ГЛАВА XII
О том, как Меджнун порвал нити дружбы с людьми, подружился с дикими зверями и встретил в пустыне полководца Науфаля
Кто эту быль узнал из первых рук,
Свои слова в такой замкнул он круг:
Когда прошли паломничества дни,
Познало племя горести одни.
Отец в оцепененье вскоре впал,
В неописуемое горе впал,
Отчаялся безумного спасти,
Вернуть его с безумного пути,
И так, в слезах, решил о сыне он:
Как знает, пусть живет отныне он!
И вот Меджнун скитается в горах,
В глухих степях, где зноем выжжен прах,
Куда идет? Не скажет, не поймет, —
Толкает сила некая вперед!
У слабого покоя боле нет,
Желанья нет и доброй воли нет.
Измученный, бредет в жару, в пыли,
Одно лишь слово говорит: «Лейли!»
Окинет землю с четырех сторон, —
Одну Лейли в сиянье видит он.
Вообразит он только лик ее —
И стройный стан уже возник ее.
И думает тогда Меджнун: «Хвала!
На кипарисе роза расцвела!»
Он о Лейли слагает сто стихов,
Сто редкостных газелей — жемчугов,
Всем рифмам красота Лейли дана,
Лейли во всех редифах названа!
И в каждом слове страсть к Лейли звенит,
И в каждом звуке власть любви пьянит.
И строчек падает жемчужный ряд, —
Они обрадуют и огорчат:
Для горя — сладость вспомнить о Лейли.
Рыдает радость, вспомнив о Лейли.
И каждый стих — великий чародей,
Смятенье сеет он среди людей,
Унылому дарит надежду вновь,
Вселяет в равнодушного любовь.
Когда блеснет в мозгу Меджнуна свет, —
Он — дивных слов кудесник, он — поэт;
Войдет безумие в свои права, —
Он говорит нелепые слова,
Бессмысленно другим внимает он,
И сам себя не понимает он.
Испепелен тоской великой он,
И как бы стал пустыней дикой он.
Рыдает горько без кручины он,
Смеется звонко без причины он.
Плоть без души, — он скорбною тропой
Бредет, весь в синяках, избит судьбой.
Опомнится на миг Меджнун, — и страх
Войдет в него, он завопит: «Аллах!»
Но странника спасительный испуг
Бесстрашная любовь прогонит вдруг…
Он плакал, как ребенок, он кричал,
И долго отзвук в горной мгле звучал.
В песках он высохшим растеньем был,
Отца и мать забыл, себя забыл.
Он муку сделал спутницей своей,
И скуки не знавал он без людей.
Он яства и питье забыл давно,
Он самоистязанья пил вино.
Он шел и шел, куда — не зная сам:
Подобен путь безудержным слезам.
Людей чуждался в страхе странном он,
Пугливым сделался джейраном он.
Он жил в степи, животных не губя:
Природу пса он вырвал из себя.
И вот газельи дружат с ним стада,
Он окружен газелями всегда,
Он с ними разговаривает вслух, —
Газелей диких он теперь пастух.
Газелей на руки порой берет,
Одну целует в лоб, другую в рот.
Дика пустыня, и земля тиха,
И волки, как собаки пастуха.
И гибель ожидала бы его,
Но бог услышал жалобы его.
В пустыне пребывал глава племен.
Был Науфаль и честен и умен.
Среди арабов редкостью он был.
Повсюду славен меткостью он был.
Владел он луком и мечом владел,
Расширил он земли своей предел…
Охотился однажды Науфаль,
Попали ловчие в глухую даль.
Охота всю пустыню потрясла:
Газелям вкруг Меджнуна нет числа,
И всякая спешит к Меджнуну дичь,
Охотничий заслышав страшный клич.
Пернатых стаи и стада зверей
Меджнуна просят их укрыть скорей.
«От гибели спаси ты!» — просят все,
Убежища, защиты просят все…
И странным происшествием таким,
Противным всем обычаям людским,
Был Науфаль безмерно удивлен:
«Что это означает? — молвил он, —
Я, кажется, в своем уме вполне!
Благоговение внушает мне
Событие, украсившее свет!
Вы тоже это видите иль нет?»
И несколько нашлось людей таких,
Которые слыхали от других,
Какая губит юношу печаль.
Их выслушав, заплакал Науфаль:
И он путем любви когда-то шел,
И он блуждал в пустыне бед и зол!
Границ не видит горю своему,
Охота опротивела ему,
Сказал: «О дивный эликсир — любовь!
Ты молнией сжигаешь мир — любовь!
Когда ты сердце жертвой изберешь,
Войти не смеет в это сердце ложь.
Вот рядом человек и дикий зверь,
И зверь к нему ласкается теперь.
Любовь! Столь чистым сделало твое
Могущество Меджнуна бытие,
Что звери в нем не видят свойств людских!
