О караульщиках своих жен
Кто охранять стрекоз возьмется
Иль воду наливать в колодцы,
Пусть за женой следить берется.
* * *
День-два хороших, сто плохих
У глупых стражей жен своих.
Коль истинно честна жена,
За нею слежка не нужна,
А коль жена блудлива, лжива.
То своего добьется живо.
Какой ни учреди надзор,
Возьми все двери на запор,
Ставь караульных у ворот, —
Она всех за нос проведет.
И в башню заточи, иная
Родит младенца, как Даная.
А Пенелопу — без надзора —
Хоть осаждали ухажеры,
Но мужу двадцать лет она,
В разлуке с ним, была верна!
Кто знает, что наверняка
Ни разу не бывал пока
Женой обманут, что жена
Заботлива, добра, нежна,
И не боится он измены,
Тот истинно супруг блаженный.
Хоть будь красавицей жена,
Но если дурой рождена,
С ней, как с глухой кобылой, мука:
Как ни причмокивай, ни нукай, —
Пошел на ней пахать, — бог мой! —
Бороздки ни одной прямой!
Жена, что служит всем примером,
К таким привержена манерам:
Глаз на мужчину не поднимет,
Словца любезного не примет,
Боясь, что льстивый хват-угодник —
Злой волк в овечьей шубе — сводник…
Париса некогда сама Елена не сведи с ума,
Дидона не прельстись Энеем, —
Судьба была б добрей к обеим!
Где смотрит муж сквозь пальцы, там
Жену с чужим он сводит сам:
Там кошке смех и плач мышам.
* * *
Хоть любодействуй в наши дни,
Хоть походя кого толкни, —
Оно теперь и не грехом
Считается, а пустяком!
И в грешном Риме святость брака
Не смели осквернять, однако —
Что Цезаревы нам законы,
Что Юлиевы нам препоны?!{41}
Дом, где хозяин Ганс-тюфяк, —
Содом: «Ты дура!» — «Сам дурак!»
«Ты начала!» — «Молчи!» — «Отстань!»
Так день-деньской раздоры, брань, —
Летит горшок, шумовка, тяпка,
А муженек, растяпа, тряпка,
Лицо — в ладонь и норовит
Прикинуться, что крепко спит.
Стар иль во цвете лет супруг,
Все женам нынче сходит с рук,
Все переварит муж-ублюдок, —
Луженым стал мужской желудок!
Мужья, подобные Катону{42},
Который в Риме в годы оны
По доброй воле был рогат,
Жену свою сдав напрокат, —
Не станут плакать, в драку лезть,
Супружества спасая честь.
Коль муж, уверясь, что жена
Заведомо пред ним грешна,
Жить продолжает с нею, он,
Я полагаю, не умен:
Он сам способствует жене
И впредь блудить на стороне.
Язвят соседи: — Не иначе,
Как в доле он с женою падшей,
И, с ней деля барыш развратный,
Он любит слушать, вероятно,
Кладя доходец в кошелек,
Ее слова: «Мой муженек,
Мой Гансик, знай, что из мужчин
Мне всех желанней ты один!..»
С ума все кошки сходят, лишь
Отведают впервые мышь,
А женщины, вкусив однажды
Любви с другим, любовной жажды
Не могут утолить: чем чаще,
Тем грех прелюбодейства слаще!
Что стыд, что честь, что мужа власть?
С мужчиной новым жарче страсть!
Поэтому мужьям и нужно
Жить с женами в согласье, дружно,
Чтоб повода не подавать им
Ко внесупружеским объятьям.
С женою обращайся ровно,
Порадуй ласкою любовной,
Не ссорься с ней по пустякам,
Не доверяй клеветникам,
Но, чтоб не каяться потом,
Зови гостей пореже в дом!
Знай: чем жена твоя пригожей,
Тем осторожней будь и строже —
Ведь мир коварством, ложью жив,
И каждый скрытен и фальшив.
В дом к Менелаю не вотрись,
Прельщен Еленою, Парис,
С женой остался б царь спартанский —
И не было б войны Троянской.
Когда б, уйдя на ту войну,
И Агамемнон-царь жену
Не оставлял бы на Эгиста,
С ней бывшего в связи нечистой,
С войны вернувшись, дома он,
Конечно б, не был умерщвлен,
Кандавл{43}-царь, глупец другой,
Супругой хвастался нагой:
Кто рай укромный ценит мало —
Его разделит с кем попало.
Спокойней в браке те живут,
Кто реже в дом гостей зовут,
Особенно льстецов, пройдох,
Способных на любой подвох.
Слыви скупее всех скупцов —
Не высидишь чужих птенцов.
Гость, что за пазухой приносит
Гадюку, — он ее подбросит!
Не медли — это враг твой злой:
Такого — из дому метлой!
Ума набраться рад бы всяк,
Но, если глуп ты, как гусак,
Умней не станешь — так иль сяк!
* * *
Тот, кто, внимая мудрецам,
Ума не приумножит сам, —
Дурак: все знать он хочет, но
Все ему слишком мудрено.
Глупцов легко распознавать:
Что увидали — то и хвать!
Известно испокон веков:
Новинка — слабость дураков.
Но и новинка старой станет —
И вот уже другая манит.
Куда б глупец ни ездил, он
Все так же глуп, непросвещен.
Так гусь иной через забор
Перелетит в соседний двор —
Сюда нога, туда нога, —
Спроси, что видел: «Га-га-га!»
Поехать в Павию, иль в Рим,
Иль даже в Иерусалим{44},
Скажу, — заслуга небольшая.
А, знания приумножая,
Чужие посещать края
Считаю делом добрым я.
Но если даже привезешь
И сотню крестиков{45}, ты все ж
Не будешь доблестью отмечен,
Ибо тебе хвалиться нечем,
Коль столько стран ты обошел,
А глуп остался, как осел.
Не изучил бы Моисей
Египетской науки всей{46},
И Даниил бы не был склонен
Усвоить мудрость вавилонян{47}, —
О них не знал бы мир земной!..
Придет на исповедь иной
Очиститься, — мол, совесть жжет, —
А сам хитрит, лукавит, лжет,
И так уйдет с душою черной.
Гляди — унес на шее жернов!
Того, кто шпорит то и дело
Осла, горланя обалдело,
Считать ослом ты можешь смело!
* * *
Дурак осла или ослицу
Намерен вскачь пустить и злится,
И, трезвый будь или хмельной,
Рычит на всех, как пес цепной:
«Ρр… рррр!» Он, по-собачьи злобен,
Людей встречать лишь так способен
И думает, что страшен всем:
«Прррочь! Ррррастеррзаю!» А меж тем
Прохожий, размышляя здраво,
Махнет рукой: «Взбесился, право!
Судьба ли нас карает злая,
Таких болванов насылая,
Забыв, что видывали многих
И раньше мы скотов двуногих?!»
Лишает гнев рассудка нас —
Не знаем, что творим подчас.
Быть должен сдержан человек.
Архит{48} — ученый, мудрый грек,
Лишь доведет его, бывало,
Слуга до белого накала,
Кричал: «Не будь я в гневе яром,
Уж это не сошло бы даром!»
Так и Платон, так и Сократ
Собой владели, говорят.
Кто прав, становится неправ,
Терпенье в гневе потеряв.
Впадает в грех, кто был несдержан,
Кто гневу быстрому подвержен.
И благочестью гнев вредит:
Что за молитва, коль сердит?
Лишась тигрят своих, тигрица
Не так, пожалуй, разъярится,
Как вспыльчивые дураки,
Что на внезапный гнев легки!
Ум и в седле уравновешен,
Гнев на осле несется, взбешен.
Самодовольство и самонадеянность
Коль мы, упорствуя, проказим
И дерзко в гнезда птичьи лазим,
То часто шлепаемся наземь.
* * *
Того изранит куст колючий,
Кто мнит, что он всегда всех лучше,
Что стал во всем он знатоком
И не нуждается ни в ком.
Однако на прямом пути
Не будет знать, куда идти,
А в месте новом, незнакомом
Заблудится он рядом с домом.
В беде таким зазнайкам худо:
Нет помощи им ниоткуда!
Пожалуй, может впасть и в ересь
Глупец, в себе одном уверясь:
«Я, мол, в делах житейских дока, —
Всех благ добьюсь, взлечу высоко!»
Дурак, взобравшийся повыше,
На дерево или на крышу,
Мечтал о славе, остолоп,
Но с высоты вдруг наземь шлеп!
Для корабля страшнее бурь
Самоуверенность и дурь.
Всем, кто к советам глух, — беда:
Не преуспеют никогда!
Не верил Ною мир, и вот —
Потоп унес людей и скот!
За то, что жил беспутно очень,
Корей землею был проглочен{49}.
Владея не умом — умишком,
Кто так самонадеян слишком,
Охотно распороть готов
Никем не шитый плащ Христов{50}!
