— Не знал я, что витязи должны возить тебе дары, а то привез бы тебе подарок, — для этого я достаточно богат.
— А что же клад Нибелунгов? Куда ты его дел? Тебе ведь известно, что принадлежал он мне, и ты должен бы был привезти его мне сюда, в землю Этцеля.
— Скажу тебе по правде, госпожа, — вот уже много дней, как я ничего не знаю о том кладе. Господа мои велели бросить его в Рейн, и там, вероятно, пролежит он до Судного дня.
— А все же казалось мне, что следовало привезти мне сюда хотя бы часть моего достояния. Много горьких дней пережила я, думая о нем и о том, кому он прежде принадлежал.
— Напрасно было так думать, — отвечал Хаген, — у меня и без того было что везти: мое копье и щит, блестящий шлем и этот меч, который держу я в своей руке.
После этого Кримхильда отдала приказ, чтобы никто из витязей не смел являться в зал с оружием в руках. Но Хаген наотрез отказался доверить кому–нибудь свое оружие.
— О горе мне! — воскликнула Кримхильда. — Почему же мой брат и Хаген не хотят расстаться со своим щитом? Они предуведомлены обо всем, и если б знала я, кто это сделал, тот заплатил бы мне за это жизнью!
Гневно сказал тогда ей Дитрих:
— Это я предупредил благородных и знатных королей и Хагена, могучего бургундского воина. Да только мне ты, ведьма, за это ничего не сделаешь!
Стыдно стало жене Этцеля; сильно боялась она Дитриха и поспешила молча уйти, бросая на врагов своих злобные взгляды.
XXIX
О ТОМ, КАК ХАГЕН И ФОЛЬКЕР СИДЕЛИ ПЕРЕД ЗАЛОМ КРИМХИЛЬДЫ
Стал Хаген искать себе товарища в неизбежно грозившем бою и, встретив Фолькера, искусного скрипача, уговорился с ним не разлучаться до конца. Вместе пошли они к залу Кримхильды и сели перед ним на каменную скамью, между тем как гунны смотрели на них как на диких зверей. Скоро и Кримхильда увидала из окна своего смертельного врага и заплакала от обиды. Удивились, видя ее слезы, воины Этцеля и стали спрашивать, что так огорчило ее.
— Хаген огорчает меня, отважные витязи, — отвечала она, — я готова вечно служить тому, кто отомстит ему за меня. У ног ваших прошу я вас — убейте Хагена!
Сейчас же вооружилось до шестидесяти воинов. Из любви к ней хотели они тут же убить Хагена, а вместе с ним и скрипача. Видя, что их так мало, Кримхильда сердито сказала:
— Откажитесь от своего намерения: вас слишком мало, чтобы напасть на Хагена. Знайте, как ни смел и
как ни отважен Хаген, но тот, кто сидит с ним рядом, — скрипач Фолькер, еще отважнее его. Он страшный воин, и вы не должны так необдуманно нападать на этих витязей.
Тогда вооружилось еще немало воинов Этцеля, и набралось их всего около четырехсот. Кримхильда, надев корону, сама стала во главе этих четырех сотен и стала спускаться с лестницы, направляясь к витязям.
Увидя это, мудрый скрипач сказал своему товарищу:
— Посмотри, друг Хаген, вот идет сюда та, что вероломно зазвала нас в эту страну. Следом за нею идут воины с мечами в руках, видимо готовые к битве. Сдается мне, что под шелковыми одеждами они скрывают военные доспехи.
— Знаю я, все это направлено против меня, — с гневом отвечал ему Хаген, — но скажи мне, друг Фолькер, постоишь ли ты за меня, если воины Кримхильды вступят со мною в бой?
— Конечно, я буду стоять за тебя, — отвечал шпильман, — хотя бы тут против нас вышел сам король со всеми своими воинами.
— Господь да наградит тебя за это, благородный Фолькер, — ничего мне больше не нужно, если ты будешь сражаться со мною рядом. В таком случае этим воинам надо быть осторожнее.
— Но встанем со скамьи, — сказал шпильман, — она — королева, отдадим же ей должный почет.
— Нет, — отвечал Хаген, — воины, пожалуй, подумают, что я встал из страха перед ними. Думаю, что никому из нас не следует вставать, да и как буду я оказывать почет той, которую я ненавижу? Нет, не бывать тому, пока я жив!
Могучий Хаген, вынув из ножен свой светлый меч, положил его к себе на колена; в рукоятке его сверкала яшма, зеленая, как трава. Кримхильда, подойдя, узнала меч Зигфрида; вспомнила она свое горе, и слезы полились из ее глаз. Фолькер придвинул к себе поближе лежавший на скамье смычок, большой и длинный, похожий на меч, острый, светлый и широкий. Так неустрашимо сидели витязи в виду подходивших к ним воинов.
