Часть 2. Классическая поэзия - Коллектив авторов

Вброд идя через реку,

 лотосов я нарвал.

В орхидеевой топи

 много душистых трав.

Все, что здесь собираю,

 в дар я пошлю кому?

К той, о ком мои думы,

 слишком далекий путь.

Я назад обернулся

 глянуть на дом родной.

Бесконечно дорога

 тянется в пустоте.

Тем, кто сердцем едины,

 тяжко в разлуке жить!

Видно, с горем-печалью

 к старости мы придем.

Сияньем луны

 все ночью озарено.

Сверчок на стене

 ткать теплое платье зовет.

Ручка Ковша

 повернулась к началу зимы.

Множество звезд

 так отчетливо-ясно видны!

От белой росы

 намокла трава на лугах:

Времени года

 смениться пришла пора.

Осенних цикад

 в деревьях разносится крик.

Черная ласточка

 умчалась от нас куда?

Те, что когда-то

 росли и учились со мной,

В выси взлетели

 и крыльями машут там.

Они и не вспомнят

 о дружбе руки в руке,

Кинув меня,

 как оставленный след шагов.

На юге Корзина,

 на севере Ковш — для небес.

Небесной Корове

 ярма не наденешь вовек.

И друг, если нет

 нерушимости камня в нем, —

Пустое названье:

 что он доброго принесет!

Гнется, гнется под ветром

 тот бамбук, что растет сиротою,

Укрепившись корнями

 на уступе горы великой...

Мы с моим господином

 поженились только недавно.

Повилики стеблинка

 в этот раз к плющу приклонилась.

Как траве повилике

 вырастать указано время,

Так обоим супругам

 повстречаться час предназначен.

Я уже и от дома

 далеко выходила замуж.

Но за далями дали,

 и опять между нами горы.

Думы о господине

 очень скоро могут состарить:

Он в высокой коляске

 что же так с прибытием медлит!

Я горюю о том, что

 распускается орхидея,

От цветенья которой

 всё вокруг осветится ярко,

И что вовремя если

 орхидею сорвать забудут,

Лепестки ее следом

 за осенней травой увянут.

Господин непременно

 сохранит на чужбине верность,

И, рабе его низкой,

 мне тревожиться разве надо!

У нас во дворе

 чудесное дерево есть.

В зеленой листве

 раскрылись на нем цветы.

Я ветку тяну,

 срываю ее красу,

Чтоб эти цветы

 любимому поднести.

Их запах уже

 наполнил мои рукава.

А он далеко —

 цветы не дойдут туда.

Простые цветы,

 казалось бы, что дарить?

Они говорят,

 как давно мы в разлуке с ним!

Далеко, далеко

 в выси неба звезда Пастух,

И светла, и светла

 ночью Дева, где Млечный Путь.

И легки, и легки

 взмахи белых прелестных рук.

И снует, и снует

 там на ткацком станке челнок.

День пройдет, а она

 не успеет соткать ничего,

И от плача ее

 слезы падают, точно дождь.

Млечный Путь — Хань-Река

 с неглубокой прозрачной водой —

Так ли непроходим

 меж Ткачихою и Пастухом?

Но ровна и ровна

 полоса этой чистой воды...

Друг на друга глядят,

 и ни слова не слышно от них!

Я назад повернул

 и погнал лошадей моих прямо,

Далеко, далеко

 их пустил по великой дороге.

Я куда ни взгляну —

 беспредельны просторы, бескрайни!

Всюду ветер восточный

 колышет деревья и травы.

Я нигде не встречаю

 того, что здесь ранее было, —

Как же можно хотеть,

 чтоб движенье замедлила старость!

И цветенью и тлену

 свое предназначено время.

Потому-то успех

 огорчает неранним приходом.

Ни один человек

 не подобен металлу и камню,

И не в силах никто

 больше срока продлить себе годы.

Так нежданно, так вдруг

 превращенье и нас постигает,

Только добрую славу

 оставляя сокровищем вечным.

Та стена на востоке

 высока и тянется долго,

Извивается в далях

 неразрывным нигде заслоном.