ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ Комментарии
1 Кто мог бы, даже вольными словами,
Поведать, сколько б он ни повторял,
Всю кровь и раны, виденные нами?
4 Любой язык наверно бы сплошал:
Объем рассудка нашего и речи,
Чтобы вместить так много, слишком мал.
7 Когда бы вновь сошлись, в крови увечий,
Все, кто в Пулийской роковой стране,
Страдая, изнемог на поле сечи
10 От рук троян и в длительной войне,
Перстнями заплатившей дань гордыне,
Как пишет Ливии, истинный вполне;
13 И те, кто тщился дать отпор дружине,
Которую привел Руберт Гвискар,
И те, чьи кости отрывают ныне
16 Близ Чеперано, где нанес удар
Обман пулийцев, и кого лукавый
У Тальякоццо одолел Алар;
19 И кто култыгу, кто разруб кровавый
Казать бы стал, – их превзойдет в сто крат
Девятый ров чудовищной расправой.
22 Не так дыряв, утратив дно, ушат,
Как здесь нутро у одного зияло
От самых губ дотуда, где смердят:
25 Копна кишок между колен свисала,
Виднелось сердце с мерзостной мошной,
Где съеденное переходит в кало.
28 Несчастный, взглядом встретившись со мной,
Разверз руками грудь, от крови влажен,
И молвил так: "Смотри на образ мой!
31 Смотри, как Магомет обезображен!
Передо мной, стеня, идет Али,
Ему весь череп надвое рассажен.
34 И все, кто здесь, и рядом, и вдали, -
Виновны были в распрях и раздорах
Среди живых, и вот их рассекли.
37 Там сзади дьявол, с яростью во взорах,
Калечит нас и не дает пройти,
Кладя под лезвее все тот же ворох
40 На повороте скорбного пути;
Затем что раны, прежде чем мы снова
К нему дойдем, успеют зарасти.
43 А ты, что с гребня смотришь так сурово,
Ты кто? Иль медлишь и страшишься дна,
Где мука для повинного готова?"
46 Вождь молвил: "Он не мертв, и не вина
Ведет его подземною тропою;
Но чтоб он мог изведать все сполна,
49 Мне, мертвому, назначено судьбою
Вести его сквозь Ад из круга в круг;
И это – так, как я – перед тобою".
52 Их больше ста остановилось вдруг,
Услышав это, и с недвижным взглядом
Дивилось мне, своих не помня мук.
55 "Скажи Дольчино, если вслед за Адом
Увидишь солнце: пусть снабдится он,
Когда не жаждет быть со мною рядом,
58 Припасами, чтоб снеговой заслон
Не подоспел новарцам на подмогу;
Тогда нескоро будет побежден".
61 Так молвил Магомет, когда он ногу
Уже приподнял, чтоб идти; потом
Ее простер и двинулся в дорогу.
64 Другой, с насквозь пронзенным кадыком,
Без носа, отсеченного по брови,
И одноухий, на пути своем
67 Остановясь при небывалом слове,
Всех прежде растворил гортань, извне
Багровую от выступавшей крови,
70 И молвил: "Ты, безвинный, если мне
Не лжет подобьем внешняя личина,
Тебя я знал в латинской стороне;
73 И ты припомни Пьер да Медичина,
Там, где от стен Верчелли вьет межи
До Маркабб отрадная равнина,
76 И так мессеру Гвидо расскажи
И Анджолелло, лучшим людям Фано,
Что, если здесь в провиденье нет лжи,
79 Их с корабля наемники обмана
Столкнут вблизи Каттолики в бурун,
По вероломству злобного тирана.
82 От Кипра до Майорки, сколько лун
Ни буйствуют пираты или греки,
Черней злодейства не видал Нептун.
85 Обоих кривоглазый изверг некий,
Владетель мест, которых мой сосед
Хотел бы лучше не видать вовеки,
88 К себе заманит как бы для бесед;
Но у Фокары им уже ненужны
Окажутся молитва и обет".
91 И я на это: "Чтобы в мир наружный
Весть о тебе я подал тем, кто жив,
Скажи: чьи это очи так недужны?"
94 Тогда, на челюсть руку положив
Товарищу, он рот ему раздвинул,
Вскричав: "Вот он; теперь он молчалив.
97 Он, изгнанный, от Цезаря отринул
Сомнения, сказав: "Кто снаряжен,
Не должен ждать, чтоб час удобный минул".
100 О, до чего казался мне смущен,
С обрубком языка, торчащим праздно,
Столь дерзостный на речи Курион!
103 И тут другой, увечный безобразно,
Подняв остатки рук в окрестной мгле,
Так что лицо от крови стало грязно,
106 Вскричал: "И Моску вспомни в том числе,
Сказавшего: «Кто кончил, – дело справил».
Он злой посев принес родной земле".
109 «И смерть твоим сокровным!» – я добавил.
Боль болью множа, он в тоске побрел
И словно здравый ум его оставил.
112 А я смотрел на многолюдный дол
И видел столь немыслимое дело,
Что речь о нем я вряд ли бы повел,
115 Когда бы так не совесть мне велела,
Подруга, ободряющая нас
В кольчугу правды облекаться смело.
118 Я видел, вижу словно и сейчас,
Как тело безголовое шагало
В толпе, кружащей неисчетный раз,
121 И срезанную голову держало
За космы, как фонарь, и голова
Взирала к нам и скорбно восклицала.
124 Он сам себе светил, и было два
В одном, единый в образе двойного,
Как – знает Тот, чья власть во всем права.
127 Остановясь у свода мостового,
Он кверху руку с головой простер,
Чтобы ко мне свое приблизить слово,
130 Такое вот: "Склони к мученьям взор,
Ты, что меж мертвых дышишь невозбранно!
Ты горших мук не видел до сих пор.
133 И если весть и обо мне желанна,
Знай: я Бертрам де Борн, тот, что в былом
Учил дурному короля Иоанна.
136 Я брань воздвиг меж сыном и отцом:
Не так Ахитофеловым советом
Давид был ранен и Авессалом.
139 Я связь родства расторг пред целым светом;
За это мозг мой отсечен навек
От корня своего в обрубке этом:
142 И я, как все, возмездья не избег".
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ Комментарии
1 Вид этих толп и этого терзанья
Так упоил мои глаза, что мне
Хотелось плакать, не тая страданья.
4 "Зачем твой взор прикован к глубине?
Чего ты ищешь, – мне сказал Вергилий, -
Среди калек на этом скорбном дне?
7 Другие рвы тебя не так манили;
Знай, если душам ты подводишь счет,
Что путь их – в двадцать две окружных мили.
10 Уже луна у наших ног плывет;
Недолгий срок осталось нам скитаться,
И впереди тебя другое ждет".
13 Я отвечал: "Когда б ты мог дознаться,
Что я хотел увидеть, ты и сам
Велел бы мне, быть может, задержаться".
16 Так говоря в ответ его словам,
Уже я шел, а впереди вожатый,
И я добавил: "В этой яме, там,
19 Куда я взор стремил, тоской объятый,
Один мой родич должен искупать
Свою вину, платя столь тяжкой платой".
22 И вождь: "Раздумий на него не трать;
Что ты его не встретил, – нет потери,
И не о нем ты должен помышлять.
25 Я видел с моста: гневен в высшей мере,
Он на тебя указывал перстом;
Его, я слышал, кто-то назвал Джери.
28 Ты в это время думал о другом,
Готфорского приметив властелина,
И не видал; а он ушел потом".
31 И я: "Мой вождь, насильная кончина,
Которой не отмстили за него
Те, кто понес бесчестье, – вот причина
34 Его негодованья; оттого
Он и ушел, со мною нелюдимый;
И мне тем больше стало жаль его".
37 Так говоря, на новый свод взошли мы,
Над следующим рвом, и, будь светлей,
Нам были бы до самой глуби зримы
40 Последняя обитель Злых Щелей
И вся ее бесчисленная братья;
Когда мы стали, в вышине, над ней,
43 В меня вонзились вопли и проклятья,
Как стрелы, заостренные тоской;
От боли уши должен был зажать я.
