Во главе войска кауравов теперь встал Карна, а младший сын Дхритараштры Духшасана вступил в поединок с Бхимой и был убит. Тем временем Карна по всему полю искал Арджуну, чтобы сразиться с ним. Описание их схватки носит поистине космический характер:
Один — слоновидный, другой — слонотелый,
Сверкали, казалось, клыки, а не стрелы!
Казалось, что поле — от падавших с гневом
Бесчисленных стрел — зашумело посевом.
Казалось, что поле войны непрерывным
Струящихся стрел заливается ливнем.
Казалось, что стрелы и день побороли,
Всеобщую ночь воздвигая на поле.
Пока шла эта перестрелка, на Курукшетре появился змей Ашвасена, чью мать когда-то сжег Арджуна. Решив отомстить, он проник в колчан Карны и превратился в стрелу. Карна выпустил ее, но стрела, подгоняемая ненавистью змея, полетела быстрее, чем он рассчитывал, а Кришна, предугадавший развитие событий, тем временем погрузил колесницу Арджуны в землю. Стрела Карны лишь сбила с Арджуны венец, и Карна, не веря своему промаху, сразу вспомнил о проклятии Парашурамы. В тот же миг начало сбываться и другое проклятие — бога времени Калы, которого когда-то Карна оскорбил: колесница Карны начала погружаться в землю. Карна пытался вытащить ее; заметив, что Арджуна готовится выстрелить, он крикнул, чтобы тот не нарушал неписаных законов чести и не стрелял в пешего. Но Арджуна воскликнул:
Когда Драупади в одном покрывале
Тащили вы, платье с безгрешной срывали
С Духшасаной, с глупым Дурьодханой вместе, —
Ты думал о долге, законе и чести?
Когда для пандавов блужданья лесного
Окончился срок и ты не дал им снова
Воссесть на отцовском наследственном троне, —
Ты думал о долге, любви и законе?
А если не знаешь закона и долга,
Зачем языком ты болтаешь без толка?
Теперь-то закону ты вспомнил служенье,
Но поздно: погибнешь ты в этом сраженье!
Он выстрелил в Карну из своего лука Гандивы, полученного от бога огня Агни, чудесной стрелой, которую «Махабхарата» сравнивает с ваджрой Индры. Стрела обезглавила Карну, пандавы ринулись на кауравов и обратили тех в бегство. Утром кауравы предприняли вылазку, но снова были разбиты, причем из сыновей царя Дхритараштры в живых остался только Дурьодхана. В поединке Бхима убил Дурьодхану, а войско кауравов было уничтожено; ускользнуть сумели только трое — во главе с сыном Дроны Ашваттхаманом. Ночью они пробрались в лагерь победителей и убили всех, кроме пятерых пандавов и Кришны.
Вернувшись с Курукшетры, Юдхиштхира воцарился в Хастинапуре и правил счастливо, но недолго: после нескольких лет царствования, узнав, что от лесного пожара погибли Дхритараштра, Гандхари и Кунти и что некий охотник убил Кришну, приняв его за оленя и поразив стрелой в пятку (единственное уязвимое место на его теле), он отрекся от престола в пользу внука Арджуны Парикшита и вместе с братьями и Драупади отправился в паломничество в Гималаи. Не выдержав тягот пути, первой умерла Драупади, затем погибли Сахадева, Накула, Арджуна и Бхима. Одному Юдхиштхире довелось вознестись живым на небо. Однако он до тех пор отказывался от райского блаженства, пока не избавил от мук подземного царства своих братьев. Вместе с ними и другими благородными воинами, павшими на поле Куру, Юдхиштхира навечно поселился на небе, среди богов. Так завершилась история о великой битве потомков Бхараты.
В этой битве не было ни победителей, ни побежденных — не было и не могло быть: ведь добро и зло суть одно, добрый поступок порождает злое деяние и наоборот, поэтому в конфликте нет ни абсолютно правых, ни безусловно виноватых.
Пандавы и кауравы — две стороны одной медали, два равноправных и равнозначных проявления феномена «единой нерушимой целостности» — сущности индийской мифопоэтической традиции.
