Эдвард Вернер - Мифы и легенды Китая

Периоды правления династий Тан и Сун

Период Тан (618—907 гг. н. э.) стал временем возрождения искусств после длительного периода потрясений. Однако, несмотря на восстановление спокойствия в стране, интерес к мифологии не приобрел устойчивого характера. Это был период процветания материалистических представлений. Борьба рационализма против предрассудков или воображения прежде всего представляла собой борьбу конфуцианства с даосизмом. Тяжелая длань конфуцианства способствовала утверждению истинного рационализма, объявив фантазии бесплодными. Именно ученые периода Тан и Сун нанесли смертельный удар по китайской мифологии, прервав и традицию в развитии китайской философии, начиная с периода Ханьской династии (206 г. до н. э. – 221 г. н. э.). После эпохи Сун мифотворчество пресекается.

Следует еще раз напомнить, что только вера в истинность того, о чем говорится в мифах, поддерживает их долгое бытование. Именно до тех пор, пока человек верит в чудеса, ему будут открываться бескрайние просторы космоса и безграничное время.

И только тогда он может творить чудеса, которые удивляют мир. Но если он начнет искать рациональные объяснения, например, тому, отчего Илии понадобилось разделить воды своим одеянием, чтобы колесницы Израиля и его возниц могли пройти, не замочив ног, или для чего Бодхисатве требовалось встать на тростник, чтобы пересечь великую реку Янцзы, или зачем нужно было бесчисленным Бессмертным сидеть на своих излюбленных облаках и путешествовать в космосе, то здесь не место мифу – его творение окажется мертворожденным или уж точно не достигнет периода зрелости.

Развитие философской мысли и утрата веры в сверхъестественное способствуют прогрессу цивилизации, но одновременно ведут к разрушению мифа, поэтического начала, в нем содержащегося. Условия жизни мифа – непосредственно, без критицизма, проникнуться его настроением, и тогда откроется вся красота.

Таким образом, в китайской мифологии следует видеть множество конкретных историй, а не несколько огромных вершин, поэтому примем китайскую мифологию такой, какая она есть, отметим те чувства и мысли, которые в ней содержатся. И тогда нам откроется, что китайская мифология относится к высочайшим образцам человеческой культуры.

Сказанное выше позволяет объяснить не только недостаточное количество мифов в Китае, но и малое количество легенд. Те же шесть веков, что чужеземцы занимали китайский трон, скудны мифами, но отличаются обилием легенд.

Если мифы посвящены вопросам происхождения мира и существующего порядка вещей, то легенды связаны с местными событиями, они носят более локальный и земной характер. Как и повсюду, в Китае низшие классы были менее образованны, чем верхушка общества, и в большей степени склонны к суевериям. Однако они не могли противостоять образованной части общества, которая отвергала или высмеивала фантастический мир легенд.

Когда взгляд на мир стал более научным, в легенды продолжали верить крестьяне, жители разных областей Китая, продолжавшие их сочинять. В отличие от мифов бытование легенд оказалось более длительным.

Самой примечательной фигурой в китайской космогонии считается Пань-гу. Именно он вывел Вселенную из Хаоса и придал ей определенность. Как считают, он был порождением первоначальной двойственности природы, инь и ян (как обозначают их сегодня), созданным для того, чтобы придать форму всему сущему и «создать Небеса и Землю».

В некоторых мифах он показан как создатель Вселенной, предок Неба и Земли и всего того, что живет, двигается и производит себе подобных.

Слово «пань» означает «блюдо» и «гу» – «тыква», указывая, что Пань-гу вначале возник из Хаоса, и устройство им бытия оказалось напрямую связанным с его происхождением. Это имя связано с легендой о том, что его вырастили в тыкве, хотя сами иероглифы указывают лишь на его древнее происхождение.

На то же указывает и появление Пань-гу в образе собаки, и лишь позже он обрел человеческие черты, сохранив собачью голову. Его изображают как карлика, одетого в медвежью шкуру или с передником из листьев с двумя рогами на голове. Как демиург, в правой руке он держит молоток, в левой – стамеску – инструменты, символизирующие его созидательную миссию.