— Скажи–ка, Хаген, — начала Кримхильда, подойдя и остановившись перед воинами, — кто приглашал тебя сюда, что ты посмел приехать в эту землю, зная, какое зло мне ты причинил? Будь ты в своем уме, ты бы не поехал.
— Меня никто не приглашал, — отвечал Хаген, — а пригласили сюда трех славных витязей, — они мне господа, я их слуга, и редко оставался я дома, когда уезжали они со двора.
— Скажи же мне еще, чем заслужил ты мою ненависть? — продолжала Кримхильда. — Ты ведь убил Зигфрида, моего милого мужа, которого я буду оплакивать до самой моей смерти?
— Что тут толковать? — перебил ее витязь. — Это я, Хаген, убил Зигфрида. Дорого поплатился он за то, что королева Кримхильда вздумала порочить прекрасную Брунхильду. Теперь же мсти мне, кто хочет, — будь то женщина или мужчина! Не хочу я лгать, — много зла причинил я тебе, королева!
— Слышите, витязи, — сказала Кримхильда своим воинам, — не солгав, признался он во всем. Теперь мне все равно, что с ним будет!
Переглянулись воины, но ни один из них не решился напасть на витязей. Пропустив их, вскоре Хаген и Фолькер встали и пошли в королевский зал, где находились их короли.
XXX
О ТОМ, КАК КОРОЛИ УДАЛИЛИСЬ НА НОЧЛЕГ И ЧТО ТОГДА ПРОИСХОДИЛО
Король Этцель ничего не знал о том, что происходило, и радушно угощал гостей. Когда наступила ночь, король Гунтер стал проситься на покой. Гостей отвели на ночлег в обширный зал, где для них были приготовлены роскошные постели.
— Горе моим друзьям, что пришли со мною сюда на ночлег, — воскликнул Гизельгер, — как ни ласкова была ко мне сестра, но все же боюсь я, что из–за нее все мы окажемся здесь мертвыми.
— Забудьте ваши заботы, — сказал тогда витязям Хаген, — сегодня ночью сам я стану со щитом в руке на страже: верой и правдой буду я охранять вас, пока не
наступит день, а тогда пусть каждый постоит сам за себя!
С поклоном поблагодарили они его и пошли к своим постелям. На страже вместе с Хагеном стал и скрипач Фолькер. В полном вооружении, со щитами в руках, стали они перед домом. Сняв с руки щит, Фолькер прислонил его к стене, потом принес свою скрипку и, сев на камень при входе в дом, стал играть. На свете не бывало более искусного скрипача. Спасибо сказали ему витязи, заслышав сладостные звуки его скрипки. Его искусство было столь же велико, как и его отвага. Сначала струны его звучали так громко, что весь зал звенел, потом же стал он играть все мягче и сладостней и играл, пока озабоченные воины не заснули на своих постелях. Убедившись, наконец, что все уж спят, отложил он смычок и, взяв щит, снова стал рядом с Хагеном, охраняя покой своих товарищей.
Но вот глухою ночью во тьме блеснули шлемы, — то были вооруженные гунны, посланные Кримхильдой. Фолькер первый увидал их и сейчас же указал их Хагену.
— Молчи, пусть подойдут поближе, — сказал Хаген, — тогда мечами сшибем мы с их голов их шлемы.
Но один из гуннских воинов скоро разглядел, что у входа стояла надежная охрана: узнал он скрипача Фолькера и Хагена и предупредил о том своих товарищей. Воины Кримхильды сейчас же молча повернули назад.
Фолькер хотел было пойти за ними, но Хаген удержал его: опасался он, что завяжется битва и придется ему поспешить на помощь к товарищу, а тем временем двое или четверо гуннских воинов проберутся в дом и перебьют спящих.
Остался Фолькер и только крикнул уходившим, чтобы знали они, что он их видел:
— Куда это идете вы так, с оружием в руках? Если вышли вы искать добычи, так захватите себе на помощь и меня с моим товарищем!
Ничего не ответили ему воины, и в гневе крикнул он им вслед:
— Ах вы, злые трусы! Неужели хотите вы перебить нас спящими? Редко случалось это с такими добрыми витязями, как мы!
Огорчилась королева, когда воины ее сказали ей, что не пришлось им исполнить ее поручения. В гневе иначе распорядилась она, и отважным витязям плохо пришлось от ее нового приказа.
XXXI
О ТОМ, КАК КОРОЛИ ПОШЛИ В ЦЕРКОВЬ
Наутро, когда рыцари стали одеваться, чтобы идти в храм к ранней обедне, Хаген посоветовал им надеть шлемы и панцири и вместо цветов взять в руки мечи и щиты. Удивился Этцель, увидев их идущими в храм в полном вооружении, и спросил, что это значит и не обидел ли их кто–нибудь. Но гордые витязи умолчали о вражде к ним Кримхильды, и Хаген сказал только, что на родине их существует обычай — на всех королевских празднествах не снимать оружия целых трое суток.
