c. Служил солдат Богу и великому государю целых двадцать пять лет, выслужил три сухаря и пошел домой на родину. Шел-шел и крепко задумался: «Господи Боже ты мой! служил я царю двадцать пять лет, был сыт и одет; а теперь до чего дожил? и голоден, и холоден; только и есть что́ три сухаря». А навстречу ему убогой нищий и просит милостинку. Солдат отдал нищему один сухарь, а себе оставил два. Пошел дальше; немного погодя попадается ему другой нищий, кланяется и просит милостинку. Солдат подал и этому сухарь, и остался у него один. Опять пошел дальше своей дорогою и повстречал третьяго нищаго: кланяется ему старец и просит милостинку. Вынул солдат последний сухарь и думает: «Целой дать — самому не останется, половину дать — пожалуй, сойдется этот старец с прежними нищими, увидит у них по целому сухарю и обидится: лучше отдам ему весь, а сам обойдусь коё-как!» Отдал последний сухарь и остался ни при чем. Вот старец и спрашивает его: «Скажи, доброй человек, чего желаешь, в чем нуждаешься? я те́ помогу». — «Бог с тобой! — отвечает солдат, — с тебя, старичек, взять нечего: ты сам человек убогой». — «Да ты не смотри на мое убожество; только скажи, чего желаешь, — а я уж награжу тебя за твою добродетель». — «Мне ничего не надо; а коли есть у тебя карты, так подари на память». Старец вынул из-за пазухи карты и дает солдату: «Возьми, — говорит, — с кем ни станешь играть в эти карты — всякаго обыграешь: да вот на́ тебе и торбу: что ни встретишь на дороге, зверя ли, птицу ли, и захочешь поймать, — только распахни торбу и скажи: «Полезай сюда, зверь али птица!» — и все сделается по-твоему» [136]. — «Спасибо», — сказал солдат, взял карты и торбу и поплёлся в путь-дорогу.
Шел близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, и пришел к озеру, а на том озере плавают три диких гуся. Вот солдат и вздумал: «Дай-ка я торбу свою попробую!» Вынул ее, распахнул и говорит: «Эй вы, дикие гуси! полетайте в мою торбу». И только выговорил эти слова — как снялись гуси с озера, и прилетели прямо в торбу. Солдат завязал торбу, поднял на плеча и пустился в дорогу. Шел-шел, и пришел в город. Забрался в трактир и говорит хозяину: «Возьми этого гуся и зажарь мне к ужину, а другаго гуся отдаю тебе за хлопоты, а третьяго променяй мне на водку». Вот солдат сидит себе в трактире да угощается: выпьет винца да гусем и закусит. И вздумалось ему посмотреть в окошко: стоит на другой стороне большой дворец, только во всем дворце нет ни одного стекла целаго. «Послушай, — спрашивает он хозяина, — что это за дворец и отчего пустой стоит?» — «Да вишь, — говорит хозяин, — царь наш выстроил себе этот дворец, только жить-то в нем нельзя; вот уже семь лет пустеет! всех нечистая сила выгоняет! Кажную ночь собирается там чертовское сонмище, шумит, пляшет, в карты играет и всякия скверны творит». Вот солдат пошел к царю. «Ваше царское величество! позволь, — говорит, — мне в твоем порожнем дворце одну ночь переночевать». — «Что ты, служба! — говорит ему царь, — Бог с тобою! уж были такие смельчаки, брались переночевать в энтом дворце, да ни один живой не вороча́лся!» — «Небось, русской солдат ни в воде не тонет, ни в огне не горит. Служил я Богу и великому государю двадцать пять лет, да не умер; а то за одну ночь у тебя помру!» — «Я ж тебе говорю: пойдет туда с вечера живой человек, а утром одне косточки найдут». Солдат стоит на своем: пусти да пусти его во дворец. «Ну, — говорит царь, — ступай с Богом, ночуй, коли хочешь; я с тебя воли не снимаю».
Пришел солдат во дворец и расположился в самой большой комнате; снял с себя ранец и саблю, ранец поставил в уголок, а саблю на гвоздик повесил; сел за стол, вынул кисет с табаком, набил трубку — и покуривает себе. Вот ровно в двенадцать часов — откуда что взялось — набежало во дворец чертей видимо-невидимо; поднялся гам, крик, пляс, музыка. «А и ты, служивой, здесь! — закричали черти. — Зачем пожаловал? Не хочешь ли поиграть с нами в карты?» — «Отчего не хотеть! только, чур, играть моими картами». Сейчас вынул свои карты и ну сдавать. Стали играть; раз сыграли — солдат выиграл, в другой — опять солдат выиграл; сколько ни ухитрялись черти, а все деньги спустили солдату: он знай себе загребает! «Постой, служивой, — говорят черти, — есть у нас еще шестьдесят четвериков серебра да сорок золота, давай-ка играть с тобой на это серебро и золото!» — и посылают они малаго чертёнка таскать серебро. Стали снова играть, солдат все обыгрывает: уж чертёнок таскал-таскал, все серебро перетаскал, и говорит старому дьяволу: «Дедушка, больше нету!» — «Таскай, пострел, золото!» Вот он таскал-таскал золото, целой угол завалил, а толку все нету, все солдат обыгрывает. Жалко стало чертям своих денег; вот они и давай приступать к солдату, да как заревут: «Разорвем его, братцы! съедим его!» — «Еще посмотрим, кто кого съест!» — говорит солдат, схватил торбу, распахнул и спрашивает: «А это что?» — «Торба», — говорят черти. — «А ну, по Божьему слову, полезайте в торбу!» Только сказал — и полезли черти в торбу; да много ж набралось их, чуть ни давят друг дружку! Солдат завязал торбу покрепче и повесил на стенку на гвоздь; а сам улегся спать.