Избавился Меджнун от свойств дурных,
Лишился человеческого зла, —
И сразу дикость у зверей прошла!
Друзья! Не будем обижать зверей
И лук и стрелы бросим поскорей,
Собачьих свойств довольно в нас и так, —
Покрепче привяжите всех собак!»
И Науфаль, такой отдав приказ,
К несчастному приблизился тотчас.
Хотя в стада животных страх проник,
Меджнун остановился все ж на миг,
Приязнью к неизвестному влеком,
Как будто был он с ним давно знаком.
И Науфаль сказал ему: «Привет!»
И поклонился юноша в ответ
И молвил: «О, таким же будь и впредь!
Благословенье — на тебя смотреть,
И весь ты — солнце дружбы и любви,
Сияют верностью глаза твои.
Но странно мне: в довольстве ты живешь,
С толпой невежественной ты не схож,
Ты сыт, и людям голод не грозит, —
Зачем твоя стрела зверей разит?
Или других не знаешь ты забав,
Или мучений требует твой нрав?
Кто вправе кровь напрасную пролить
Лишь для того, чтоб душу веселить?
Наступишь на колючку в поле ты,
И закричишь от сильной боли ты.
Зачем же натянул обиды лук?
Зачем готовишь зверям столько мук?
Животным тоже душу дал аллах, —
Дыханье бога есть и в их телах.
Не будь убийцей. Стань душой добрей,
Безвинных ты не истребляй зверей».
И Науфаль, услышав эту речь,
Пред ним не постыдился наземь лечь
И молвил так, поцеловав песок:
«О ты, чей дух воистину высок,
Ты, непохожий на других людей, —
Моей душой отныне ты владей!
Я понимаю все твои слова
И принимаю все твои слова.
Не буду я преследовать стада:
Себя убью, а зверя — никогда!
И речь твоя в душе моей жива,
Но выслушай теперь мои слова».
Сказал Меджнун: «О чистый свет зари,
Благословенный свыше, — говори!»
И Науфаль ответствовал: «О ты,
Кто стал примером вечной чистоты,
О ты, кто показал мне правый путь,
Сказав: «Вражду к беспомощным забудь», —
Ты покорил мой разум навсегда,
Беспомощным не причиню вреда.
И я стремлюсь к сиянью твоему,
Но я дивлюсь деянью твоему.
Наперекор обычаям, пойми,
Ты зверям другом стал, порвав с людьми.
Ласкаешь ты зверей, людей боясь.
Ужель тебе с людьми противна связь?
Творения светило — человек,
Предвидения сила — человек!
Дрожа перед породою людской,
Ужель среди зверей обрел покой?
Я знаю, по какой причине ты
Покинул мир, живешь в пустыне ты:
Одной розовощекой ты смущен,
Одной огненноокой ты сожжен.
Но если так, прошу тебя: покинь
На время некое зверей пустынь,
И погуляй со мною в тех местах,
Где ты навек запутался в сетях,
Где дни твои в силке любви прошли!
Хочу с тобой соединить Лейли;
Благословит судьба такую цель, —
В одну вас положу я колыбель.
Нам не помогут просьбы и казна, —
Поможет нам священная война.
Подарки, деньги могут всех привлечь.
Чего не скажет злато, скажет меч.
Поможет нам небес круговорот, —
Найду я деньги, соберу народ,
Все мыслимые средства приложу,
Но этот узел бедствий развяжу,
А если будет против нас господь, —
Твою беду сумею побороть:
Тогда я сыном сделаю тебя,
Твой светлый ум и сердце возлюбя.
Но только ты друзей своих оставь,
Животных диких и ручных оставь!
Одной породы — люди все, поверь,
Природы разной — человек и зверь!..
Коль встреча с ней — желание твое,
Так приложи старание твое!»
При слове «встреча» задрожал Меджнун,
И слез горячих побежал Джейхун.
От радости страдалец ослабел,
От слабости скиталец онемел,
Улыбка на устах, в глазах вода…
И так заговорил Меджнун тогда:
«На все твои слова, мой старший друг,
Был у меня готов ответ, но вдруг
Ты слово «встреча» произнес, и мне
Все чуждым стало в дикой стороне,
И в мыслях отошел я от всего.
О, если обещанья твоего
Тебе не даст исполнить рок людской, —
Пусть служит голова моя ногой
Прославленному твоему коню,
Лицом своим — копыто заменю!»
И так друг другу выказав почет,
И видя, как друг к другу их влечет,
Обрадовались близости своей,
Один другого полюбил сильней,
И тот, кто подал о свиданье весть,
Меджнуна взять с собой почел за честь…
* * *
О ты, кто в жертву дал себя принесть
Разлуке! Слышишь о свиданье весть?
Пусть не дождется встреч твоя душа,
Но даже весть о встрече — хороша!
