Однажды Тсуе превратился в ящерицу и лежал среди засохших листьев дерева тскуи. Прилетели дикие голуби и стали есть плоды тскуи. Увидев их, Тсуе стал маленьким озерцом в тени дерева. Дикие голуби слетелись к воде и уселись на берегу, они хотели напиться воды. Тсуе выпустил из себя травку го и тростник; тростник схватил одного дикого голубя и опутал его, а травка го подступила ближе и колола его клюв. Голубь закричал — и все голуби улетели, оставив его там.
Тогда Тсуе стал Тсуе, а вода исчезла. Тсуе взял пойманного дикого голубя, ощипал его, положил тушку в горячие угли, а перья воткнул себе в волосы и улегся на земле. Так он лежал, пока мясо не было готово, а потом встал, вынул тушку голубя и съел.
Услышав голоса людей гереро, он поднялся и отправился к ним. Гереро увидели его, но он тут же спрятался от них. Гереро стали его искать, искали, но не могли найти — он превратился в стайку маленьких птичек ну-ерре. Один мальчик гереро увидел на кусте ну-ерре, а потом и еще один, а Тсуе смотрел на детей гереро и кричал: «Тсуай! Тсуай! Тсуай!» Затем он превратился в слезу бушмена, упал на землю и сказал: «Йе-хе! Йе-хе! Йе-хе!» Гереро услышали, искали, искали, искали его, но никак не могли его найти. А Тсуе стал птичкой ну-ерре и улетел.
И вот он полетел в страну своей матери, но по пути встретил отца. Увидев отца, он тут же превратился из ну-ерре в Тсуе и умер. Отец подошел к нему, посмотрел, что он лежит там мертвый, с мешком из шкуры антилопы через плечо, и отошел. Но как только отец ушел, Тсуе поднялся, он уже не был мертв, и позвал отца: «Мой отец! О!» И его отец отозвался: «Мое дитя! О!» Тогда он крикнул отцу: «Но! Но!» — и пошел в страну своей матери.
Отец увидел его и стал к нему незаметно подкрадываться, но Тсуе все же услышал его шаги. Он оглянулся, увидел отца и умер. Он превратился в ящерицу и лежал на земле. Его отец стоял и смотрел на него, он сказал:
— Это, конечно, мое дитя, Тсуе! Это может быть только он, и никто другой. Я шел в свою страну, она далеко отсюда, до нее нужно идти несколько лун, ее не видно отсюда, это дальняя страна. И вот я вижу своего ребенка, Тсуе — это мой ребенок. Он трет одной палочкой о другую, чтобы добыть огонь[46], он есть плоды и трет палочками, он повредил руки и закричал… Потом он увидел меня, увидел мою голову, украшенную голубиными перьями, перьев много — это перья от двух голубей, он увидел меня и умер. Я — Тсе-цну, а мое дитя — Тсуе, он увидел меня и умер. Я боюсь своего ребенка — ведь он умер. Я боюсь его и ухожу в свою страну, которая далеко отсюда.
И он пошел в свою страну, которая называется Цноа. Это гора, большая гора. И вот он ушел.
Тсуе умирает, он исчезает и снова появляется в виде Другого человека. Он умирает и воскресает, потому что он не умирает навсегда. Луна подобна Тсуе[47].
Это история о Тсуе. У нас Хуве называют Тсуе. Вторым был заяц. Заяц собирался сделать бушменов. А две антилопы сказали зайцу, что они — бушмены, но они вовсе не были бушменами.
Они сказали зайцу:
— Давайте станем дичью, пусть нас ловят капканами и варят в горшках, чтобы съесть!
Но заяц был с этим не согласен. Он поймал их веревкой из сухожилий и забросил далеко, в лесную страну, спрятал их там. Он стоял и смеялся, а антилопы убежали.
Заяц пошел домой, сел и взял гадальные кости. Они у него были не из дерева, а из шкуры жирафа. Вон он сел, взял их и бросил, он смотрел, а гадальные кости говорили с ним и соглашались. Он сидел, смотрел и смеялся. Затем он убрал их в свой мешок, это был маленький мешочек из шкурки мыши.
Потом он взял бушменов — это были другие бушмены, говорившие на своем языке, — и положил их в маленький мешок, это был мешок из шкуры антилопы.
Потом он взял мешочек, на дне которого лежали гадальные кости, и забросил его далеко прочь. Он взял другой мешок с бушменами и тоже забросил его. Всего было четыре мешка с бушменами.
Потом он взял сетку, сплетенную из веревок, и тоже отбросил ее далеко прочь.
Он сказал:
— Эти веревки я бросил для бушменов, чтобы они могли есть антилоп.
Он пошел и лег. Он смеялся. Солнце село, он лежал и спал.
Когда солнце взошло, к нему пришел Тсуе. Он был недоволен. Он пришел и сказал:
— Ты — заяц, а я — Тсуе. Ты должен добывать себе пищу, лежа на земле, а не в хижине. Ты должен лежать на земле, на голой земле, и щипать траву и листья, ведь ты — заяц. А я — Тсуе, я — бушмен, я должен лежать в хижине, в маленькой травяной хижине, но ты — заяц и потому лежи на земле!
