– Сапожник должен заниматься своими колодками, и не дровосеку учить врача. Но раз уж ты так сведущ в травах и деревьях, – от зверобоя, растущего на каменистых склонах, до ливанского кедра, – то скажи мне, мудрый Соломон, что было прежде – жёлудь, или дуб?
Дух ответил:
– Наверное, дуб. Ведь плод происходит от дерева.
– Дурак, – заключил врач, – откуда же происходит дерево, как не от семян.
Дровосек возразил:
– Что ж, твой вопрос оказался для меня не простым, но и я тоже хочу кое о чём тебя спросить. Скажи, кому принадлежит земля, на которой мы стоим, – королю Богемии или Хозяину Гор?
Хозяином Гор жители окрестных селений стали называть горного духа, особенно после того, как умудрённые опытом, убедились, что имя Рюбецаль в горах лучше не произносить, ибо оно приносит им одни синяки да шишки.
Врач не задержался с ответом:
– Я полагаю, эта земля принадлежит моему господину – королю Богемии, а Рюбецаль всего лишь плод воображения, бессмыслица, пугало, выдуманное, чтобы стращать им детей.
Едва произнёс он эти слова, как дровосек вмиг превратился в страшного великана со сверкающими глазами и свирепым лицом. В ярости набросился он на врача.
– Я покажу тебе такое пугало, что у тебя затрещат все рёбра! Рюбецаль – это я! – заорал он. Потом схватил бедного эскулапа за шиворот и стал его трясти и трепать, ударяя о деревья и скалы, как чёрт доктора Фауста в известной всем комедии. Дело кончилось тем, что гном напоследок дал ему хорошего пинка и, полуживого, оставил лежать на земле. С тех пор врач никогда больше не ходил в горы за травами.
Легко было потерять дружбу Рюбецаля, но также легко было её и приобрести.
У одного крестьянина, жившего в окрестностях Рейхенберга, злой сосед отсудил всё имущество и землю, и когда судейские чиновники увели с его двора последнюю корову, у него ничего не осталось, кроме измученной жены да полдюжины ребятишек, половину из которых он, пожалуй, заложил бы судьям за свою последнюю скотинку. Правда, была у него ещё пара здоровых сильных рук, но их было недостаточно, чтобы прокормить себя и семью. Сердце крестьянина сжималось от боли, когда его маленькие голодные галчата просили хлеба, а ему нечего было им дать.
– Если бы у меня было сто талеров, – сказал он как-то убитой горем жене, – я приобрёл бы новый участок земли, подальше от склочного соседа, и поднял наше разорённое хозяйство. У тебя есть богатые родственники по ту сторону гор. Сходить бы к ним да рассказать о нашей нужде, – может, кто из них сжалится и от доброго сердца даст нам в долг под проценты.
Жена согласилась с ним, хотя и не очень-то надеялась на успех. Но другого выхода все равно не было. Рано утром крестьянин собрался в путь и, прощаясь с женой и детьми, сказал им в утешение:
– Не плачьте, сердце мне подсказывает, что я найду благодетеля, и он поможет нам больше, чем все четырнадцать угодников, у которых я так часто искал и не находил заступничества.
Сунув в карман корку чёрствого хлеба, он отправился в путь. Усталый и измученный дальней дорогой и полуденным зноем, крестьянин пришёл под вечер в деревню, где жили богатые родственники жены, да только не нашёл у них ни приюта, ни доброго слова. С горькими слезами на глазах жаловался он на нужду, но жестокосердные скряги или не обращали на него никакого внимания или осыпали беднягу обидными упрёками и язвительными поговорками.
Один говорил: «Береги добро смолоду!»
Другой: «Гордость до беды доведёт».
Третий: «Что посеешь, то пожнёшь!»
Четвёртый: «Каждый – сам кузнец своего счастья».
Так издевались и насмехались они над честным крестьянином, обзывая его мотом и лентяем, пока наконец совсем не закрыли перед ним двери. Такого приёма от богатой жениной родни Вейт не ожидал. Молча, опечаленный, побрёл он в обратный путь. Денег, заплатить за ночлег на постоялом дворе, у него не было, и ему пришлось провести ночь в поле под копной сена. Не сомкнув глаз, он еле дождался наступления утра, чтобы пойти домой.
На обратном пути, когда дорога снова привела его в горы, им овладела вдруг такая тоска, такая обида, что он совсем пал духом. «Два дня потерял я напрасно, – рассуждал он про себя. – И теперь, когда с пустыми руками, без утешения и надежды вернусь домой, шестеро бедных голодных малюток протянут навстречу мне ручонки в ожидании гостинцев. А я…? Что я могу им дать вместо кусочка хлеба? О сердце, сердце! Что поможет тебе перенести такое горе? Лучше разорвись, бедное сердце, чем испытывать такие муки!»
Охваченный горем, он бросился на траву под куст терновника, не в силах остановить поток нахлынувших на него печальных мыслей. Но, подобно тому как душа на краю гибели напрягает последние силы, ища путь к спасению, когда трепещет каждая клеточка мозга, исследуя все уголки фантазии, в надежде найти средство от надвигающейся беды или, хотя бы, отодвинуть её, или как матрос, который видя, что корабль тонет, сломя голову взбирается по верёвочной лестнице на марс, а если он в это время находится в трюме, опрометью выскакивает на палубу и хватается за первую попавшуюся доску или пустую бочку, чтобы удержаться на воде… Так и отчаявшийся Вейт. Отбросив прочь тысячу бесполезных планов, он вдруг ухватился за мысль – обратиться со своей просьбой к Хозяину Гор. Крестьянин слышал о нём много чудесных историй и знал, что гном часто потешается над путниками, обижает и дурачит их, но, бывает, делает и добро. Знал и то, что он наказывает всякого, кто осмеливается называть его ненавистным именем, данным ему в насмешку людьми. Но иного способа вызвать духа Вейт не знал и, рискуя собственной шеей, закричал, что было сил:
– Рюбецаль! Рюбецаль!
Тотчас же на этот зов явился перепачканный сажей с головы до пят угольщик. Его рыжая борода доходила ему до пояса, а в неподвижных глазах полыхал огонь. В руках он держал железный лом. Подойдя ближе, угольщик угрожающе замахнулся, собираясь проучить дерзкого насмешника, но тот ничуть не испугался.
– Смилуйтесь, господин Рюбецаль, – сказал он. – Простите, если я вас не так назвал, только сначала выслушайте меня, а потом делайте со мной что хотите.
Смелая речь и лицо убитого горем человека, совсем не похожего на задиристого забияку и, как видно, не помышлявшего задеть его праздным любопытством, смягчили гнев духа.
– Земной червь! – воскликнул он. – Как ты смел потревожить меня? Разве ты не знаешь, что можешь поплатиться головой за эту дерзость?
– О Властелин гор, – отвечал Вейт, – нужда заставила меня обратиться к вам. Есть у меня одна просьба, которую вы легко могли бы исполнить. Одолжите мне сто талеров на три года, и по истечении этого срока, я верну их вам как полагается, с причитающимися процентами.
– Глупец! – возразил гном. – Что я, ростовщик или еврей, – давать деньги под проценты? Ступай к своим братьям-людям и бери у них в долг, сколько тебе нужно, а меня оставь в покое.
– Ах, – сказал Вейт, – братство людей ненадёжная вещь. Когда человек в нужде, до него никому нет дела.
Тут он поведал гному свою печальную историю и при этом так растрогал его, что тому ничего не оставалось, как уступить бедняге. Но, если бы даже положение несчастного крестьянина не было таким тяжёлым и не заслуживало сострадания, уже одно то, что он доверился ему, смело обратившись с такой неожиданной и странной просьбой, вызвало у горного духа желание помочь этому человеку.
– Иди за мной, – сказал он и повёл Вейта в глубь леса к уединённой поляне, где высилась крутая скала, поросшая у подножия кустарником. С трудом продираясь сквозь густые заросли, Вейт вместе с провожатым добрался наконец до входа в мрачную пещеру. Было жутко на ощупь брести в кромешной тьме подземелья. Не раз волосы у него становились дыбом и холодный пот выступал на спине. «Рюбецаль многих обманывал, – размышлял он про себя. – Кто знает, может, впереди меня ожидает пропасть, куда я могу провалиться с каждым следующим шагом». Опасения ещё больше усилились, когда Вейт услышал ужасный шум, словно с огромной высоты в бездну низвергалась вода. Страх всё сильнее сжимал ему сердце, но вскоре он с радостью увидел впереди голубой огонёк. Стены пещеры раздвинулись и вместе с высоким сводом образовали большой зал. Вверху, подвешенный под самым потолком пещеры светильник излучал яркий мерцающий свет. Посреди зала стоял доверху наполненный настоящими талерами медный котёл, в каких обычно варят пиво. Едва Вейт увидел такое богатство, весь его страх пропал, а сердце запрыгало от радости.
– Возьми сколько тебе нужно, – сказал дух, – но не забудь дать расписку, если только ты сведущ в письме.
Должник добросовестно отсчитал ровно сто талеров, – ни больше, ни меньше. Дух, казалось, не обращал на него никакого внимания. Отвернувшись, он стал искать, на чём бы составить долговое обязательство. Наконец, расписка со всей тщательностью была написана. Гном спрятал её в железный ларец и сказал на прощанье:
