На восьминогом коне разъезжал вольный царь Огненный Щит Пламенное Копье, о котором повествует русская сказка о Еруслане. Подобно языческим богам и богиням, сказочные герои и героини переносятся в отдаленные страны не только на богатырских конях, но и в летучих колесницах, которые так же мгновенно появляются, как и исчезают, и в повозках-невидимках. Такие колесницы и повозки совершенно тождественны с ковром-самолетом и плащом-невидимкою: это различные метафоры облака.
В ту эпоху, когда коренной смысл древних представлений затерялся для народного сознания, язычники стали посвящать своим богам коней обыкновенных, действительных, которые таким образом как бы заступают место коней мифических.
Нет сомнения, что народные приметы о лошадиных мастях стоят в связи с мифическими представлениями глубочайшей древности. На Руси в свадебный поезд, когда прилагаются особенные заботы для охраны молодой четы от зловредного влияния нечистой силы, выбирают лошадей светлых мастей, а вороных и сходных с вороною мастью оставляют дома.
Русские девушки, гадая о суженом, выводят лошадей из конюшни через оглобли или жердь: когда лошадь зацепится за оглоблю – знак, что муж будет сердитый, злой, и девицу ожидает несчастное житье; а пройдет лошадь, не зацепившись, – муж будет добрый и житье счастливое. Копья – символ молний, и ступание через них указывает на воспоминание о Перуновом коне, несущемся среди грозового пламени. В Томской губернии переступать через оглоблю считается за грех. «Споткнуться, зацепиться» – значит встретить задержку, быть остановленным каким-либо препятствием. Споткнется ли сам человек или конь его – все равно это предвещает беду и неудачу. На Руси есть поговорка: «Конь ржет – к печали (при расставании с родичами), ногою топает – к погонке».
Следы древнего обожания лошадей замечаются в тех целебных и охранительных свойствах, которые приписаны им наравне с весенним дождем и наговорной ключевой водою (т. е. водою, в которую брошен горячий уголь – эмблема молнии). Так в наших деревнях больных умывают водою, которую не допила из ведра лошадь; в Пензенской губернии собирают обсекаемые в кузницах лошадиные копыта, пережигают на огне и дают нюхать больным лихорадкою; в других местах под изголовье страдающего лихорадкою кладут конский череп, а в Виленской губернии хворые выносят этот череп, вместе с кочергою, на перекресток и оставляют там в надежде избавиться через то от лихорадки. В старину славяне и немцы бросали в Ивановский костер лошадиную голову, чтобы отогнать от священного огня злых ведьм. В Вятской губернии на кликуш, во время параксизма, надевают хомут с потной лошади; в Черниговской губернии если в какой-либо семье умирают дети, то бабка, с целью отогнать нечистую силу, берет новорожденного ребенка и трижды продевает его сквозь хомут.
Баснословные богатырские кони выбрасывают из заду горячие головешки, т. е. народная фантазия, олицетворяя облака и тучи в образе коней, испускаемое ими грозовое пламя уподобила лошадиному помету. Своими молниями Перун разбивает дождевые тучи и выводит из-за них ясное солнце; этим самым он прекращает ненастную погоду, приостанавливает потоки небесной крови = дождя. Забывая переносный смысл старинных метафор, народ стал употреблять лошадиный помет, как медицинское средство, останавливающее кровь.
В русских деревнях коньки не только украшают кровли домов, но употребляются и внутри изб около печи и по обеим сторонам божницы (полка в переднем углу, на которой ставятся иконы). 18 августа, в день святых Флора и Лавра, почитаемых покровителями табунов, крестьяне купают своих лошадей, убирают их гривы лентами, пригоняют к церкви и после молебна окропляют их святою водою.
С поворотом солнца на лето соединялась мысль о возрождении творческих сил природы и приближающейся весне, устрояющей брак неба с землею. Из дальних зимних стран солнце устремляло свой возвратный бег в виде златорогого оленя, несущего свет миру; но как в образе коня олицетворялись и дневное светило, и вихри, и грозовые тучи, так и олень служил поэтическим символом для тех же самых – разнообразных явлений. Вот почему на Коляду славят выезд святого Петра (т. е. громовника, отпирающего весеннее небо) на златорогом олене.
В Воронежской и в других губерниях связывают это поверье с Ильею-громовником, заступившим место древнего Перуна; 20 июля он, по общему убеждению, разъезжает по небу, производит громы и, проливая дожди, купается в их потоках или мочится на землю. В числе других метафорических обозначений дождя стародавние предки наши уподобляли его и моче, испускаемой Перуном или облачным оленем. Потому с Ильина дня крестьяне перестают купаться; в некоторых же местах такое охлаждение воды относится ко времени более позднему: думают, что олень обмакивает свой хвост или ногу 1 августа.
Быстрота зайца вошла в поговорку. Необыкновенная подвижность, прыткость зайца уже сближала его с представлением быстро мелькающего света. У нас до сих пор колеблющееся на стене отражение солнечных лучей от воды или зеркала называется игрою зайчика; детское зая означает: огонь; в Курской губернии зайчики – синие огоньки, перебегающие по горячим угольям.
