И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот девяносто первая ночь
Когда же настала шестьсот девяносто первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Джамиль сказал сыну своего дяди, чтобы он взял девушку, и они оба увезут её ночью, и он будет ему помогать и содействовать, пока жив, и юноша, выслушав это, сказал: "О сын дяди, я раньше посоветуюсь с нею. Она умна, разумна и проницательна в делах".
"И ночь окутала землю, - говорил Джамиль, - и настала пора девушке приходить, и юноша ждал её в установленное время, но она опоздала против обычного. И я увидел, что юноша вышел из палатки и, закрыв рот, стал вдыхать веяние ветра, который дул с её стороны, и он втягивал её благоухание и произносил такие стихи:
"О ветр востока, веянье несёшь ты Из той страны, где милая обитает, О ветер, ты несёшь любимой призрак"
Не знаешь ли, когда она прибудет?"
И затем он вошёл в палатку и просидел там некоторое время, плача, а потом сказал: "О сын моего дяди, поистине с моей двоюродной сестрой произошло что-то сегодня, и случился какой-то случай, и задержало какоенибудь препятствие. Будь на месте, пока я не принесу тебе вестей", - сказал он потом и, взяв меч и щит, скрылся и отсутствовал часть ночи. А затем он вернулся ко мне, неся что-то в руках. И он крикнул меня, и я поспешил к нему, и он спросил: "О сын дяди, знаешь ли ты, в чем дело?" - "Нет, клянусь Аллахом", - отвечал я. И он сказал: "Беда поразила меня сегодня ночью в моей двоюродной сестре. Она отправилась к нам, и повстречался ей по дороге лев и растерзал её, и осталось от неё только то, что ты видишь".
И он бросил то, что было у него в руках, и это были хрящи девушки и то, что осталось от её костей" И юноша заплакал сильным плачем и, бросив свой лук, взял в руку мешок и сказал мне: "Не двигайся, пока я не приду к тебе, если захочет Аллах великий".
И он ушёл и отсутствовал некоторое время, а потом вернулся, неся в руке голову льва. И он бросил её и потребовал воды, и когда я принёс воду, он вымыл льву рот и стал целовать его, плача, и усилилась его печаль о девушке, и он произнёс такие стихи:
"О лев, самого себя в несчастия ввергнул ты - Погиб ты, но взволновал о милой печаль во мне Меня одиноким сделал ты, а был друг я ей, И брюхо земли её могилою сделал ты Судьбе говорю, меня разлукой сразившей, я:
Аллах сохрани, чтоб ей взамен не взял друга я, "О сын дяди, - сказал он мне потом, - прошу тебя ради Аллаха и долга близости и родства, которое между вами, исполни моё завещание. Ты сейчас увидишь меня перед собою мёртвым, и когда это случится, обмой меня и заверни с остатками костей дочери моего дяди в эту рубаху и похорони вас вместе в одной могиле. А на могиле нашей напиши такие стихи:
Мы жили с ней на хребте земли жизнью сладостной, Близка и она была, и дом ваш, и родина, Но злые превратности судьбы разлучили нас, Лишь саван сближает нас в утробе земли теперь"
И он заплакал сильным плачем и, войдя в палатку, скрылся на некоторое время, а потом он вышел и стал вздыхать и кричать, и затем издал единый вопль и расстался с жизнью. И когда я увидел это, мне стало тяжело, и это показалось мне столь великим, что я едва за ним не последовал от сильной печали. И я подошёл к юноше и положил его и исполнил то, что он велел мне сделать, в я завернул их обоих в саван и похоронил вместе, в одной могиле. И я провёл у их могилы три дня, а потом уехал, и я два года приезжал и посещал их, и вот какова была их история, о повелитель правоверных".
И когда выслушал ар-Рашид слова Джамиля, он нашёл их прекрасными и оказал ему милости и наградил его наградой".
Рассказ о Муавии и бедуине (ночи 691-693)
Рассказывают также, о счастливый царь, что повелитель правоверных Муавия сидел однажды в одной из своих зал в Дамаске, и окна в этом помещении были открыты со всех сторон, так что воздух входил в него отовсюду. И халиф сидел и смотрел в какую-то сторону, и случилось это в день жаркий, когда не веяло ни ветерка, и был полдень, и зной усилился. И вдруг Муавия увидел человека, который обжигался о горячую землю и подскакивал, так как шёл босой. И всмотрелся в него халиф и спросил своих собеседников: "Сотворил ли Аллах (велик он и славен!) кого-нибудь несчастнее, чем тот, кто должен быть в пути в такое время и подобный час, как этот человек?" - "Может быть, он направляется к повелителю правоверных", - сказал ктото. И халиф воскликнул: "Клянусь Аллахом, если он направляется ко мне, я одарю его, а если он обижен, я его поддержу! Эй" мальчик, встань у ворот, и если этот араб захочет войти ко мне, не мешай ему ко мне войти".
