Мирского воска, свой блюдёт устав,
Но он не поглядит, где чья обитель.[1231]
130 Вот почему ещё в зерне Исав
Несходен с Яковом,[1232] отец Квирина
Так низок, что у Марса больше прав.[1233]
133 Рождённая природа заедино
С рождающими шла бы их путём,
Когда б не сила божьего почина.[1234]
136 Теперь ты к истине стоишь лицом.
Но чтоб ты знал, как мне с тобой отрадно,
Хочу, чтоб вывод был тебе плащом.[1235]
139 Природа, если к ней судьба нещадна,
Всегда, как и любой другой посев
На чуждой почве, смотрит неприглядно;
142 И если б мир, основы обозрев,
Внедрённые природой, шёл за нею,
Он стал бы лучше, в людях преуспев.
145 Вы тащите к церковному елею
Такого, кто родился меч нести,[1236]
А царство отдаёте казнодею[1237];
148 И так ваш след сбивается с пути".
Третье небо — Венера (окончание)1 Когда твой Карл, прекрасная Клеменца[1238],
Мне пролил свет, он, вскрыв мне, как вражда
Обманет некогда его младенца,[1239]
4 Сказал: «Молчи, и пусть кружат года!»
И я могу сказать лишь, что рыданья
Ждут тех, кто пожелает вам вреда.
7 И жизнь святого этого сиянья
Опять вернулась к Солнцу,[1240] им полна,
Как, в мере, им доступной, все созданья.
10 Вы, чья душа греховна и темна,
Как от него вас сердце отвратило,
И голова к тщете обращена?
13 И вот ко мне ещё одно светило[1241]
Приблизилось и, озарясь вовне,
Являло волю сделать, что мне мило.
16 Взор Беатриче, устремлён ко мне,
В том, что она с просимым согласилась,
Меня, как прежде, убедил вполне.
19 "Дай, чтобы то, чего хочу, свершилось,
Блаженный дух, — сказал я, — мне явив,
Что мысль моя в тебе отобразилась".
22 Свет, новый для меня, на мой призыв,
Из недр своих, пред тем звучавших славой,
Сказал, как тот, кто щедрым быть счастлив:
25 "В Италии, растленной и лукавой,
Есть область от Риальто до вершин,
Нистекших Брентой и нистекших Пьявой;[1242]
28 И там есть невысокий холм[1243] один,
Откуда факел снизошёл, грозою
Кругом бушуя по лицу равнин.[1244]
31 Единого он корня был со мною;
Куниццой я звалась и здесь горю
Как этой побеждённая звездою.
34 Но, в радости, себя я не корю
Такой моей судьбой, хоть речи эти
Я не для вашей черни говорю.
37 Об этом драгоценном самоцвете,[1245]
Всех ближе к нам, везде молва идёт;
И прежде чем умолкнуть ей на свете,
40 Упятерится этот сотый год:[1246]
Тех, чьи дела величьем пресловуты,
Вторая жизнь[1247] вослед за первой ждёт.
43 В наш век о ней не думает замкнутый
Меж Адиче и Тальяменто[1248] люд
И, хоть избит, не тужит ни минуты.
46 Но падуанцы вскорости нальют
Другой воды в Виченцское болото,
Затем что долг народы не блюдут.[1249]
49 А там, где в Силе впал Каньян, есть кто-то,
Владычащий с подъятой головой,
Кому уже готовятся тенёта.[1250]
52 И Фельтро оросит ещё слезой
Грех мерзостного пастыря, столь чёрный,
Что в Мальту[1251] не вступали за такой.
55 Под кровь феррарцев нужен чан просторный,
И взвешивая, сколько унций в ней,
Устал бы, верно, весовщик упорный,
58 Когда свой дар любезный иерей
Преподнесёт как честный враг крамолы;
Но этим там не удивишь людей.[1252]
61 Вверху есть зеркала (для вас — Престолы),
Откуда блещет нам судящий бог;
И эти наши истины глаголы".[1253]
64 Она умолкла; и я видеть мог,
Что мысль она к другому обратила,
Затем что прежний круг её увлёк.
67 Другая радость,[1254] чьё величье было
Мне ведомо, всплыла, озарена,
Как лал, в который солнце луч вонзило.
70 Вверху весельем яркость рождена,
Как здесь — улыбка; а внизу мрачнеет
Тем больше тень, чем больше мысль грустна. [1255]
73 "Бог видит все, твоё в нём зренье реет, —
Я молвил, — дух блаженный, и ничья
Мысль у тебя себя украсть не смеет.
76 Так что ж твой голос, небо напоя
Среди святых огней,[1256] чей хор кружится,
В шести крылах обличия тая,
79 Не даст моим желаньям утолиться?
Я упредить вопрос твой был бы рад,
Когда б, как ты в меня, в тебя мог влиться".
82 "Крупнейший дол, где волны бег свой мчат, —
Так отвечал он, — устремясь широко
Из моря, землю взявшего в обхват,
85 Меж розных берегов настоль глубоко
Уходит к солнцу, что, где прежде был
Край неба, там круг полдня видит око.[1257]
88 Я на прибрежье между Эбро жил
И Магрою, чей ток, уже у ската,
От Генуи Тоскану отделил.[1258]
91 Близки часы восхода и заката
В Буджее и в отечестве моем,[1259]
Согревшем кровью свой залив когда-то.[1260]
94 Среди людей, кому я был знаком,
Я звался Фолько; и как мной владело
Вот это небо, так я властен в нём;
97 Затем что не страстней была дочь Бела,
Сихея и Креусу оскорбив,[1261]
Чем я, пока пора не отлетела,
100 Ни родопеянка, с которой лжив
Был Демофонт,[1262] ни сам неодолимый
Алкид[1263], Иолу в сердце заключив.
103 Но здесь не скорбь, а радость обрели мы
Не о грехе, который позабыт,
А об Уме, чьей мыслью мы хранимы.
106 Здесь видят то искусство, что творит
С такой любовью, и глядят в Начало,
Чья благость к высям дольный мир стрёмит.
109 Но чтоб на всё, что мысль твоя желала
Знать в этой сфере, ты унёс ответ,
Последовать и дальше мне пристало.
112 Ты хочешь знать, кто в этот блеск одет,
Которого близ нас сверкает слава,
Как солнечный в прозрачных водах свет.
115 Так знай, что в нём покоится Раава[1264]
И, с нашим сонмом соединена,
Его увенчивает величаво.
118 И в это небо, где заострена
Тень мира вашего,[1265] из душ всех ране
В Христовой славе принята она.
121 Достойно, чтоб она среди сияний
Одной из твердей знаменьем была
Победы, добытой поднятьем дланей,[1266]
124 Затем что Иисусу[1267] помогла
Прославиться в Земле Обетованной,
Мысль о которой папе не мила.[1268]
127 Твоя отчизна, стебель окаянный
Того, кто первый богом пренебрёг[1269]
И завистью наполнил мир пространный,
130 Растит и множит проклятый цветок,[1270]
Чьей прелестью с дороги овцы сбиты,
А пастырь волком стал в короткий срок.
133 С ним слово божье и отцы забыты,
И отдан Декреталиям весь пыл,[1271]
Заметный в том, чем их поля покрыты.[1272]
136 Он папе мил и кардиналам мил;
Их ум не озабочен Назаретом,
Куда раскинул крылья Гавриил.[1273]
