Встречающиеся в текстах даты приводятся по старому стилю, географические названия соответствуют административному делению России в XIX веке.
В работе над «Народными русскими легендами» А. Н. Афанасьев пользовался многими источниками и делал на них ссылки в тексте и в подстрочных примечаниях. Так как при переиздании мы сохраняем подстрочные примечания самого Афанасьева в том виде, как он их давал (часто с сокращениями и без выходных данных), приводим ниже библиографическое описание основных изданий, на которые есть ссылки:
1. Абевега русских суеверий. М., 1786.
2. Афанасьев А. Н. Зооморфические божества у славян: птица, конь, бык, корова, змея, волк // Отечественные записки, 1852, № 1—3.
3. Афанасьев А. Н. Мифическая связь понятий света, зрения, огня, металла, оружия и желчи // Архив историко-юридических сведений, относящихся до России, 1854. — Кн. 2, полов. 2.
4. Афанасьев А. Н. Народные русские сказки/Изд. К. Солдатенкова и Н. Щепкина. — М., 1855. — Вып. 1; 1856. — Вып. 2; 1857. — Вып. 3; 1858. — Вып. 1—4.
5. Боричевский И. Повести и предания славянского племени. Спб., 1840.
6. Боричевский И. Народные славянские рассказы, изданные И. Боричевским. Спб., 1844.
7. Иллюстрация. Еженедельное издание всего полезного и изящного/Редактор-издатель Н. В. Кукольник. Спб., год 1 — 1845, год 2 — 1846.
8. Киреевский П. В. Духовные стихи // Чтения Общества истории и древностей российских при Московском университете. — М., 1848. — Год III, № 9.
9. Костормаров Н. Об историческом значении русской народной поэзии. Харьков, 1843.
10. Кулиш П. Записки о Южной Руси. Спб., 1856. — Т. I.
11. Макаров М. Н. Русские предания. Спб., 1838—1840. — Ч. 1—3.
12. Опыт областного великорусского словаря. Изданный Вторым отделением Академии наук [Под ред. А. X. Востокова]. Спб., 1852.
13. Пыпин А. Н. Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских // Ученые записки Второго отделения Академии наук. Спб., 1858. — Т. IV.
14. Сахаров И. П. Сказания русского народа, собранные И. Сахаровым. Спб., 1841. — Т. I; 1849. — Т. II.
15. Сементовский А. Малороссийские и галицкие загадки. Киев, 1851.
16. Словарь малорусского наречия/Сост. А. Афанасьевым-Чужбинским. Спб.: Второе отделение Академии наук. Спб., 1855.
17. Снегирев И. М. Русские в своих пословицах. М., 1831—1834. — Кн. 1-4.
18. Снегирев И. М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М., 1837—1839. — Вып. 1—4.
19. Терещенко А. В. Быт русского народа. Спб., 1848. — Ч. 1—7.
20. Труды Общества любителей российской словесности при Московском университете. М., 1816. — Кн. VII.
21. Этнографический сборник, издаваемый Русским географическим обществом. Спб., 1854. — Вып. 2.
22. Српске народне пjесме, скупио их и на свиjет издао Вук Караджич. Беч, 1841. — Кн. 1.
23. Српске народне приповиjетке, скупио их и на свиjет издао Вук Караджич. Беч, 1853.
24. Grimm J. Deutsche Mythologie. Göttingen, 1835.
25. Kinder- und Hausmärchen, gesammelt dunch die Brüder Grimm. Gross Ausgabe. Göttingen, 1850.
26. Deutsche Volksmärchen aus dem Sachsenlande in Siebenbürgen, gesammelt von Joseph Haltrich. Berlin, 1856.
27. Litauische Märchen, Sprichwörter, Rätsel und Lieder von August Schleicher. Weimar, 1857.
28. Norwegisch Volksmärchen, gesammelt von P. Asbjörnsen und Jörgen Мое. Deutsch von Friedrich Bresemann. Berlin, 1847.
29. Walachische Märchen, Herausgegeben von Arthur und Albert Schott. Stuttgart und Tübingen, 1845.
30. Westslawischer Märchenschotz. Ein Charakterbild der Böhmen, Mährer und Slowaken in ihren Märchen, Sagen, Geschichten volksgesängen und sprüchovörtern. Deutsch bearbeitet von Joseph Wenzig. Leipzig, 1857.
31. Zeitschrift für Deutsche Mythologie und Sittenkunde herausgegeben von J. W. Wolf. Göttingen, 1853—1856.
B. C. Кузнецова
ПРЕДИСЛОВИЕ А. Н. АФАНАСЬЕВА К ЕГО СОБРАНИЮ НАРОДНЫХ ЛЕГЕНД
Наряду с другими эпическими сказаниями, живущими в устах народа, существует еще целый отдел небольших повестей, запечатленных тем особенным, отличительным характером, вследствие которого получили они название легенд. Для своих эпических произведений народ, как известно, берет содержание из преданий своего прошлого, вносит в них свои собственные верования и нравственные убеждения, присущие ему в ту или другую эпоху его развития: и потому если языческая старина служила обильным материалом для народной поэзии, то в свою очередь и христианские представления, воспринятые юными новообращенными племенами, должны были найти в ней свой живой отголосок. Народная песня и сказка в самом деле не раз обращались к священному писанию и житиям святых, и отсюда почерпали материал для своих повествований: такое заимствование событий и лиц из библейской истории, самый взгляд на все житейское, выработавшийся под влиянием священных книг и отчасти отразившийся в народных произведениях, придали этим последним интерес более значительный, духовный; песня обратилась в стих, сказка в легенду. Само собой разумеется, как в стихах, так и в легендах заимствованный материал передается далеко не в совершенной чистоте: напротив, он более или менее подчиняется произволу народной фантазии, видоизменяется сообразно ее требованиям и даже связывается с теми преданиями и поверьями, которые уцелели от эпохи доисторической и которые, по-видимому, так противоположны началам христианского учения. История совершает свой путь последовательно, и в малоразвитых массах населения старое не только надолго уживается с новым, но и взаимно проникаются друг другом, перепутываются, пока истинное просвещение не укажет несостоятельности подобной связи. Так возникли многие средневековые апокрифические сочинения, так возникли и народные легенды, повествующие о создании мира, потопе и страшном суде с примесью древнейших суеверий и окружающие некоторых угодников атрибутами чисто сказочного эпоса. Поэтому хотя простолюдин смотрит на легенду как на что-то священное, хоть в самом рассказе слышится иногда библейский оборот, тем не менее странно было бы в этих поэтических произведениях искать религиозно-догматического откровения народа, в его современном состоянии. Нет, это все памятники глубокой старины, того давно прошедшего времени, когда благочестивый летописец, пораженный действительным смешением в жизни христианских идей и обрядов с языческими, назвал народ наш двоеверным.
Если они и уцелели в устах народа до нашего времени, если и подвергались в течение многих и многих лет различным изменениям, если наконец и заметны в них некоторые яркие следы позднейших влияний, то все-таки главным образом они любопытны для нас как плод поэтического творчества народа в древнейший период его истории.
Старинный эпос, согласно с воззрением первобытного человека на природу и с значением самых мифов язычества, дал в своих повествованиях довольно видное место различным животным. Конь, бык, собака, волк, ворон и другие звери и птицы одарены вещим характером и принимают в деяниях и судьбах людей живое и непосредственное участие.
С водворением новых, христианских начал народная фантазия не позабыла и не отринула тех прежних образов, в которых представлялись ей взаимные отношения человека и природы; она по-старому любила обращаться к миру животных, любила наделять их умом и волею и, касаясь событий, описанных в Ветхом и Новом заветах, свободно допустила их в свои легендарные сказания.
Приводим из этих любопытных сказаний те, которые нам известны:
a) Собака первоначально была создана голою; но черт, желая ее соблазнить, дал ей шубу, т. е. шерсть. Мышь прогрызает Ноев ковчег; уж затыкает эту дыру своею головою. (Смотри легенду о Ное праведном.)
b) В старину незапамятную рожь была не такая, как теперь; снизу солома, а на макушке колосок; тогда от корня до самого верху все был колос. Раз показалось бабам тяжело жать, и давай они бранить божий хлеб. Одна говорит: «Чтоб ты пропала, окаянная рожь!» Другая: «Чтоб тебе ни всходу, ни умолоту!» Третья: «Чтоб тебя, проклятую, сдернуло снизу доверху!» Господь, разгневанный их неразумным ропотом, забрал колосья и начал истреблять один за другим. Бабы стоят да смотрят. Когда осталось богу выдернуть последний колос — сухощавый и тщедушный, тогда собаки стали молить, чтобы господь оставил на их долю сколько-нибудь колоса. Милосердный господь сжалился над ними и оставил им колос, какой теперь видим [9]. Другое предание говорит, что самое зерно было необыкновенной величины:
«Был-жил какой-то царь, ездил-гулял по полям с князьями и боярами, нашел житное зерно величиной с воробьиное яйцо. Удивился царь, собрал князей и бояр, стал спрашивать: давно ли это жито сеяно? Никто не ведал, не знал. И придумали взыскать такого человека из старых людей, который мог бы про то сказать. Искали-искали и нашли старика — едва ходит о двух костылях, привели его к царю и стали спрашивать: „Кем сеяно это жито и кто пожинал?“ — „Не памятую, — отвечал старик, — такого жита я не севал и не знаю; может, отец мой помнит“. Послали за отцом, привели к царю об одном костыле. Спросили о зерне; он тоже говорит: „Я не севал и не пожинал: а есть у меня батюшка, у которого видел такое зерно в житнице“. Послали за третьим стариком; будет ему от роду сто семьдесят годов, а пришел к царю легко, без костыля, без вожатых. Начал его царь спрашивать: „Кем это жито сеяно?“ — „Я его сеял, я и пожинал, — сказал в ответ старец, — и теперь у меня есть в житнице: держу для памяти! Когда был я молод — жито было большое да крупное, а после стало родиться все мельче да мельче“. Спросил еще царь: „Скажи мне, старик! отчего ты ходишь легче и сына и внука?“ — „Оттого, — сказал старец, — что жил по-божьему: своим владел, чужим не корыстовался“». (Записано в Архангельской губернии.)
