Нередко «тама» имели личные имена типа упомянутых в данной сказке. Это связано с древними народными формами-заговорами или запретами, игравшими заметную роль в обрядовой культуре японцев. Значительная часть таких заговоров сохранилась в несенной народной лирике поэтической антологии «Манъ-ёсю» (VIII в.).
Лисы и барсуки считались в Японии животными-оборотнями. Часто их проказы заключитесь в том, что они подстерегали на дороге одинокого путника и начинали окликать его на все лады: и страшным голосом демона, и ласковым девичьим голоском, а нередко и голосами родителей.
Симидзу — город в преф. Сидзуока. О богине Каннон см. примеч. 3 к № 8.
Не исключено, что в данной сказке имеются в виду семь трав, наделенные, по поверьям, особой магической силой. К ним относились: петрушка, мокричник, репа, пастушья сумка, глухая крапива, редька и сушеница. Считалось, что пища, приготовленная из семи магических трав, обладала целебной силой и была связана с продуцирующей магией.
В главном доме селения жил деревенский старейшина, обязанный оказывать помощь всем жителям селения.
О-Цуки-сама — персонаж многих японских сказок. По значению и роли в японском фольклоре близок к Небесному правителю (см. примеч. 3 к № 6). Имя божества состоит из трех компонентов: префикса вежливости «о», слова «цуки» в значении «луна» и суффикса вежливости «сама». Последний нередко присоединяется к именам синтоистских божеств с целью подчеркнуть их особую почитаемость.
Имеются в виду Индия, Китай, Япония.
Город Мориока находится на северо-востоке о-ва Хонсю, в преф. Иватэ, где и была записана данная сказка.
Имена героев сказки имеют значение «первый сын», «второй сын», «третий сын». Это наиболее распространенный прием для называния в японских сказках. Из трех имен особой популярностью пользуется имя Сабуро, которое стало определенным символом для японцев, как Иван для русских, Жан для французов, Ганс для немцев и т. д.
Буддийский мотив перерождения души здесь служит для счастливой развязки. Погибшая красавица, перевоплотившись после смерти, снова становится женой героя. Согласно буддийским воззрениям, брачные узы были настолько крепки, что связывали супругов в нескольких рождениях.
Край Омура находится возле залива Омура в преф. Нагасаки.
Жрицы — мико (девы, посвятившие себя богам) исполняли священные ганцы и другие обряды в синтоистских храмах. Бродячие мико — шаманки занимались прорицанием и врачеванием недугов. Считалось, что они могут угадать причину болезни и вылечить ее при помощи камлания и других магических средств.
В японских сказках, как и в русских, мертвеца можно воскресить «живой» водой. Для оживления также служит «живая» игла, поскольку уколы иглами применяются в народной медицине.
Полы в жилых комнатах покрывают циновками, представляющими собой толстый соломенный мат стандартной величины (примерно 1,5 кв. м), покрытый плетеным тростником и по краям обшитый материей. Площадь комнаты в Японии измеряется количеством циновок. Восемь циновок — около 16 кв. м.
Змеиное око, которым вскармливают ребенка, рожденного змеей-оборотнем от человека, — частый мотив японской сказки о чудесной жене-змее.
См. примеч. 1 к № 33.
См. примеч. 3 к № 33.
В пародийной форме воспроизводится буддийская молитвенная формула «Нама Амида буцу» — «Слава будде Амидабхе» (яп. Амида).
См. примеч. к № 9.
Имеется в виду девятый месяц по лунному календарю. Разница исчисления времени по лунному и григорианскому календарю составляет примерно полтора месяца. Таким образом, девятый лунный месяц соответствует июлю — августу по григорианскому календарю.
См. примеч. 1 к № 23.
Волшебная колотушка, согласно синтоистским представлениям, принадлежала богу счастья и богатства Дайкоку (см. примеч. 4 к № 8). В данной сказке волшебная колотушка выступает в роли чудесного предмета для приобретения всякого рода богатства. В сказочной интерпретации она способна принести достаток только в сочетании с другим волшебным предметом — парчовым мешком. В такой функции волшебная колотушка в произведениях фольклора встречается нечасто.
