Между тем как все гранды, рыцари и полководцы собрались в палатке на совет, дон Диего Ордонес из Лары в полном вооружении подъехал к стенам Саморы.
— Все вы изменники и предатели, жители Саморы! — кричал он, грозно потрясая оружием. — Все вы предатели, если можете терпеть в своих стенах Велъи–до, убийцу короля Санчо! Я проклинаю вас всех и ваших предков вместе с вами! Выходите биться со мной, выходите — хотя бы впятером разом, и, по обычаю Испании, я буду биться с каждым из вас или даже со всеми вместе!
— Я принимаю твой вызов, — отвечал ему Ариас Гонсале, — и докажу тебе, что мы не то, что ты думаешь!
Но прежде чем выйти на бой, обратился он к жителям Саморы, прося сказать прямо, не замешан ли кто из них в этом деле:
— Лучше умереть мне пленником в земле мавров, чем быть побежденным, как злой предатель, в поединке на суде Божием!
И отвечали ему все, как один человек:
— Своею волею, один, совершил это злое дело предатель Вельидо Дольфос. Не причастен никто из нас к этой смерти. Смело выходи в бой на Божий суд, Ариас Гонсале!
Огорчилась инфанта, донна Уррака, смертью своего брата и, опечаленная обвинением ее подданных в вероломстве, собрала во дворце своем совет. Все собрались там, кроме Ариаса Гонсале и его сыновей, и враги их начали уже было распространять о них клевету, как вдруг с достоинством вошел этот добрый старик со своими четырьмя сыновьями — все в длинных траурных плащах. Поцеловал он руку инфанты и, поклонившись собранию, сказал:
— Пришел я поздно, так как не люблю речей там, где нужны дела!
При этих словах сорвали они с себя длинные плащи и явились перед собранием в полном вооружении. Инфанта заплакала, гранды удивились и приветствовали их, потому что все давали только советы, но никто еще не вызвался биться.
Ариас Гонсале продолжал:
— Дон Диего Ордонес, храбрый рыцарь из Лары, своею кровью смоет с нас пятно такого подозрения. Я сам буду биться пятым после моих сыновей или первым до них. Добрый вассал приносит в жертву своему королю имущество, жизнь и свою славу!
Кончил свою речь Ариас Гонсале, и после его слов все встали и вышли вслед за ним из ворот в поле. Ариас Гонсале хочет биться первым, но плачет донна Уррака и удерживает его: без него не будет у нее надежного советника. Собрались и все рыцари вокруг старика и также стали упрашивать его.
Огорчился граф, но делать нечего. Подозвал он своих четырех сыновей и подал младшему из них, Педро, свой меч, свой щит и свое копье, передал ему своего коня и благословил на бой с врагом. Но перед боем надо было еще посвятить Педро в рыцари. Сам отец посвящал его. Воздвигли алтарь и стали курить ладаном в честь святого Георгия, святого Романа и святого Иакова Испанского. На столе лежало блестящее, как зеркало, оружие.
Епископ после обедни благословил порознь все оружие и передал его дону Педро и надел ему на голову сверкающий, как солнце, шлем, украшенный цветами и белыми перьями. Затем вышел вперед его отец и, обнажив свой меч, ударил им по плечу сына, говоря:
— Теперь, сын мой, ты — рыцарь, благородный гранд, с детства воспитанный в добрых нравах. Да пошлет тебе Господь терпение в трудах и счастье в битвах и да будешь ты грозою твоих врагов, опорой твоих друзей и сограждан! Не дружись, сын мой, с предателями и даже не гляди им в лицо. Да не будет обманут тот, кто доверится тебе: это значило бы обмануть самого себя. Прощай побежденному, когда он не в силах больше держать коня, и щади робкого; но не щади смелого и дерзкого — бейся с ним насмерть. Я посылаю тебя защищать Самору против дона Диего из Лары: кто не защищает своей родины, тот не имеет чувства чести.
И дон Педро поклялся священною книгою исполнить все, завещанное ему отцом. Тогда отец дал ему поцеловать крест и надел ему на руку щит, а донна Уррака пристегнула ему меч.
Вооруженный, выехал тогда дон Педро Ариас Кастилец из ворот Саморы и подъехал к дону Диего из Лары.
— Да сохранит тебя Бог, дон Диего, мой враг и противник! Да пошлет Он тебе счастье и да избавит тебя от предателей! Я вышел сюда на суд Божий, чтобы снять с нас подозрение в измене.
Но дон Диего гордо отвечал ему:
— Все вы до одного — предатели, и я это докажу вам.