«Мы знаем, что «целое» «Махабхараты» — плод творчества многих поколений, что этико-философская концепция была наложена на героическую основу эпоса в сравнительно позднее время и только тогда, когда появились потребность в ней и возможность ее художественного воплощения. Перестройка, которой подверглась «Махабхарата», — именно вследствие своей постепенности и исторической обусловленности — была проведена с чувством такта и меры. Остались почти нетронутыми устная эпическая техника и оригинальный стиль «Махабхараты». Героическое повествование сохранило неизменными свое содержание и сюжет, но только те же содержание и сюжет были рассмотрены и с новой точки зрения — этической. В согласии с дидактической установкой эпоса в него были включены неизвестные ему ранее разделы, однако эти разделы и формально и по существу были нерасторжимо скреплены с эпическим рассказом. Не был отброшен даже тот героический пафос, который, как и любому другому эпосу, был присущ ранним версиям «Махабхараты». Творцы поздней редакции поэмы умело использовали ее изначальный героический идеал, придав ему при этом иную окраску: они проповедовали необходимость активной, героической и в то же время бескорыстной деятельности уже не просто во имя славы и чести, но во имя исполнения высшего и непреложного морального закона. «Махабхарата» тем самым обрела философскую глубину, не утратив неувядаемого аромата сказания героического века. Художественный синтез, достигнутый в «Махабхарате», сделал ее произведением удивительно многозначным, позволил читателю открывать в ней все новые пласты мысли и образа. До нас дошла одна «Махабхарата», но эта «Махабхарата» — и книга народной мудрости, и сказочный эпос, и философское наставление в законе и морали, и волнующая повесть о безвозвратно ушедшем героическом прошлом, каким оно запечатлелось в памяти новых поколений» (Гринцер).
В отличие от «Махабхараты», другой индийский эпос, «Рамаяна», относительно невелик — по своему объему он составляет лишь четверть «Махабхараты». Вдобавок эта поэма более «прямолинейна», в ней значительно меньше отступлений и вставных эпизодов, зато больше волшебства. Главная же особенность «Рамаяны» состоит в том, что эта поэма — литературное произведение; индийцы, как упоминалось выше, считают ее адикавьей — первым собственно литературным сочинением. «Если «Махабхарата» из эпоса героического в итоге стала эпосом героико-дидактическим, то «Рамаяна» от героического развивалась к эпосу литературному, в котором и древний сюжет, и способы описания оказались последовательно подчиненными задаче эстетического воздействия» (Гринцер).
В вишнуизме «Рамаяна» считается священной книгой, ибо повествует о земных деяниях Вишну, воплотившегося в человеке Рамачандре (Раме), — точно так же, как «небесная песнь» («Бхагавад-гита») «Махабхараты», поведанная Арджуне Кришной, другой аватарой Вишну. Но эта поэма— прежде всего рассказ не о божественных, а о человеческих свершениях и не о божественной, а о человеческой любви, той самой, что «сильнее всех начал».
Историческую основу «Рамаяны» исследователи видят в покорении ариями племен дравидийского юга, выходе ариев к океану и завоевании острова Цейлон (Шри-Ланка). Правда, «Рамаяна» не именует себя ни итихасой, ни пураной, как «Махабхарата», и ее историческая основа, очевидно, — не более чем весьма искаженное эхо событий далекого прошлого.
История любви Ситы и Рамы имеет долгую предысторию, восходящую к временам, когда боги еще не покинули «срединный мир» и не удалились на небеса.
Великий подвижник Равана, по рождению принадлежавший к асурам, прославился во всех трех мирах своими аскетическими подвигами. Верховный бог Брахма рассудил, что столь усердное подвижничество не должно оставаться без награды, и предложил Раване исполнить любое его желание. Равана выбрал в дар могущество над богами и демонами-рак-шасами (людей он считал недостойными своего внимания). Брахма выполнил его желание — и Равану словно подменили: он изгнал с Ланки своего сводного брата, бога богатства Куберу, остальных же богов заставил прислуживать себе (Агни был его поваром, Ваю подметал полы, Варуна носил воду и т. д.), а Индру победил и взял в плен (но потом отпустил по просьбе Брахмы). Встревоженные всемогуществом Раваны, боги пришли к Брахме и сказали: «О благословенный Господь, под твоим покровительством ракшас Равана постоянно беспокоит нас, поскольку ты даровал ему благословение. Мы беспомощны и вынуждены терпеть его страшные притеснения! Господин ракшасов, он беспрепятственно преследует жителей всех трех миров, низвергнув покровителей земли, он починил себе даже Индру. Нападая на мудрецов, якшей, гандхарвов, брахманов и другие живые существа, он попирает их ногой, твое покровительство сделало его нестерпимо горделивым. При его появлении солнце перестает светить в небе, ветер теряет свою силу, а океан, всегда украшенный гирляндами волн, затихает. О дарующий благословения, мы живем, мучимые этим несомненным ракшасом. О благословенный, придумай, как победить его!» Брахма задумался — и вдруг вспомнил, что Равана не попросил его о могуществе над людьми, то есть победить ракшаса сможет только человек.
