И Али осмотрелся и увидел торговца сладостями и купил у него сладкого, а потом он кликнул детей; и вдруг Ахмед-аль-Лакит прогнал от него других детей, а сам подошёл и спросил Али: "Чего ты хочешь?" И Али ответил: "У меня был ребёнок, и он умер, и я увидел во оно, что он просит сладкого, и вот я купил сладкого и хочу дать каждому мальчику по куску". И он дал кусок Ахмеду-аль-Лакиту, и тот посмотрел на сладкое и увидел приставший к нему динар и сказал Али: "Уходи, нет во мне мерзости, - спроси про меня людей". И Али сказал ему: "О дитя моё, только ловкач даёт плату и только ловкач берет плату. Я кружил по городу и искал казарму Ахмеда-ад-Данафа, по никто мне её не указал. Этот динар - тебе плата, если ты мне укажешь казарму Ахмеда-ад-Данафа". - "Я побегу впереди тебя, - сказал тогда Ахмед, - а ты побежишь сзади меня, и когда я подойду к казарме, я подцеплю ногой камешек и брошу его в ворота, и ты узнаешь их".
И мальчик побежал, и Али бежал за ним, пока он не взял ногой камень и не бросил им в ворота казармы, и тогда Али узнал их..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот одиннадцатая ночь
Когда же настала семьсот одиннадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Ахмед-аль-Лакит побежал перед ловкачом Али и показал ему казарму и Али узнал её, он схватил мальчика и хотел вырвать у него динар, но не смог. И тогда он сказал ему: "Иди, ты заслужил награду, так как ты мальчик острый, с полным разумом и храбрый. Если захочет Аллах, когда я стану начальником у халифа, я сделаю тебя одним из моих молодцов".
И мальчик ушёл, а что касается Али-Зейбака каирского, то он подошёл к казарме и постучал в ворота, и Ахмед-ад-Данаф сказал: "О надсмотрщик, открой ворота, это стук Али-Зейбака каирского". И надсмотрщик открыл ворота, и Али вошёл к Ахмеду-ад-Данафу, и тот приветствовал его и встретил объятиями, и его сорок человек тоже поздоровались с Али; а потом Ахмед-ад-Данаф одел его в роскошную одежду и сказал: "Когда халиф сделал меня у себя начальником, он одел моих молодцов, и я оставил для тебя эту одежду". И затем они посадили Али на почётное место и принесли еду и поели, и принесли напитки и выпили, и пили до утра, и потом Ахмедад-Данаф сказал Али-Зейбаку каирскому: "Берегись ходить по Багдаду, а, напротив, оставайся сидеть в этой казарме". - "Почему? - спросил Али. - Разве я пришёл, чтобы запереться? Я пришёл только для того, чтобы гулять". - "О дитя моё, - сказал Ахмед-ад-Данаф, - не думай, что Багдад подобен Каиру. Это - Багдад, местопребывание халифа, и в нем много ловкачей, и ловкость растёт в нем, как овощи растут на земле".
И Али оставался в казарме три дня, и потом Ахмедад-Данаф сказал Али каирскому: "Я хочу приблизить тебя к халифу, чтобы он назначил тебе жалованье". - "Когда придёт время", - ответил Али. И Ахмед оставил его.
И в один из дней Али сидел в казарме, и сжалось у него сердце, и стеснилась его грудь, и он сказал себе: "Пойди пройдись по Багдаду, чтобы твоя грудь расправилась".
И он вышел и стал ходить из переулка в переулок и увидел посреди рынка лавку, и вошёл туда, и пообедал, и вышел, чтобы вымыть руки, - и вдруг он увидел сорок рабов со стальными мечами и в войлочных куртках, и они ехали по двое, и сзади всех была Далила-Хитрица, которая ехала на муле, и у неё на голове был покрытый золотом шлем со стальным шаром, и была у неё кольчуга и прочее, что подходит к этому.
А Далила ехала из дивана, возвращаясь в хан, и, заметив Али-Зейбака каирского, она всмотрелась в него и увидела, что он похож на Ахмеда-ад-Данафа длиной и шириной, и на нем плащ и бурнус, и у него стальной шлем и прочее в этом роде, и храбрость блещет на нем, свидетельствуя за него, а не против него.
И Далила поехала в хан и свиделась там со своей дочерью Зейнаб и принесла доску с песком, и когда она рассыпала песок, вышло, что имя этому человеку Али каирский и что его счастье превосходит её счастье и счастье её дочери Зейнаб.
"О матушка, что тебе явилось, когда ты гадала на этой доске?" - спросила её Зейнаб. И Далила сказала: "Я видела сегодня юношу, который похож на Ахмеда-адДанафа, и боюсь, что он услышит, что ты раздела Ахмеда-ад-Данафа и его молодцов, и придёт в хан и сыграет с нами штуку, чтобы отомстить за своего старшего, и отомстит за его сорок приближённых. И я думаю, что он живёт в казарме Ахмеда-ад-Данафа". - "Что это такое? - сказала её дочь Зейнаб. - Мне кажется, что ты все о нем обдумала".