46 Какой бы стон был, если б в летний зной
Собрать гуртом больницы Вальдикьяны,
Мареммы и Сардиньи и в одной
49 Сгрудить дыре, – так этот ров поганый
Вопил внизу, и смрад над ним стоял,
Каким смердят гноящиеся раны.
52 Мой вождь и я сошли на крайний вал,
Свернув, как прежде, влево от отрога,
И здесь мой взгляд живее проникал
55 До глуби, где, служительница бога,
Суровая карает Правота
Поддельщиков, которых числит строго.
58 Едва ли горше мука разлита
Была над вымирающей Эгиной,
Когда зараза стала так люта,
61 Что все живые твари до единой
Побило мором, и былой народ
Воссоздан был породой муравьиной,
64 Как из певцов иной передает, -
Чем здесь, где духи вдоль по дну слепому
То кучами томились, то вразброд.
67 Кто на живот, кто на плечи другому
Упав, лежал, а кто ползком, в пыли,
По скорбному передвигался дому.
70 За шагом шаг, мы молчаливо шли,
Склоняя взор и слух к толпе болевших,
Бессильных приподняться от земли.
73 Я видел двух, спина к спине сидевших,
Как две сковороды поверх огня,
И от ступней по темя острупевших.
76 Поспешней конюх не скребет коня,
Когда он знает – господин заждался,
Иль утомившись на исходе дня,
79 Чем тот и этот сам в себя вгрызался
Ногтями, чтоб на миг унять свербеж,
Который только этим облегчался.
82 Их ногти кожу обдирали сплошь,
Как чешую с крупночешуйной рыбы
Или с леща соскабливает нож.
85 "О ты, чьи все растерзаны изгибы,
А пальцы, словно клещи, мясо рвут, -
Вождь одному промолвил, – не могли бы
88 Мы от тебя услышать, нет ли тут
Каких латинян? Да не обломаешь
Вовек ногтей, несущих этот труд!"
91 Он всхлипнул так: "Ты и сейчас взираешь
На двух латинян и на их беду.
Но кто ты сам, который вопрошаешь?"
94 И вождь сказал: "Я с ним, живым, иду
Из круга в круг по темному простору,
Чтоб он увидел все, что есть в Аду".
97 Тогда, сломав взаимную опору,
Они, дрожа, взглянули на меня,
И все, кто был свидетель разговору.
101 Учитель, ясный взор ко мне склоня,
Сказал: «Скажи им, что тебе угодно».
И я, охотно волю подчиня:
103 "Пусть память ваша не прейдет бесплодно
В том первом мире, где вы рождены,
Но много солнц продлится всенародно!
106 Скажите, кто вы, из какой страны;
Вы ваших омерзительных мучений
Передо мной стыдиться не должны".
109 "Я из Ареццо; и Альберо в Сьене, -
Ответил дух, – спалил меня, хотя
И не за то, за что я в царстве теней.
112 Я, правда, раз ему сказал, шутя:
«Я и полет по воздуху изведал»;
А он, живой и глупый, как дитя,
115 Просил его наставить; так как Дедал
Не вышел из него, то тот, кому
Он был как сын, меня сожженью предал.
118 Но я алхимик был, и потому
Минос, который ввек не ошибется,
Меня послал в десятую тюрьму".
121 И я поэту: "Где еще найдется
Народ беспутней сьенцев? И самим
Французам с ними нелегко бороться!"
124 Тогда другой лишавый, рядом с ним,
Откликнулся: "За исключеньем Стрикки,
Умевшего в расходах быть скупым;
127 И Никколó, любителя гвоздики,
Которую он первый насадил
В саду, принесшем урожай великий;
130 И дружества, в котором прокутил
Ашанский Качча и сады, и чащи,
А Аббальято разум истощил.
133 И чтоб ты знал, кто я, с тобой трунящий
Над сьенцами, всмотрись в мои черты
И убедись, что этот дух скорбящий -
136 Капоккьо, тот, что в мире суеты
Алхимией подделывал металлы;
Я, как ты помнишь, если это ты,
139 Искусник в обезьянстве был немалый".
ПЕСНЬ ТРИДЦАТАЯ Комментарии
