Жертвоприношения весталок.
Римские легенды о царях сходны с подобными легендами греков, карфагенян, этрусков и других древних народов. Они были рассмотрены Аристотелем и его учениками в огромной серии трудов – «Политий» (исследований государственных устройств), включая и «Тирренскую политию» – не по народу тирренов, а по названию страны Тиррения (т. е. Италия). Обобщая результаты руководимых им частных исследований, Аристотель в «Политике» выделил в универсалиях царской власти архаическую примитивную форму, господствующую как у современных ему «варваров», так и в «героическую эпоху» у греков, в политическом и культурном плане от варваров ничем не отличающихся.
Римские легенды характеризуют именно эту модель. Современные исследователи в анализе ее вслед за Аристотелем опираются на этнографический материал. Это дает возможность отделить в рассказах о римских царях реальные исторические элементы от того, что навеяно поздними великодержавными трактовками. При этом данные источников, не доступных античным историкам Ливию, Дионисию Галикарнасскому и Плутарху, позволили выделить в легендах о римских царях две эпохи – древнюю, вписывающуюся в предложенную Аристотелем модель примитивной царской власти, и позднюю, которая стадиально соответствует ранней греческой тирании VII-VI вв. до н. э. При Тарквиниях Рим был таким же полисом, как Афины, Коринф или Фивы и собственно этрусские государства – Цере, Тарквинии или Вольсинии. Тем не менее в нашем распоряжении опять-таки легенды, требующие усилий не столько мифографов, сколько историка, владеющего археологическим, эпиграфическим и лингвистическим материалом.
Ценным источником для изучения истории римских царей является археология. Благодаря ей мы знаем о раннем периоде Рима больше, чем римские историки, гордившиеся тем, что Рим им известен со времени его основания Ромулом. Археологический материал позволяет не только внести поправки в рассказы о римских царях, но и осветить то, что ускользало от внимания Теренция Варрона, Тита Ливия, Дионисия Галикарнасского, Плутарха: экономическое развитие территории будущего города, его разносторонние контакты с италийскими и внеиталийскими народами. Особенно много дали раскопки самого Рима, других латинских городов и примыкающих к Лацию этрусских и италийских центров. Благодаря этому в распоряжении науки оказались этрусские, осскские, умбрские и другие италийские надписи и памятники, характеризующие мифологию и религию доримской Италии.
В рокочущем имени Рома
Мне слышится клекот орла,
Раскаты далекого грома
Над миром, сожженным дотла.
Вот к небу вздымаются стены
На страх и на гибель врагам,
И падает вождь Карфагена {275}
К обутым в калиги {276} ногам.
И все уже недруги немы,
Но в ножны не входят мечи,
И вспомнит об участи Рема
Сам Цезарь в предсмертной ночи.
Легенды о возникновении великих городов мира никогда не родятся на пустом месте. Они появляются тогда, когда появляется потребность оправдания завоеваний чужих земель и удовлетворения непомерно раздувшегося честолюбия завоевателей.
Создатель «Сравнительных жизнеописаний» греческий писатель Плутарх дал наиболее полное из до нас дошедших изложение легенды об основании Рима в форме биографии его основателя Ромула. При этом он объединил Ромула и такого же вымышленного афинского героя Тесея в одну пару и именно с нее начал рассказ о замечательных людях древности. Это объединение не только подчеркивало лояльность к владыкам мира римлянам, но имело глубокий внутренний смысл. Подобно тому, как миф о знаменитом афинском герое Тесее был в свое время призван обосновать гегемонию афинян на морях в качестве наследников якобы сокрушенной Тесеем критской державы Миноса, миф о Ромуле был создан для освящения Римской империи, мировой державы, подчинившей своей власти Средиземноморье, часть Европы и Азии.
Плутарх и все многочисленные греческие и римские писатели, обращавшиеся к ранней римской истории, стремились разглядеть в перипетиях жизни основателя Рима все то, чем Рим стал впоследствии, в период своего величия, то, чем можно было кичиться завоевателям мира, но уже вызывало не только у завоеванных, но и у самих римлян подчас негодование и ужас. Миф о Ромуле в том виде, в каком он до нас дошел, – это пророчество задним числом не только о создании могущественной империи, но и о заложенных уже при основании города на Тибре пороках, приведших к кровопролитным гражданским войнам, которые поставили державу на край пропасти.