А заяц возразил и сказал:
— Я не просто заяц, а заяц-бушмен, и я — Тсуе, не ты один Тсуе, мы оба — Тсуе, оба — бушмены!
Так заяц говорил Тсуе, а тот не отвечал ему ничего, он молчал. Он стоял и смеялся, он слушал зайца и смеялся.
Затем он сказал:
— Ты просто заяц и потому лежи на земле и кормись, ты не должен есть, лежа в хижине. Это я — Тсуе и бушмен, я сижу в хижине и ем, сидя в хижине.
Но заяц возразил:
— Я не простой заяц, а Тсуе, мы оба — Тсуе, нас двое Тсуе!
Тогда Тсуе сказал зайцу:
— Я понимаю бушменскую речь. Раз ты — Великий Тсуе, поговори, а я послушаю!
Заяц заговорил на бушменском языке, он говорил раздраженно.
— Поговорить? Ну что же! Я могу говорить на бушменском языке.
А Тсуе стоял, слушал зайца и смеялся. Потом он пошел, сел и сказал:
— Раз ты — Великий Тсуе, достань какую-нибудь еду, положи в мешок и забрось его в страну бушменов.
Но заяц возразил, он сказал:
— Я не люблю бушменов и не дам бушменам еды! Давай сам бушменам еду!
Выслушав его, Тсуе рассердился, он стал кричать, кричал, кричал, а потом замолчал. У него были с собой плоды гно и та. Он положил плод та в один мешок, а плод гно в другой мешок и забросил эти два мешка в страну бушменов. А заяц сидел и смотрел на Тсуе.
А Тсуе бросил мешки и сказал:
— Эй, эй! Вот ваша пища! Ешьте!
Тогда заяц пошел, взял веревку из травы гное и положил ее в мешок. Но Тсуе возразил и сказал:
— Ты же не любишь бушменов, так и не давай бушменам веревку!
А Тсуе сделал колчан и сделал лук и забросил их.
Он сказал:
— Эй, эй! Вот колчан, а вот стрелы, стреляйте в зайца, так как заяц не любит вас и говорит, что вы плохо пахнете. Как только увидите зайца, стреляйте в него!
Заяц сидел и слушал, и он стал кричать, он закричал от страха. А Тсуе стоял и смеялся. Он громко смеялся и говорил: «Ого!»
Затем он заговорил с зайцем и сказал:
— Я даю бушменам лук и стрелы, чтобы они могли стрелять в тебя.
Заяц сидел и слушал, трепеща от страха перед Тсуе, и кричал. А Тсуе стоял, смотрел на него и бранил его.
Тсуе сказал:
— Перестань меня бояться и кричать, замолчи!
Тогда заяц заговорил с ним и попросил:
— Не давай лук бушменам, а то они убьют меня!
Но Тсуе отказал ему и сказал.
— Раз ты не любишь бушменов, я дал им лук, чтобы они убивали тебя.
Тогда заяц замолчал. Он сидел, слушал, что говорил Тсуе, и смотрел на него. Затем он попросил снова:
— Не давай лук бушменам!
Но Тсуе отказал ему и сказал:
— Я дам бушменам лук, перестань бояться смерти и кричать.
А заяц сидел, слушал его и не переставал кричать.
Тсуе был недоволен, он сказал:
— Замолчи, я дал бушменам лук, чтобы они могли стрелять в тебя!
И тогда заяц замолчал, он молча сидел и слушал.
Тсуе убивал людей, и Тсуе делал людей, множество людей, а других он убивал. А они убивали других людей.
Тсуе был вдвоем с сыном, его сын был растением бобо, а сам он был растением шао. Его сын делал бушменов. Его сын нес большой мешок, а Тсуе нес маленький мешок. Его сын нес много бушменов в мешке, он сделал их и положил в мешок.
Тсуе сделал овагереро; четырех овагереро, державших ружья. И Тсуе сам испугался, увидев столько людей вместе, поэтому он положил этих четырех в свой мешок.
А бушмены держали простые луки, они повесили на плечо колчаны, положили в колчаны множество стрел и повесили их на плечо.
Многие бушмены носили передники из обезьяньих шкур, но они при этом отрезали хвосты обезьян, они не носили обезьяньих хвостов.
А Тсуе надел передник, сделанный из шкуры, содранной с головы обезьяны, и в шкуре остались кости. Сзади же он надел передник из шкуры, содранной с четырех лап обезьяны. Вокруг головы Тсуе обвязал хвост обезьяны, его голова была обвязана хвостом обезьяны.
Тсуе сказал людям:
— Сегодня у меня очень болит сердце, поэтому я надел передник из головы обезьяны, перестаньте надо мной смеяться. Я собираюсь выйти, я хочу убить много других людей. Потом я вернусь домой, надену хороший передник и выброшу голову обезьяны. Перестаньте надо мной смеяться!
Его сын сделал множество людей, отец увидел их и испугался, он лег в тени дерева, в тени дерева тскуи. Он лежал и кричал от страха перед ними:
