Любовь Дафниса и Хлои подается, таким образом, как пример власти мирового Эрота, соединившей своих избранников. То, что Дафнис и Хлоя – его любимцы и предмет особой заботы, неоднократно подчеркнуто автором.
Люди, заслужившие такую долю, представляются идеальными, а их жизнь – образцовой… Это дает возможность Лонгу перекинуть мост от одного круга занимающих его проблем к другому, от вопросов религии к вопросам социальным и нравственным.
Греческий роман испытал на себе влияние эллинистических утопий, рисовавших картины идеального общественного строя. Следы этого различимы в романе Лонга, и в идеализированной жизни на Лесбосе можно заметить элементы утопии. Страна лонговских пастухов стилизована в утопические тона: боги являются там людям, овцы и козы вскармливают младенцев. Необычную страну населяют и необычные люди.
В соответствии с этическим характером своей утопии Лонг изображает не каких-нибудь карликов или великанов, а нравственно идеальных людей. Их отличает простота, непосредственность и естественность чувств, продиктованных природой. Это особенно ясно обнаруживается на примерах Ламона и Дриаса, которые, в подражание доброте животных, кормивших подкинутых детей, решаются усыновить Дафниса и Хлою. Следует особо подчеркнуть, что и в среде поселян и рабов Лонг находит высокие моральные достоинства. Жизнь в идеальной стране течет спокойно и счастливо, без серьезных конфликтов; если мирное существование нарушается, в этом неизменно повинны горожане, вносящие своим появлением всевозможные тревоги и потрясения.
Город у Лонга – синоним зла, а горожане – носители отрицательных, противных природе качеств: они безжалостно подкидывают своих детей, не чужды противоестественной любви, оценивают человека только по его происхождению, лишены простоты и т. д. Из этого противопоставления видно, что совершенным, по мысли Лонга, может быть только близкий к природе, естественный человек; пропасть же между ним и развращенным жителем города столь велика, что ее не способны преодолеть даже привязанность и близкое родство. Это выражено финалом романа, коренным образом менявшим традиционный сюжет. Широко распространенная в мифе и литературе история подкинутого ребенка, воспитанного в не соответствующей его происхождению среде и нашедшего впоследствии своих родителей, обычно завершалась тем, что он занимал подобающее по праву рождения место и расставался с миром своего детства. Вопреки такому финалу Лонг заставляет Дафниса и Хлою вернуться в деревню к своим пастушеским обязанностям.
Роман Лонга занимает особое положение среди греческих романов, обнаруживая множество отступлений от жанрового канона. Прежде всего, буколическое оформление не встречается у других известных нам романистов. Выбор этого повествовательного фона предопределил и другие особенности «Дафниса и Хлои». Количество приключений заметно сократилось, и они утратили привкус сенсационности, – в противном случае сюжет грозил вступить в противоречие с буколической обстановкой, в которой развертывается действие. Соответственно резко сузился географический горизонт. Единство места не нарушается (за исключением поездки героев в Митилену). Это, в свою очередь, перенесло центр тяжести с внешней занимательности, с путешествий и скитаний по далеким городам и диковинным странам – на внутренний мир героев. Причем в связи с основной задачей романа – показать торжество любви – внимание автора ограничивается областью любовных переживаний Дафниса и Хлои. Но и здесь романист отходит от жанрового стандарта и вместо любви, охватывающей героев с первого взгляда, рассказывает о постепенном нарастании и развитии их чувства.
Приемы, использованные Лонгом для создания буколической атмосферы (стилизованная простота изложения; выбор ситуаций, увиденных глазами наивных героев; цитаты и реминисценции из буколических поэтов), были поняты впоследствии как жеманство; это в значительной мере не позволило читателям и исследователям разглядеть серьезность проблематики романа. Но едва ли правомерно с нынешними критериями подходить к произведению древнего автора: многое, что кажется нам сегодня искусственным или безвкусным, современниками могло восприниматься и, вероятно, воспринималось иначе.
* * *
Одно из самых своеобразных произведений древности, «Сатирикон», или «Сатиры», Петрония, сохранилось только в отрывках. То, что до нас дошло, – части, по-видимому, очень обширного романа, охватывавшего, во всяком случае, больше шестнадцати книг: книга шестнадцатая, которой мы располагаем, не доводит повествования до конца. К сожалению, невозможно с достаточной определенностью судить о характере «Сатирикона» по отдельным фрагментам, содержащим к тому же пропуски и лишенным связи между собой. Это обстоятельство породило в XVII веке фальсификацию француза Нодо, реставрировавшего пробелы: текст собственного сочинения он выдал за подлинный, сообщив, что обнаружил полную рукопись романа. Несмотря на неискусный характер этих вставок и грубые анахронизмы (Нодо, например, перенес в римскую действительность такие глубоко чуждые ей бытовые штрихи, как обыкновение светских молодых людей его времени присутствовать при утреннем туалете дамы), их ради цельности сюжета продолжают публиковать до сих пор, и они докучной тенью сопровождают роман Петрония.
Насколько можно судить по сохранившимся фрагментам, «Сатирикон» не имеет аналогий и стоит в древней литературе особняком. В причудливое единство автор спаял элементы многих известных нам жанров. Прежде всего здесь комически перелицованный греческий роман, и читатель без труда узнает в Энколпии и Гитопе знакомую ему, но пародийно сниженную любовную пару, а в их приключениях и бедах – стандартные мотивы греческого романа, кораблекрушения, мнимые смерти, любовные домогательства; враждебное божество, которое в традиционном романе распоряжается их судьбой, заменено здесь богом мужской силы Приапом. Чередование прозы и стиха заимствовано из так называемой Менипповой сатиры, обличительный или дидактический тон которой отброшен; использованы также мим, новелла, анекдот и ряд других жанров. Все они послужили только материалом, из которого автор создал нечто, по существу уже независимое от своих компонентов,- комический роман нравов.
Самый выбор жанра комического романа нравов в значительной мере обусловил внимание Петрония к теневым, отрицательным сторонам жизни; для античного автора понятия комического и низменно-грубого совпадали. Но при этом его книга не укладывается в рамки, привычные для такого рода проблематики: в ней нет ни моральной дидактики, ни порицающего отношения к изображаемому. Хотя Петроний дает достаточно красноречивые свидетельства падения человеческой личности, хотя он заглядывает в грязные притоны, сомнительные гостиницы, прибежища тайных культов или на кишащий жуликами рынок, он говорит обо всем как сторонний, незаинтересованный наблюдатель. Следствием этой позиции наблюдателя, бесстрастно регистрирующего то, что он видит, являются в романе многочисленные сцены противоестественных любовных связей и безудержной чувственности; для развращенного и безнравственного общества того времени они были типичны.
Но ничто не вызывает у Петрония отрицательного отношения. Он в такой мере не показывает неприязни к героям, запятнанным всевозложными пороками и преступлениями, что ученые согласны видеть во многих из них (особенно охотно в Эвмолпе, Энколпии и Агамемноне) выразителей личных взглядов и симпатий автора.
Здесь мы подходим к сложному вопросу интерпретации романа. Его понимание чрезвычайно затрудняется отсутствием положительных персонажей, в чьих словах можно было бы услышать голос автора; форма повествования почти лишает Петрония возможности и повода говорить от своего лица (ведь роман – это личный рассказ Энколпия); помехой является также невозможность определить место дошедших до нас частей в контексте целого.
Правда, в виде исключения вставные стихи, сопровождающие повествование, комментируют действие от автора, обнаруживая взгляды самого Петрония. Они характерны для периода общественного разложения I века нашей эры: Петропий ни во что не верит и на все смотрит мрачно (за деньги можно купить и судью и друга); добрые чувства – только комедия, которую разыгрывают, пока это выгодно; искусство переживает упадок и т. п.
Большое место отведено в романе эстетическим вопросам, затронуты область живописи, риторики, эпической поэзии. Но и здесь было бы неосторожно всегда отождествлять рассуждающих на эти темы героев с автором. Так, Эвмолп в своей поэме «О гражданской войне» вводит в действие богов, то есть пользуется традиционным мифологическим аппаратом, от которого отказался современник Петропия эпический поэт Лукан. Однако мы не можем сказать с уверенностью, полемизирует ли Петроний с Луканом или только высмеивает авторов распространенного в то время классицистского эпоса, пародией на который являются стихи Эвмолпа.