Противники съехались и с такою силою напали друг на друга, что копья их разлетелись в куски с первого же удара, но сами они остались целы и невредимы. Тогда дон Диего занес меч над головой несчастного Педро, рассек ему шлем и раздробил череп. Однако дон Педро удержался за гриву коня и, собрав последние силы, хотел было еще раз нанести удар дону Диего, но кровь застилала ему глаза, и удар его пришелся по коню противника. Круто повернув, умчал конь с поля битвы своего седока, несмотря на все сопротивление дона Диего.
Так кончилась битва, и не оказалось после нее победителя: дон Педро был убит, но и дон Диего бежал, хоть и невольно. Хотел он вернуться и снова биться с другим сыном Ариаса Гонсале, но судьи поединка не допустили этого:
— Нехорошо дважды испытывать Господа Бога.
Через старую потайную дверь, что остается открытою во все времена и века, вышло тридцать рыцарей, неся с собою красное знамя. Окруженная ими, медленно подвигалась разукрашенная погребальная колесница. Стоял на ней деревянный гроб, а в гробу лежало тело дона Педро Фернанда, сына Ариаса Гонсале.
Оплакивало его сто придворных дам. Все они были хорошего рода, все приходились роднею покойнику до третьего и четвертого колена: одни называли его двоюродным братом, другие — братом; одни говорили ему— дядя, другие — зять. Всех больше оплакивала его донна Уррака Фернанда.
Но старик Ариас Гонсале утешал и уговаривал их.
— О чем плакать? Зачем так отчаиваться? — говорил он. — Умер мой сын не в трактире и не за игрою в кости. Умер он, защищая Самору, защищая нашу честь; умер он как рыцарь — в битве!
Послала инфанта донна Уррака двух придворных с письмами к своему брату Альфонсо, бывшему тогда в Толедо при дворе мавританского короля. Ехали они в повозке дни и ночи и скоро приехали в Толедское царство, в малоизвестный город по имени Олис. Там встретили они Перансуреса, верного рыцаря дона Альфонсо. Он отвел послов в уединенное место и, убив их, захватил письма и тихонько пробрался в Толедо, никем не замеченный. Там отыскал он дона Альфонсо, которого очень любил, рассказал ему подробно все, что случилось у стен Саморы, посоветовал ему держать это известие в тайне от мавров. Но дон Альфонсо был мудр и понимал, что король все равно узнает об этом и, пожалуй, не выпустит его из своих владений.
— Хорошо ты сделал, что доверился мне, — сказал ему мавританский король, — потому что много расставлено у меня по дороге сторожей, и конных, и пеших, и если бы ты уехал без моего позволения, то плохо пришлось бы тебе. Но за твою верность я тебя награжу.
Затем сели они играть в шахматы.
Дон Альфонсо так хорошо играл и так много выигрывал, что рассердился на него мавританский король и закричал:
— Убирайся скорее из моих владений!
Дон Альфонсо очень обрадовался и с другом своим Перансуресом вышел из города, будто бы за тем, чтобы пострелять из лука. Там они сели на приготовленных в поле коней и выехали из Толедского царства. Выехали они в полночь, когда все уже спали. Звезды и луна освещали им путь. Они миновали монастырь Святого Августина, служивший украшением берегов реки Таго, спустились в долину, выехали на дорогу и ехали день и ночь, чтобы избежать погони.
Дон Альфонсо очень скоро прибыл в Самору, где с почетом был встречен сестрой и ее вассалами. Донна Уррака сказала ему:
— Тебя провозгласили все королем после смерти брата нашего Санчо, убитого предателем Вельидо. Один только Родриго не хочет признать тебя, пока не
поклянешься ты, что Вельидо действовал без твоего ведома и желания.
Рассердился дон Альфонсо, но промолчал и поехал в Бургос. Там встретили его гранды и рыцари. Все они поцеловали руку короля, только Сид отказался, а с ним и его верные кастильцы.
— Вы наследник престола, — сказали они, — но, государь, вы должны произнести клятву, что вы неповинны в смерти короля, вашего брата, — ни вы, ни ваши люди, друзья или союзники.
— Хорошо, — сказал король, — я дам эту клятву в установленном месте и в установленном порядке.
Но в душе он очень сердился на Сида.
Собралось в Бургосе множество грандов и рыцарей, и Сид потребовал, чтобы король явился в собрание со всеми двенадцатью рыцарями и чтобы и они вслед за ним поклялись, что неповинны они в смерти короля Санчо. Все поклялись, только один король замялся было, но все же сказал–таки под конец: «Аминь!»
Тогда Сид преклонил перед ним колена и признал себя его вассалом.
Поклялся король, что неповинен он в смерти своего брата, но поклялся нетвердым голосом и с гневом обратился затем к Сиду:
