и быть — если хочешь, я мир готов сохранить. Кто ты?
Он ответил:
— Если ты с миром ко мне идешь, товарища доброго себе найдешь.
Я сказал:
— Хорошо ты ответил, моим товарищем будь!
И мы продолжали путь. Приглядевшись к нему поближе и послушав его подольше, я понял, что это — Абу-л-Фатх Александриец. Он спросил меня, кого я знаю из самых щедрых владык. Я помянул иракских царей — тех, кто из них пощедрей, египетских, йеменских властителей благородных и множество дел их богоугодных, правителей аравийских, государей сирийских, эмиров земель хорасанских и прочих владык мусульманских, а под конец Сейфу ад-Даула[194] хвалу произнес и премного его превознес. Тогда мой спутник сказал такие стихи:
О кто по звездам искал свой путь в ночи — не спеши!
Увидишь солнце — поймешь, куда направить стопы!
Ты воспеваешь ручьи — знать, моря ты не видал;
Ужель не слышал о нем ты разговоров толпы?
Ты жемчуг чистый морской сравнишь ли с камнем простым?
Так рядом с Халафом[195] все нехороши и глупы.
Четыре качества есть особенных у него,
Взгляни — прекрасны они, его натуры столпы:
Блестяще время его, лицо его — как луна,
Его дары — словно дождь, приказ — решенье судьбы.
О, сколько я воспевал земных великих царей,
Но перед ним все они — презреннейшие рабы!
Я спросил:
— Кто же этот царь, превосходный и благородный?
Он сказал:
— Как вообразить то, чего не бывает, как высказать то, чего ум не воспринимает? Найдется ли царь, презирающий тех, кто, дирхемы раздавая, хочет снискать успех? Ведь он сам лишь золотом одаряет, не менее тысячи — и всем хватает! Динары он раздает с любовью, его огорчает только злословье! Как же такие дары казну его не разрушают, если один лишь миль[196] гору сурьмы уменьшает?! Скажи, ты когда-нибудь падал ниц пред тем, чья щедрость не знает границ, чьи мысли — над мудростью превосходство, чьи нравы — сплошное благородство, кто происходит от предков достойных и потомков оставляет пристойных, кто праведной вере беззаветно привержен, кем противник во прах повержен?!
О, если б знал я, куда стремится тот человек,
Кто эти свойства обрел и тем вознесся до звезд!
ЖЕЛТАЯ МАКАМА
(сорок шестая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Когда я возвращался домой из хаджжа, ко мне подошел какой-то юноша и сказал:
— У меня есть мужчина, которого воспитала чужбина. К семье желтолицых он себя причисляет, к неверию призывает, танцем на пальцах забавляет[197]. К тебе привело меня соображение представить тебе его положение: этот мой желтолицый сватает у тебя девицу[198], вызывающую у всех восхищение и вожделение. Если ты согласишься, у них появится отпрыск[199], который заполонит все страны, все стихии морские, все уши людские. Когда же ты покрывало дороги скатаешь и нитку пути до конца смотаешь, увидишь: тебя он опередил! Ну, какого ответа я заслужил — у себя оставляешь девицу или рука твоя увлажнится?
Говорит Иса ибн Хишам:
Искусной речи его я подивился и выполнить просьбу согласился. Он взял монету из моих рук и продекламировал:
Обманута слава рукою скупой,
А щедрая — славу влечет за собой,
Чтоб слава сияла звездой золотой.
САРИЙСКАЯ МАКАМА
(сорок седьмая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Когда в Сарийе[200] мы были в доме вали[201], вошел к нему юноша, распространявший вокруг себя аромат шафрана. Все бывшие в зале сразу вскочили, на почетное место его усадили, а спросить его имя мне помешала робость. Юноша заговорил, обращаясь к вали:
— Ну как, приложил ты старание, чтобы выполнить вчерашнее обещание, или оставил его забытым, забвенным?
Вали ответил:
— Упаси меня Боже о нем забыть, но мне помешала в этом деле причина, которую нельзя объяснить и рану которой не излечить.
Юноша возмутился:
— Послушай-ка, слишком ты это дело затянул! Я вижу, твое «завтра» все равно что «сегодня», а «сегодня» все равно что «вчера». Словно дерево ал-хилаф[202] твой ответ: цветы красивы, а плодов-то и нет!
Тут я прервал его:
— Да сохранит тебя Бог! Не Александриец ли ты?
Он ответил:
— Пусть Бог и тебя сохранит и твою отменную догадливость укрепит!
Я обрадовался:
— Добро пожаловать, повелитель красноречивых, предмет желаний всех благородных, учтивых! Я тебя повсюду искал, наконец нашел — за крыло поймал!
И мы отправились из ас-Сарийи и шли вместе, пока меня плоскогорье не поманило, а его низина не поглотила. Настал расставанья нашего срок: пошел он на запад, я — на восток. И сказал я ему вслед:
Ах, узнать бы мне, как живет мой друг,
Чья огромна слава, да мал карман.
Вчера со мною он ночь провел,
А где приют ему нынче дан?
Проклятье бедности злой: она
На него накинула свой аркан.
Пусть назначит Халаф[203] царя над ней
И покончит с нею его фирман[204]!
ТАМИМСКАЯ МАКАМА
(сорок восьмая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Меня назначили управлять одним из вилайетов[205] Сирии, а вазиром туда назначен был Сад ибн Бадр из племени фазара, что зря не растратит ни динара; начальником почты — Ахмад ибн Валид, он своей честностью знаменит; жалобы разбирал Халаф ибн Салим, которого мы за справедливость хвалим; назначили в диван переписки араба из племени саваба, сирийца поставили над казной, чтобы оплошности не допустил ни одной.
И стал этот вилайет средоточием людей благородных и местом, где они останавливаются. Прибывали они туда один за другим, так что в глазах рябило и в сердце не хватало места для всех.
Среди прибывших туда был Абу-н-Нада ат-Тамими, но ничьи глаза на нем не остановились и ничьи сердца ему не открылись. Вошел он однажды ко мне, и я по заслугам его оценил, в центре зала его усадил и затем спросил, на что устаз[206] уповает и как его жизнь протекает.
Он огляделся вокруг и сказал:
— Среди утрат, в унижении, среди низких, в презрении — так моя жизнь течет, а люди вокруг — словно ослиный помет: удача понюхает их — они смердят, хочет помочь им — а они не хотят. Клянусь Богом, поглядел я на них — и что же? Только лицом и одеждой они на людей похожи!
