Увидев, как возвысился Энлиль, Нунбаршегуну задумала выдать за него свою дочь — юную прелестную Нинлиль.
— В чистом потоке, женщина, в чистом потоке омойся, —
наставляла дочку заботливая мать, —
Ступай, Нинлиль, вдоль берега потока Нунбираду,
Ясноглазый властелин, ясноглазый,
«Великая Гора», отец Энлиль ясноглазый увидит тебя
И тут же обнимет тебя, поцелует тебя[57].
Наивная Нинлиль сделала все, что ей велели, и замысел Нунбаршегуну удался — правда, только отчасти. При виде красавицы Энлиль и впрямь загорелся неистовой страстью и пожелал немедленно овладеть девушкой. Не тратя времени на вздохи и серенады, бог предложил Нинлиль возлечь с ним, но та ответила испуганным отказом:
— Мое лоно мало, оно не знает соитья,
Мои уста малы, они не умеют целовать!
Энлиль слегка опешил от такого бесхитростного и прямого ответа, но не пожелал примириться с поражением. Потеряв голову от любви, он обратился к своему доверенному слуге Нуску, спрашивая, что ему делать?
Нуску очень возгордился, что сам властелин богов пришел к нему за советом, хотя и не понял, что так смущает Энлиля? Все очень просто — если уговоры не помогли, господин должен взять девушку силой! Это проще простого, он, Нуску, сам много раз поступал так в подобных случаях! Услужливый прохиндей даже дал хозяину ладью, чтобы верховному богу не пришлось валяться с Нинлиль на пыльной траве среди скорпионов и змей.
И на следующий день Энлиль, почитавшийся в Ниппуре светочем правосудия, поступил согласно совету своего неразборчивого в средствах слуги: он подстерег Нинлиль в зарослях прибрежного камыша, затащил юную прекрасную богиню в лодку и изнасиловал ее.
При вести об этом злодеянии всеобщее возмущение охватило Ниппур. Семь старших богов — вершителей судеб мира и пятьдесят младших богов и богинь собрались, чтобы судить своего преступного властелина. Приговор судей был единогласным: насильнику нет прощения! Отныне Энлиль им больше не владыка, он должен навсегда покинуть Ниппур и удалиться в подземный мир!
Так постановили боги, и охваченный раскаянием преступник ни слова не возразил против их решения.
— Энлиль, нечестивец, уходи из города!
Нунамнир, нечестивец, уходи из города!
И ушел бывший верховный бог в Кур — в печальную страну, откуда нет возврата.
Но Нинлиль уже носила во чреве ребенка Энлиля — будущего бога Луны Нанну. Молодая женщина долго горевала и плакала, не зная, как ей теперь поступить. Ненавидит она того, кто дал ей этого ребенка, жалеет его или любит? И как ее малютка будет расти без отца?
Наконец богиня осушила слезы, укрепила сердце и отважилась последовать за изгнанником в недра земли.
Узнав об этом, Энлиль еще сильнее почувствовал вину: неужели его первенец и прекрасная Нинлиль обречены вечно пребывать в таком безрадостном месте? Из подземного царства никто никогда не возвращался, даже Энлиль не мог изменить непреложные законы, правящие Куром! Но бог призвал на помощь весь свой ум, всю свою энергию и составил хитроумный план.
Он занял место привратника, сторожащего вход в подземную страну, принял его образ и встретил приблизившуюся к воротам Нинлиль такими словами:
— Энлиль, мой господин, не велел тебе говорить, где он. Энлиль, мой господин, не велел тебя впускать!
— Раз Энлиль — твой господин, значит, я — твоя госпожа, — дрожащим голосом отвечала юная женщина. —
Во мне зреет семя владыки богов, пожалуйста, пропусти меня!
— Дай коснуться тебя — тогда, так и быть, я тебя пропущу! — нахально потребовал лже-превратник.
Как ни умоляла Нинлиль, страж стоял на своем. Наконец бедняжке стало ясно: ворота не распахнутся, пока она не выполнит все требования наглого шантажиста.
И возлегли рядом богиня и ее неузнанный муж, и обнял Энлиль супругу, приговаривая магические слова: «Семя моего господина пусть вернется к небу, семя мое — пусть под землю сойдет!»
Потому что владыка богов хорошо знал жестокие законы подземного мира: тот, кто хочет вернуться отсюда на землю, должен оставить вместо себя другого — голову за голову, душу за душу!
Так Нинлиль зачала от супруга дитя, которому предназначено было остаться под землей вместо их первенца Нанны.