Поутру посылает царь своих людей: «Ступайте, проведайте — что с солдатом деется? Коли пропал от нечистой силы, так приберите его косточки!» Вот и пошли; приходят во дворец — а солдат весело по горницам похаживает да трубочку покуривает. «Здорово, служивой! не чаяли увидать тебя живаго! Ну, как ночевал, как с чертями поладил?» — «Что черти! вы посмотрите-ка, сколько я серебра да золота у них выиграл, вишь какия кучи!» Посмотрели царские люди и вздивовались, а солдат им наказывает: «Приведите, братцы, да поживее двух кузнецов, да чтоб захватили с собой железную плиту и молоты». Те бего́м бросились в кузницу, и живо справили дело. Пришли кузнецы с железной плитою, с тяжелыми молотами. «Ну-ка, — говорит солдат, — снимите эту торбу да приударьте её по-кузнешному». Стали кузнецы снимать торбу и говорят промеж собою: «Ишь какая тяжелая! черти — что ли в ней напханы!» А черти откликаются: «Мы, батюшки! мы, родимые!» Сейчас положили кузнецы торбу на железную плиту и давай молотами постукивать, словно железо куют. Жутко пришлось чертям, невмоготу стало терпеть: «Смилуйся! — заорали, — выпусти, служивой, на вольной свет, по век тебя не забудем; а уж в этот дворец ни один чорт ни ногой… всем закажем, за сто верст от него будем бегать!» Солдат остановил кузнецов, и только развязал торбу — черти так и прыснули, и пустились без оглядки в тартарары — в преисподнюю. А солдат не промах, ухватил одного стараго чорта, разрезал ему лапу до крови: «Подавай, — говорит, — росписку, что будешь мне верно служить!» Нечистой написал ему в том росписку своею кровию, отдал и навострил лыжи. Прибежали черти в пекло, переполошили всю нечистую силу — и старых, и малых; сейчас расставили кругом пекла часовых и крепко-накрепко приказали караулить, чтоб как-нибудь не пробрался туда солдат с торбою.
Пришел солдат к царю. Так и так, говорит, очистил дворец от дьявольскаго наваждения. «Спасибо, — говорит ему царь, — оставайся жить у меня, стану тебя заместо брата почитать». Остался солдат при царе жить [137]; всего у него вдоволь, денег куры не клюют, и задумал он жениться. Оженился, а через год после того дал ему Бог сына. Вот и приключилась этому мальчику хворь, да такая — не может никто вылечить; уж сколько лекарей перебывало, толку нет ни на грош. И задумал солдат про того стараго черта, что дал ему росписку, а в росписке написал: вечно-де буду тебе верным слугою; вздумал и говорит: «Куда-то мой старой чорт девался?» Вдруг явился перед ним тот самой чорт и спрашивает: «Что твоей милости угодно?» — «А вот что: захворал у меня сынишка, не знаешь ли — как бы его вылечить?» Чорт вытащил из кармана стакан, налил его холодной водою, поставил хворому в головах и говорит солдату; «Поди-ка, посмотри на́ воду». Солдат смотрит на воду, а чорт его спрашивает: «Ну, что видишь?» — «Я вижу: в ногах у моего сына стоит Смерть». — «Ну, коли в ногах стоит, то будет здоров; а если бы Смерть в головах стояла — то непременно бы помер». Потом берёт чорт стакан с водою и брызнул на солдатскаго сына, и в ту же минуту он здоров сделался. Подари мне этот стакан, — говорит солдат, — и больше ничего от тебя не надо». Чорт подарил ему стакан, а солдат воротил назад росписку. Сделался солдат знахарем, стал лечить бояр и генералов; только посмотрит в стакан — и сейчас скажет: кому помереть, кому выздороветь.
Случилось самому царю захворать; призвали солдата. Вот он налил в стакан холодной воды, поставил царю а головах, поглядел — и видит, что Смерть тут же в головах стоит. И говорит солдат: «Ваше царское величество! никто тебя не сможет вылечить. Смерть в головах уж стоит; всего-навсего только три часа и осталось тебе жить!» Царь услыхал эти речи и сильно на солдата озлобился: «Как так? — закричал на него, — ты многих бояр и генералов вылечивал, а меня не хочешь? Сейчас прикажу казнить тебя смертию!» Вот солдат думал-думал: что ему делать? и начал просить Смерть: «Отдай, — говорит, — царю мой век, а меня умори; все равно придется мне помереть — так уж лучше помереть своею смертию, чем лютую казнь претерпеть!» Посмотрел в стакан, и видит, что Смерть стоит у царя в ногах. Тут солдат взял воду и сбрызнул царя: стал он совершенно здоров. «Ну, Смерть! — говорит солдат, — дай мне сроку хоть на три часа, только домой сходить да с женой и сыном проститься». — «Ступай!» — отвечает Смерть. Пришел солдат домой, лег на кровать и крепко разболелся. А Смерть уж около него стоит: «Ну, служивой! прощайся скорее, всего три минуты осталось тебе жить на свете». Солдат потянулся, достал из-под голов свою торбу, распахнул и спрашивает: «Что это?» — Смерть отвечает: «Торба». — «Ну, коли торба, так полезай в нее!» Смерть прямо в торбу и шурхнула. Солдат — куда и хворь девалась — вскочил с постели, завязал торбу крепко-накрепко, взвалил ее на плеча и пошел в леса Брянские, дремучие. Пришел и повесил этую торбу на горькой осине, на самой вершине, а сам воротился домой.