И слуга вышел, и когда араб подошёл, он спросил его: "Что ты хочешь?" И араб отвечал: "Я хочу повелителя правоверных". - "Входи!" - сказал слуга. И бедуин вошёл и приветствовал халифа..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот девяносто вторая ночь
Когда же настала шестьсот девяносто вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда евнух позволил арабу войти, тот вошёл и приветствовал повелителя правоверных, и Муавия спросил его: "Из каких ты людей, о человек?" - "Из ВенуТемим", - ответил бедуин, и халиф спросил: "А что привело тебя сюда в такое время?" - "Я пришёл к тебе, чтобы пожаловаться, и ищу у тебя защиты", - отвечал бедуин. "От кого?" - спросил Муавия. "От Мервана ибн аль-Хакама, твоего наместника", - ответил бедуин.
А затем он произнёс такие стихи:
"Муавия, щедрый вождь и мудрый и благостный,
Велик ты душой, умен и праведен и всеблаг.
Пришёл я к тебе, когда стеснились пути мои.
На помощь! Не пресекай надежды на правду ты,
Будь щедр в справедливости ты против обидчика -
Меня поразил он тем, что хуже, чем смерть моя.
Похитил Суаду он и стал мне соперником,
Насильник жестокий он, жены он меня лишил.
Хотел он меня убить, но только кончины срок
Ещё не настал и весь надел не исчерпан мой".
И когда Муавия услышал стихи, произнесённые этим человеком, изо рта которого выходил огонь, он сказал: "Приют и уют, о брат арабов! Расскажи свою историю и поведай о своём деле".
"О повелитель правоверных, - сказал тогда бедуин, - была у меня жена, и я любил её и увлекался ею, и прохлаждались мои глаза, и спокойна была моя душа. И было у меня несколько верблюдов, которыми я помогал себе, чтобы поддержать своё положение, и поразил нас недород, погубивший и ступню и копыто, и остался я ничего не имеющим. И когда уменьшилось то, что было у меня в руке, и пропало моё имущество и испортилось моё положение, я стал презренным и тяжким для того, кто желал раньше меня посетить. И отец Суады, узнав, как дурно моё положение и плох мой исход, взял её от меня и отказался от меня и выгнал меня и обошёлся со мною грубо. И я пришёл к твоему наместнику Мервану ибн альХакаму, надеясь на его поддержку. И когда он призвал отца Суады и расспросил его о моих обстоятельствах, тот сказал: "Я его совершенно не знаю". И тогда я сказал: "Да направит Аллах эмира! Если он решит призвать ту женщину и спросить её о словах её отца, станет видна истина". И Мерван послал за Суадой и велел привести её. И когда она встала меж его рук, она затронула в нем место восхищения, и он сделался мне соперником и перестал мне верить и выказал гнев и отослал меня в тюрьму. И стал я таким, точно спустился с неба и ветер занёс меня в место удалённое. А потом Мерван сказал отцу Суады: "Не хочешь ли ты женить меня на ней за тысячу динаров и десять тысяч дирхемов, и я ручаюсь, что освобожу её от этого араба!" И отец Суады соблазнился такой ценой и согласился на это, и эмир велел меня привести и посмотрел на меня, как разъярённый лев, и сказал: "О бедуин, разведись с Суадой?" - "Я не разведусь с ней", - ответил я. И эмир напустил на меня толпу своих слуг, и они стали меня пытать всякими пытками, и я не увидел бегства от развода с нею и развёлся, и эмир воротил меня в тюрьму. И я пробыл там, пока не кончился срок очищения, и тогда эмир женился на Суаде и выпустил меня, и вот я пришёл к тебе с надеждой найти у тебя защиты". И он произнёс такие стихи:
"Огонь горит в моем сердце,
И ярко он пламенеет,
И тело моё хворает,
Врача приводя в смущенье
В душе моей яркий уголь,
От угля летают искры,
Глаза проливают слезы,
И слезы текут как ливень,
И только господь всесильный
Поможет мне, и эмир мой"
И он задрожал, и у него застучали зубы, и он упал, покрытый беспамятством, и стал извиваться, как убитая змея, и когда Муавия услышал его слова и произнесённые им стихи, он воскликнул: "Преступил ибн аль-Хакам законы веры и обидел и посягнул на гарем мусульман...".
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьсот девяносто третья ночь
Когда же настала шестьсот девяносто третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда повелитель правоверных Муавия услышал слова бедуина, он воскликнул: "Преступил ибн аль-Хакам законы веры и обидел и посягнул на гарем мусульман". - "О бедуин, - сказал он потом, ты пришёл ко мне с рассказом, подобного которому я не слышал никогда!"