Пройдя через ворота, богиня отправилась дальше, а Энлиль вновь опередил ее и встретил на берегу подземной реки под видом стража потока. «Страж» потребовал от Нинлиль той же услуги, что и привратник, — и опять, обнимая женщину, произнес волшебное заклинание: «Семя моего господина пусть вернется к небу, семя мое — пусть под землю сойдет!»
Ребенок, зачатый на сей раз, должен был заменить в стране вечного мрака юную Нинлиль.
Не подозревая о жестоком замысле мужа, богиня побрела вдоль берега реки, где вскоре увидела перевозчика Ур-Шанаби… Конечно, это был все тот же Энлиль, принявший еще один облик. И снова богу удалось обмануть самоотверженную супругу, выманив у нее ласки взамен обещания переправить на ту сторону страшного потока.
Магические слова: «Семя моего господина пусть вернется к небу, семя мое — пусть под землю сойдет!» сделали третье дитя, зачатое Нинлиль в подземном мире, выкупом за самого Энлиля.
Так три младших ребенка божественной четы помогли Энлилю, Нинлиль и их первенцу Нанне вернуться на землю вопреки судьбе и приговору богов. Младшие братья Нанны сделались подземными божествами, а Энлиль вновь воцарился в Ниппуре под ошарашенное молчание остальных богов: шутка ли, никому прежде не удавалось вырваться из Страны без Возврата!
Возмужав, старший сын Энлиля Нанна начал, подобно египетскому Ра, путешествовать в небесной ладье по небосводу, однако, в отличие от Ра, выбирал для своих прогулок исключительно ночное время суток. Утром Бог Луны опускался на отдых в воды Мирового океана, и тогда над миром взмывал его блистательный сын, Бог Солнца Уту, который мчался в огненной колеснице с востока на запад, затмевая ослепительным сиянием звезды и планеты.
Кроме сына у Нанны была еще дочь — энергичная, ветреная и взбалмошная Инанна. Эта красотка не придерживалась столь размеренного образа жизни, как ее брат, а разнообразие интересов сделало ее самой популярной богиней Шумера. Инанна считалась хозяйкой войны, любви и плодородия; в будущем эта своенравная красавица еще не раз покажет свой характер. А пока…
Бог Энки — мудрец и демиург
…А пока за обустраивание молодого мира взялся брат Энлиля Энки, неутомимый труженик и добряк. Энки запустил в воду рыб, запретил морям заливать землю, наполнил земные недра рудами металлов и насадил тенистые леса по берегам рек и по склонам гор. Бог-демиург внимательно следил за тем, чтобы дожди вовремя орошали землю — и все вокруг цвело и зеленело, и птицы оглашали звонким щебетом молодые леса.
Время от времени, устав от трудов, брат Энлиля удалялся на отдых в свой великолепный храм-дворец Абзу, лежащий на дне океана. Именно там его пробудили однажды от крепкого сна возмущенные крики праматери Намму:
— Ты все полеживаешь и дремлешь, лентяй! Всплыви-ка лучше и посмотри, что делается на земле! Ануннаки, страдая от голода, едят траву и коренья; страдая от холода, они прикрываются лишь листьями да циновками из тростника! Встань, помоги младшим братьям, наведи порядок!
— Пожалуй, я и впрямь чего-то недоглядел, — самокритично вздохнул Энки, слезая с ложа.
Да, младшее поколение богов только и знало, что размножаться, зато работать никто из ануннаков не желал — неудивительно, что им не хватало пищи.
Энки понял, что если он не примет решительных мер, все его усилия по озеленению земли пойдут прахом: оголодавшие ануннаки начисто съедят траву и общиплют листья с деревьев. Этого никак нельзя было допустить! И хозяин Абзу, посоветовавшись с Ану и Энлилем, создал божественного юношу — JIaxapa (Овцу) и божественную девушку Ашнан (Зерно).
Лахар спустил с небес на землю стада овец и коз, которые стали быстро размножаться на зеленых лугах, давая молоко, мясо и мягкую шерсть. Аншан тоже не теряла времени зря: она возделала первое поле и засеяла его зернами ячменя.
Боги отведали ячменного пива, приготовленного Аншан, и хором восславили мудрого Энки. Да, отличное дело он совершил! Но было ясно, что двух маркитантов не хватит для целой армии прожорливых богов. Как Лахар и Аншан ни смекалисты и ни трудолюбивы, вдвоем им не под силу обеспечить всех бессмертных едой, одеждой и питьем!
— Сотворю-ка я им на подмогу работящих и разумных людей! — промолвил порядком захмелевший Энки.