В сказке Индия находится недалеко и отделена только широкой рекой, которая как бы служит границей между фантастическим миром и обычным, земным.
Согласно мифологическим и религиозным представлениям народов Восточной Азии, деревья были одушевлены и наделены божественной силой. В произведениях народного творчества они обладают способностью принимать человеческий облик и даже заключать брак с людьми.
С давних пор в Японии существовало поверье, что сон, приснившийся в новогоднюю ночь, является вещим. Для того чтобы сон был «счастливым», под подушку клали картинку с изображением «лодки сокровищ», на которой, как считали, плывут семь богов счастья — самые популярные синтоистские божества или фантастические звери баку, пожирающие дурные сны. Если же сон все-таки оказывался дурным, картинку пускали по воде, тем самым отгоняя его. В новогоднюю ночь желательно было увидеть определенные предметы: гору Фудзи, что означало успех в делах, сокола — символ преодоления невзгод или баклажаны — они принесут богатство. О вещем сне даже бытовала поговорка: «Первое — Фудзи, второе — сокол, третье — баклажан». Существовала примета, что о новогоднем сне рассказывать нельзя, иначе он не сбудется. Однако был распространен обычай «продажи» счастливых снов, и тогда счастье как бы переходило к тому, кто его купил.
Имеется в виду обязательный атрибут традиционного японского Нового года — «кадомацу» (досл. «сосна у входа»). Кадомацу считалось формой приветствия новогоднего божества. Украшение делали из сосны, бамбука, рисовой соломенной веревки, нередко в кадомацу вплетались ветки папоротника, подвешивались мандарины, а в некоторых районах пучки водорослей и сушеная креветка. Каждый компонент кадомацу имел свою благопожелательную символику: сосна была символом долголетия, бамбук — стойкости, соломенная веревка считалась оберегом от несчастий, мандарин — символом долгожительства для семьи, ветви папоротника — чистоты и плодовитости, водоросли — счастья, креветка считалась символом долгожительства для представителей живущего поколения.
Первый день Нового года считался днем самых веселых и шумных развлечений. Одним из них была игра девочек и молодых женщин в волан, которая заключалась в подбрасывании нарядной ракеткой пестрого мячика.
В данной сказке наблюдается некоторое временное переосмысление новогоднего развлечения мальчиков — запуска воздушных змеев. В действительности же в календарной обрядности японцев эта игра относилась к развлечениям 1-го дня 1-го месяца. В этот день в небо поднималось множество змеев, сделанных из бумаги и бамбуковых планок. Каждый из них имел самобытный рисунок: на них изображались журавли и фантастические животные, воины в доспехах и прекрасные дамы. Нередко между воздушными змеями устраивались бои.
Имеется в виду праздник 3-го дня 3-го месяца, известный под названием «момо но сэкку» («праздник персиков») или «хина-мацури» («праздник кукол»), Хина-мацури считался праздником девочек. Особенностью праздника был обычай устраивать в домах, где росли дочери, выставки богато одетых кукол. На специальной подставке из трех, пяти или семи ступеней выставлялись куклы, изображающие императора и императрицу в старинных одеждах, придворных дам, музыкантов, сановников двора и, кроме того, миниатюрные предметы обихода: паланкин, подносы с лакомствами и т. д. Куклы (чаще всего их было пятнадцать) не были предназначены для игры. Они передавались из поколения в поколение как настоящее произведение искусства.
Речь идет о весеннем празднике дня рождения Будды, Камбуцуэ, который отмечался в 8-й день 4-го лунного месяца. Он известен также как праздник цветов, так как, согласно легенде, Будда родился в тот момент, когда его мать собиралась переломить стебель цветка. Кроме того, праздник рождения Будды приходился на период цветения сакуры. Камбуцуэ считался храмовым праздником и имел сложную систему обрядовых действий.