Пожалуй, более всего подорвал доверие к принятой римлянами легенде о Ромуле великий знаток античной старины Плутарх, приведя в начале биографии основателя Рима мнения древних авторов о том, «от кого и по какой причине город Рим получил свое великое и облетевшее все народы имя». По одной версии, городу дали имя пеласги, поселившиеся в нем, в знак силы («роме») своего оружия. По другой версии, город получил имя по троянке Роме, которая подговорила троянских женщин сжечь стоявшие в устье Тибра троянские корабли и тем самым принудила троянцев искать здесь место для поселения. По третьей версии, Рома была не троянской, а местной женщиной, дочерью Итала, вышедшей замуж за беглеца из Трои Энея.
Ранний Рим. Римские холмы.
Таковы мифические претендентки на основание Рима, соперницы Ромула. Но были у него и соперники: Роман, сын Одиссея и Кирки; Ром, посланец воевавшего под Троей Диомеда; латинянин Ромис, изгнавший с территории будущего города пришельцев-этрусков. И даже те, которые отдавали первенство Ромулу, спорили между собой, был ли Ромул сыном Энея или его отдаленным потомком.
Таким образом, официальная легенда о Ромуле, которой с редким единодушием придерживались римские историки и поэты времени Августа (именно ее мы и будем излагать), была одной из многочисленных версий, которая больше устраивала римлян не из-за того, что существовали какие-либо веские данные в ее пользу, а потому, что образу воинственного Рима более подходил мужественный основатель, а не женщина, не латинянин, а, скорее, чужеземец – пеласг или этруск.
Город на шести ручьях
Существуют связанные с древними городами словесные формулы, которые не только их переживают, но своей лапидарной силой сковывают умы последующих поколений и направляют их обращенную в историю мысль лишь по одной, отнюдь не прямой колее. Такова относящаяся к Риму хорошо известная поговорка «город на семи холмах», ориентировавшая специалистов в области древнейшей истории и топографии на рельеф, не обращая внимания на не менее существенную особенность его географических условий – гидрографию. Лишь в конце XIX в. в работах итальянского археолога Р. Ланчани была отмечена исключительно важная роль в исторических судьбах раннего Рима шести перерезающих его территорию и впадающих в Тибр ручьев. Его мысли подхватила в середине XX в. Л. Холланд, которая пошла дальше и попыталась объяснить гидрографией не только политические, но и религиозные аспекты раннеримской истории.
В весеннюю пору эти ручьи (известны названия лишь двух из них – Петрония на Марсовом поле и Ютурна на Форуме) разливались и заболачивали все низины, тем самым создавая препятствия для общения между обитателями разных холмов. Кроме естественных трудностей, возникавших при переправах, существовали преграды, воздвигавшиеся религией.
Римляне, как и другие древние народы, считали ручьи и реки священными. Их воспринимали в образе быков, что само по себе свидетельствует о времени возникновения этих представлений: бык – древнейшее божество средиземноморских религий. Согласно Фесту, реки ассоциировались с быками, поскольку были так же необузданны, как эти животные.
В обращении к рекам античность выработала формулу, сохраненную позднее поэтом Авсонием: «Здравствуй, поток неведомый, священный, благотворный, вечный». Наведение переправы через реку считалось актом, сковывающим вольную силу божественных вод. Сооружение даже небольших мостков поручалось священнослужителям понтификам (дословно: «мостоделателям»), которые должны были придерживаться священных предписаний. Главным из них был запрет на использование при постройке моста или его ремонте металлов – бронзы или железа. Разумеется, табу на металл могло появиться лишь тогда, когда он воспринимался как нечто чуждое, враждебное природе.
Таким образом, вопреки легенде о создании Рима как города выходцами из Альбы Лонги, само существование которой вызывает сомнения, в превращении сельских поселений в город решающую роль сыграли этруски, обитавшие в непосредственной близости от Рима – на территории Лация. Они одни в те времена обладали техническими возможностями и опытом осушения болот, что привело к объединению сельских поселений на холмах в единый город.