На ряде изображений его можно увидеть в обществе четырех мифологических существ: единорога, феникса, черепахи и дракона, на некоторых он показан с солнцем в одной руке и луной в другой, символизирующими его деятельность как творца мира.

Пань-гу трудился восемнадцать тысяч лет, за это время он создал солнце, луну и звезды, Небеса и Землю.

Наконец завершив свои земные труды, он умер, продолжая жить в своих творениях. Его голова стала горами, дыхание преобразилось в ветер, реки и облака, голос в гром; плоть стала землей, конечности – четырьмя частями; кожа и волосы превратились в травы и деревья, зубы, кости и мозг стали металлами, скалами и драгоценными камнями, пот – дождем, ползавшие по его телу насекомые обернулись людьми; таким образом, он отдал всего себя тому, чтобы созданный им мир был богатым и прекрасным.

Приведенный нами рассказ о Пань-гу и его творениях имеет даосское происхождение, это позднейшая адаптация даосского мифа. Его не следует путать с совершенно иной картиной мира – буддийской космогонией.

Напомним, что иногда Пань-гу изображали с солнцем в одной руке и луной в другой, то в виде кругов, то в антропоморфной форме. В мифе говорится, что, наведя порядок в нижнем мире, он не смог расположить светила подобающим образом, поэтому они погрузились в Китайское море, а людям пришлось жить в темноте.

Земной владыка послал чиновника, Земное Время, за светилами, чтобы они заняли свое место на небесах и одарили мир днем и ночью. Но те отказались выполнить распоряжение. Тогда Пань-гу, руководствуясь божественным указанием Будды, написал иероглиф «солнце» на своей левой руке и «луна» на правой, а затем отправился к Ханьскому морю.

Вытянув вперед левую руку, Пань-гу позвал солнце, а затем, вытянув правую руку, обратился к луне. Одновременно он семь раз произнес заговор. Тогда светила поднялись вверх, и сутки разделились на день и ночь.

В других историях рассказывается, что у Пань-гу были голова дракона и тело змеи, своим дыханием он вызывал ветер, открывая глаза, начинал день, а голосом производил гром.

Сравнив «Старшую Эдду» и сюжет о Пань-гу, мы обнаруживаем, что оба героя создали мир за восемнадцать тысяч лет. Вот как говорится о сотворении мира в скандинавской саге:

Попутно отметим сходство китайского создателя Вселенной и великана Имира, который выполнял те же функции в скандинавской мифологии. Хотя происхождение этих героев различно, но мотивы их смерти и последующего рождения мира из разных частей их тел совпадают. Можно сделать вывод, что совпадение описаний происхождения Вселенной в столь разных этносах объясняется тем, что все народы земли проходили одни и те же стадии развития.

В китайских космогонических мифах говорится о сотворении Земли. Впервые о них упоминает даосский монах IV века Го Гун, автор труда «Шэнь Сянь чуань» («Биографии богов»).

Полагают, что о демиурге Пань-гу гораздо подробнее рассказано в мифах, чем в устной традиции. Кроме того, сказители всегда воспринимали эту фигуру конкретно, а не как носителя абстрактной идеи. Некоторые авторы пытались представить его носителем высшей мудрости, но подобные представления оказывались совершенно недоступны широким массам. Стремясь эти идеи упростить, они описывали грандиозную картину мироздания.

К времени появления письменных источников образ Пань-гу практически не сохранился в устной традиции. Более того, сложно даже утверждать, что существовала потребность в подобном персонаже, ибо спустя тысячу лет космогонические сюжеты ранних мифов не пользовались популярностью.

В космогонических главах трудов Лао-цзы, Конфуция, Мо-цзы на первое место выступила абстрактная идея, а не конкретный герой. И сам Пань-гу, и его деятельность воспринимались как нечто чужеродное. Если миф заимствовали из вавилонской культуры, где существовали элементы космогонии или традиция мифологического нарратива, то он не сохранился в китайской культуре или был забыт.

Что же касается загадочного Го Гуна, стремившегося найти эликсир жизни и для этого экспериментировавшего с киноварью, то вполне возможно, что он не был связан с Пань-гу. Мифологическому сознанию свойственна определенная ограниченность – достаточно лишь постановки проблемы или объяснения непонятного посредством чуда.