И затем она надела самое роскошное из бывших у неё платьев и вышла пройтись по городу; и когда люди её увидали, они стали в неё влюбляться, а она обещала, и клялась, и слушала, и повергала людей. И так она ходила с рынка на рынок, пока не увидела Али каирского, который подходил к ней, и тогда она толкнула его плечом, и обернулась, и воскликнула: "Да продлит Аллах жизнь людей разума! Как прекрасен твой образ!" - "Чья ты?" - спросил Али. И Зейнаб ответила: "Такого же щёголя, как ты". - "Ты замужняя или незамужняя?" - спросил Али. "Замужняя", - ответила Зейнаб. И Али спросил: "У меня или у тебя?" - "Я дочь купца, - сказала Зейнаб, - и мой муж тоже купец, и я в жизни никуда не выходила раньше сегодняшнего дня. Дело в том, что я состряпала кушанье и решила поесть, но не нашла в себе к этому охоты. А когда я увидела тебя, любовь к тебе запала мне в сердце. Возможно ли, чтобы ты пожелал залечить моё сердце и съел у меня кусочек?" - "Кто приглашает, тому должно внять", - сказал Али. И Зейнаб пошла, и он следовал за нею из переулка в переулок, а потом он сказал себе, идя за ней: "Что ты делаешь? Ты - чужеземец, а в преданиях сказано: "Кто совершит блуд на чужбине, того сделает Аллах обманувшимся". Но отстрани её от себя мягко".
"Возьми этот динар, и пусть это будет в другое время", - сказал он. И Зейнаб воскликнула: "Клянусь величайшим именем Аллаха, невозможно, чтобы ты не пошёл со мной сейчас домой, и я тебе удружу!"
И Али следовал за нею, пока она не пришла к воротам дома с высокими сводами, и засов на воротах был задвинут. "Открой этот засов!" - сказала Зейнаб. И Али спросил: "А где ключ?" - "Пропал", - ответила Зейнаб; и Али сказал: "Всякий, кто открыл засов без ключа, есть преступник, и судье надлежит проучить его, и я не знаю, чем бы открыть его без ключа".
И Зейнаб приподняла с лица изар, и Али посмотрел на неё взглядом, оставившим в нем тысячу вздохов, а затем она накинула изар на засов и произнесла над ним имена матери Мусы, и открыла его без ключа, и пошла, и Али последовал за нею и увидел мечи и оружие из стали.
И Зейнаб сняла изар и села рядом с Али, и тот сказал про себя: "Возьми сполна то, что определил тебе Аллах!" И затем он склонился к ней, чтобы взять поцелуй с её щеки, но она приложила к щеке руку и сказала: "Нет удовольствия иначе, как ночью!"
И она принесла скатерть с кушаньем и вином, и оба поели и выпили, а потом Зейнаб вышла и, наполнив кувшин водой из колодца, полила её Али на руки, и тот вымыл их. И когда это было так, Зейнаб вдруг ударила себя по груди и воскликнула: "У моего мужа был перстень с яхонтом, заложенный за пятьсот динаров, и я надела его, и он оказался широк, и я сузила его воском, и когда я опускала ведро, перстень упал в колодец. Ты обернись к двери, а я разденусь и спущусь в колодец, чтобы достать его". - "Стыдно мне, чтобы ты спускалась, когда есть я, - сказал Али. - Никто не спустится, кроме меня".
И он снял с себя одежду и привязался к верёвке, и Зейнаб спустила его в колодец. А там было много воды, и Зейнаб сказала ему: "Верёвки не хватает, но ты отвяжись и спускайся". И Али отвязался и спустился в воду и погрузился в неё на несколько сажен, но не достал до дна колодца, а что касается Зейнаб, то она надела изар, взяла одежду Али и пошла к своей матери..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот двенадцатая ночь
Когда же настала семьсот двенадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Али каирский спустился в колодец, Зейнаб надела изар, взяла его одежду и пошла к своей матери и сказала ей: "Я раздела Али каирского и бросила его в колодец эмира Хасана, хозяина дома, и не бывать, чтобы он освободился".
Что же касается эмира Хасана, хозяина дома, то он в это время отсутствовал и был в диване, и, придя, он увидел, что его дом открыт, и сказал конюху: "Почему ты не задвинул засов?" - "О господин, я задвинул его своей рукой", - ответил конюх. И тогда эмир воскликнул: "Клянусь жизнью моей головы, в мой дом вошёл вор!"
И эмир Хасан вошёл и осмотрелся в доме и не увидел никого, и тогда он сказал конюху: "Наполни кувшин, я совершу омовение". И конюх взял ведро и опустил его и потянул - и почувствовал, что оно тяжёлое, и тогда он заглянул в колодец и увидел, что в ведре что-то сидит. И он снова бросил ведро в колодец, говоря: "О господин, ко мне вылез ифрит из колодца!" И эмир Хасан сказал ему: "Пойди приведи четырех факихов, которые почитают над ним Коран, чтобы он ушёл".
И когда конюх привёл факихов, эмир Хасан сказал им: "Встаньте вокруг этого колодца и почитайте над ифритом". А потом пришли раб и конюх и опустили ведро, и Али каирский уцепился за него и спрятался в ведре, и, выждав, пока его подтянут к ним близко, он выпрыгнул из ведра и сел между факихами. И те начали бить друг друга по щекам и кричать: "Ифрит, ифрит!" Но эмир Хасан увидал, что это юноша из людей, и спросил его: "Ты вор?" - "Нет", - отвечал Али. И эмир спросил: "Почему ты спустился в колодец?" - "Я спал и осквернился, - отвечал Али, - и я вышел, чтобы помыться в реке Тигре, и нырнул, и вода затянула меня под землю, так что я вышел из этого колодца". - "Говори правду", - сказал эмир Хасан. И Али рассказал ему обо всем, что случилось, и тогда эмир вывел его из дома в старой одежде.