В народных сказках добрый молодец (бог-громовник) прежде, чем вступит в брак с красавицей невестою, должен спрятаться от нее так, чтобы она не могла найти его; орел уносит его в поднебесье, рыба – на дно моря, а богатырский конь скрывает его в своем хвосту или гриве: орел, конь и море суть поэтические представления дожденосных туч, в недрах которых прячется молния. Но зоркая невеста всюду находит его, пока наконец не догадался он превратиться в цветок (см. ниже о Перуновом цвете = молнии) и не украсил собою ее роскошных волос.
Следуя советам хитрой лисы, зайчик заползает в длинные косы королевны, и сколько ни смотрела она в окно своего замка, но не могла отгадать, где скрылся добрый молодец; т. е. красавица – всевидящее Солнце видит из своего небесного терема всю Вселенную и до тех пор находит сказочного героя, пока он не спрячется в ее собственных косах, или простое: пока темные тучи (издревле уподобляемые волосам) не заволокут дневного светила и не лишат его зоркости (= света). Такое затемнение солнца грозовыми тучами на поэтическом языке мифа называлось вступлением богини Зори в брачный союз с громовником. Зайчик – метафора мелькающей молнии; эпитет «морской» придан ему на том же основании, на каком дождевые облака назывались морскими кобылицами: зайчик-молния купается в дождевом море. На Руси существует поверье, что, плывя по воде, не должно поминать зайца, потому что этого не любит водяной и, осердившись, подымает бурю (= грозу).
По другому представлению, гроза уподоблялась битве, почему со всеми животными, в образе которых олицетворялись тучи и молнии, соединялись приметы о войне, губительной смерти и других бедствиях, нераздельных с народными распрями. Если забежит белка в деревню – быть несчастию; появится в лесу много белок – ожидай войны: «Волки воют и белки скачут – мор будет и война встанет». В старину зайцев не употребляли в пищу, почитая это грехом; в указе патриарха Иосафа сказано: «А зай цев, по заповеди божией, отнюдь ясти не подобает»; в некоторых уездах простолюдины и до сих пор убеждены, что заяц – поганый и есть его не следует.
Эпитет бурый или черно-бурый, даваемый лисице, роднит этого зверя с мифическим конем буркою; по цвету своей шерсти она отождествлялась с грозовою тучею, так как вообще облака уподоблялись древле волосам и шкурам животных. В Сибири предрассветный сумрак называется лисьей темнотою, а в народной загадке лисица – метафора огня. В русской сказке хитрая лиса женит доброго молодца на дочери грозного царя Огня и царицы Молнии, или на дочери Грома-батьки и Молнии-матки.
Как заяц, так и лисица, перебежавшая дорогу, предвещает неудачу и несчастие; «Слово о полку», в числе недобрых примет, указывает на следующие: «Влъци грозу въсерожатъ по яругамъ, орли клекгомъ на кости звери зовуть, лисици брешутъ на чръленыя щиты».
Светящиеся в ночной тьме глаза кошки и рыси дали повод сравнивать с этими животными мрачную тучу, сверкающую зоркими молниями. Русская загадка, означающая дневной рассвет, сравнивает его с белою кошкою: «Белая кошка лезет в окошко»; напротив, дым на метафорическом языке загадок уподобляется черной кошке. По нашим приметам: кошка умывается (облизывается и утирается лапкою) – к перемене погоды; скребет лапами и царапает по полу – зимой к метели, а летом к дождю и ветру, ложится брюхом вверх – к теплу, прячет под себя морду – к морозу, распускает хвост – к метели; если кошка спит на полу – будет теплая погода, а если залезет в печь или печурку – то холодная.
Народные русские сказки знают баснословного кота-баюна, которому точно так же придается эпитет морского, как и другим олицетворениям дождевых туч, и которого предания ставят в близкую связь с чудесною мельницею – эмблемою громового грохота. Возле этой мельницы стоит золотой столб, на нем висит золотая клетка, и ходит по столбу кот-баюн: идет вниз – песни поет, подымается вверх – сказки сказывает. То же приписывается и козе – золотые рога, которая «гуляет в заповедных лугах, сама песни поет, сама сказки сказывает». Голос кота-баюна раздается на несколько верст; сила его громадная: своих врагов он поражает насмерть или своими песнями напускает на них неодолимый сон. Эти громкие песни и вещания – метафоры завывающих вихрей и громовых раскатов, а напускной сон оцепенение, производимое холодным дыханием ветров. На том же основании дерево-тучу народный эпос называет поющим, птицу-облако – говоруньею, а гуслям-самогудам (= грозовая туча) приписывает звуки, могущие насылать непробудный сон. На Ильин день, когда громовник разит своими стрелами облачных демонов, нечистая сила прячется (или обращается) в черных кошек и собак (о собаке, как воплощении вихря, см. главу XIV); во время гроз хозяева выгоняют из своих домов кошек и собак, особенно черных, чтобы нечистые не привлекли на избу громового удара. Выражение о возникшей между друзьями или знакомыми ссоре «Между ними черная кошка пробежала» указывает на лукавого духа, который становится промеж людей и возбуждает в них враждебные чувства. Если кошка вскочит на божницу – это служит знаком, что в скором времени будет в семье покойник (Пермская губерния). Ямщики редко и неохотно соглашаются везти кошку; от этого, по их мнению, лошади страшно утомляются и худеют, что вполне соответствует рассказам о лошадях, истомленных ночными поездками домового, ведьм и нечистых духов.
