— Тьфу! Чуть не угодил в яму! — сказал он себе. — Счастье, что глаза у меня зоркие — не то сломал бы себе шею!
Вдруг раздались крики. Из зарослей высунулись длинные шесты с крючьями. Мын Бан-цзе стащили с коня и связали.
— Попался, приятель! — гоготали разбойники. — Как же это ты смог увести коня нашего соседа? Ты что — одолел его в бою?
— Посмотри на него! — сказал один. — Разве ему под силу победить богатыря? Это простой воришка!
— Чего вы спорите? — вмешался второй. — Тащите его в лагерь!
Связанного Мын Бан-цзе бросили поперек седла и повезли. Несколько человек поскакали вперед, чтоб доложить о пленном.
— Пусть из этого бычка приготовят для меня отрезвляющий отвар, — распорядился главарь.
Разбойники набросились на Мын Бан-цзе, сорвали с него одежду и привязали к столбу. Один разбойник принес ведро воды, другой — таз, третий — глиняную чашку, четвертый — нож, пятый — веревку.
Первый разбойник поднес чашку ко рту Мын Бан-цзе и сказал:
— Ну-ка, выпей, приятель!
— Буду я пить всякую дрянь! — плюнул юноша.
— Это не дрянь, а конопляный отвар с луком и перцем. Выпей его, и уснешь. Не хочешь пить — не надо! Мы тебе выльем на голову ведро холодной воды, потом рассечем грудь, вынем сердце и сделаем из него отрезвляющий отвар для нашего вана!
— Мне не к спеху! — презрительно сказал юноша. — А ваш ван может и подождать!
— Хочешь, чтоб тебя отхлестали? — пригрозил другой разбойник и замахнулся веревкой.
— Видно, Мын Бан-цзе погибнет здесь, и никто о нем не узнает! — в отчаянии воскликнул юноша.
И как раз в этот момент мимо проходил главарь разбойников из соседних гор. Услышав слова «Мын Бан-цзе», главарь крикнул:
— Остановитесь!
Он подошел к пленнику, посмотрел ему в лицо и воскликнул:
— Это же мой брат! Отпустите его!
Разбойники отвязали юношу и вернули ему одежду, а сами бросились докладывать своему вожаку.
— Брат мой, если бы не ты — я бы уже отправился на тот свет! — говорил между тем растроганный Мын Бан-цзе.
Вскоре к месту происшествия прибыли главари с четырех окрестных гор. Первого звали Ху Тянь-бао, второго — Ху Тянь-цин, третьего — Сюй Цин, а четвертого, который ел человечьи сердца, — Цзинь Ху.
— Старший брат, откуда вы знаете этого воришку? — удивлялись они.
— Пошли в главную ставку, там я вам все расскажу, — пообещал брат Мын Бан-цзе, которого здесь звали Юэ Чжэнь Золотой Халат, и, обратившись к юноше, добавил: — Я уже несколько раз приглашал тебя ко мне, но ты все отказывался, ссылаясь на то, что у тебя престарелый отец. Куда ты шел и как попал к нам? Надо было сразу назвать свое имя, и никто бы тебя не тронул.
— Прости, брат, что не вспомнил о тебе, — проговорил Мын Бан-цзе. — Мне было так тяжело, что я вообще ни о чем не хотел думать!
— У тебя горе?
Мын Бан-цзе рассказал, как Лю Ни убил его отца, как потом ему самому пришлось бежать и как он задумал пробраться к Юэ Фэю.
— Вот оно что! — воскликнул Юэ Чжэнь.
— Старший брат, мы и сами можем отомстить за Бан-цзе! — вмешался в разговор Ху Тянь-бао. — Зачем еще ездить к какому-то Юэ Фэю?
— Юэ Фэй честный и преданный государю человек! — возразил Мын Бан-цзе. — Неужели вы о нем не слышали?
— Слышали! — раздались голоса.
— По-моему, разбойный промысел не сулит ничего хорошего, — продолжал Мын Бан-цзе. — Собирайте лучше свои войска, и давайте пойдем служить под знамена Юэ Фэя. Если он действительно герой, мы сможем прославиться и приумножить славу предков. Если нет — снова уйдем в горы.
— Так и сделаем, — одобрил Юэ Чжэнь, — я сам об этом подумывал.
Он приказал другим главарям собрать своих людей, провиант и казну и приготовиться к походу. На следующий день десятитысячное войско спустилось с гор и двинулось к заставе Оутангуань.
Наступил праздник пятнадцатого числа седьмого месяца, во всех лагерях Юэ Фэя военачальники готовились к жертвоприношениям.
Ню Гао потихоньку сказал Цзи Цину:
— Здесь народу видимо-невидимо, разве духи спустятся сюда и примут наши жертвы? А что, если мы уйдем в горы?
Они велели телохранителям забрать короба с фруктами и снедью и выехали из лагеря.
Когда добрались до гор, Ню Гао сказал:
— Брат, я остановлюсь возле этой горы, а ты поезжай к другой. Окончим жертвоприношения — выпьем.
Цзи Цин не возражал.
— Ню Гао отослал своих воинов и, помянув мать, немного поплакал. Услышав его причитания, Цзи Цин расстроился и тоже всплакнул.
Покончив с жертвоприношениями, они сожгли бумажные деньги и велели телохранителям принести вино и закуски.
Осушили по нескольку кубков, и Ню Гао предложил:
— Давай сыграем в застольный приказ, а то просто так пить скучно.
— Что ж, начинай.
— Хорошо, я буду объявлять приказы — только ты выполняй! — Ню Гао на минуту задумался, потом сказал: — Вот тебе тема — «луна». Прочти о ней стихотворение. Прочтешь — хорошо, не прочтешь — штраф десять больших чашек вина.
— Слушаюсь! — Цзи Цин поднял чашку с вином и нараспев прочитал:
По небу круглая
Плывет луна меж звезд,
Она и диском
И рожком быть может.
Вот если б голову приделать к ней
И хвост —
Была бы с белой
Черепахой схожа.
Ню Гао рассмеялся:
— Ишь чего выдумал! Разве черепаха может быть такой большой и белой, как луна? Штраф! Штраф!
— Ладно, пью пять чашек, — объявил Цзи Цин.
— Нет, десять!
— Хорошо, пусть будет десять. Теперь твоя очередь.
— Читаю, слушай.
Ню Гао тоже наполнил чашку и прочитал:
До краев наполнен кубок —
В небе полная луна.
Не она ль, цветы раздвинув,
Угодила в кубок мой?
Я, поэт, стихи читаю
И готов отпить вина
Так, чтоб осушить весь кубок
С потонувшею луной!
— Ты мне голову не морочь! — оборвал его Цзи Цин. — Луна высоко в небе, как она может утонуть в твоем кубке? И как ты ее проглотишь? Ты бы хоть кубок проглотил!
— Как это можно глотать кубок?
— Не можешь — пей десять чашек вина.
— И выпью! — Ню Гао опрокинул подряд шесть чашек и встал.
— Куда? А остальное кто будет пить? Не хочешь выполнять приказ?
— Почему? Я не отказываюсь! Нужда приперла!
Ню Гао отошел немного в сторону и начал мочиться в густую траву. Вдруг в ней что-то зашевелилось. Пригляделся — а это человек! Ню Гао набросился на него, скрутил и притащил к Цзи Цину:
— Брат Цзи, я поймал шпиона!
— Везет же тебе, брат Ню! — воскликнул восхищенный Цзи Цин. — Даже по нужде идешь, а совершаешь подвиги!
Пойманного привели в лагерь, и Ню Гао доложил Юэ Фэю:
— Господин юаньшуай, я поймал шпиона.
— Привести его!
Пленного ввели и поставили на колени. Притворившись пьяным, Юэ Фэй вытаращил на него глаза и крикнул:
— Болваны! Кого вы схватили? Живо развязать! — и обратился к пойманному: — Чжан Бао, я тебя послал в Шаньдун, а ты почему спрятался в горах? Где мое письмо?
Пленник молчал.
— Потерял, наверное? — грозно спросил Юэ Фэй. — Боялся попасться мне на глаза?
— Виноват! — пробормотал тот.
— Пес паршивый! — выругался Юэ Фэй. — Сейчас я напишу другое. Смотри больше не теряй — иначе провалишь мне великое дело!
Юаньшуай приказал разрезать пленнику икру на ноге и засунуть в отверстие письмо, закатанное в восковой шарик и завернутое в промасленную бумагу.
— Теперь иди! — приказал юаньшуай, когда ногу пленного туго перевязали. — Не доставишь письма — голову с плеч долой.
Глядя на эту сцену, Ню Гао недоумевал: ведь настоящий Чжан Бао стоял позади юаньшуая! Даже если бы Юэ Фэй был сильно пьян, он не мог бы обознаться! Когда человек ушел, Ню Гао не вытерпел и спросил:
— Господин юаньшуай, почему вы этого шпиона называли Чжан Бао?
— Где тебе понять! — улыбнулся Юэ Фэй. — Военная хитрость! Если бы я убил этого шпиона, не получил бы никакой пользы. Я давно собирался вступить в Шаньдун, но боялся, что, пока буду там, цзиньские войска нападут на заставу Оутангуань. Вот я и хочу, чтобы он помог выполнить мой план.
Восхищенные военачальники воскликнули:
— Вы божественно мудры, господин юаньшуай! Разве кто из нас мог постигнуть ваш замысел?
А Юэ Фэй между тем послал разведчиков в Шаньдун разузнать, что там делает Лю Юй. Но об этом пока рассказывать не будем.
Человек, которого поймал Ню Гао, действительно был цзиньским шпионом. Его подослал Учжу, и звали его Хурми.
Когда Хурми вернулся в лагерь чжурчжэней и предстал перед Учжу, тот поглядел на его изможденное пожелтевшее лицо и подумал: «Должно быть, заболел в дороге и не смог вернуться вовремя».
