– Сервий Туллий царствует не по закону. Власть должна принадлежать тебе. Ведь ты – настоящий мужчина, а не мямля, как мой муж. Сестра же моя тебе не ровня. Вот если бы я была на ее месте…
Взбудораженный этими речами, Луций убивает своего брата и Туллию Старшую, надеясь, что это откроет ему путь к браку с Туллией Младшей. И его расчет удается. На похоронах Туллия с таким притворством демонстрировала свою скорбь, что вызвала у отца беспокойство. Чтобы отвлечь ее от мнимого горя, он выдал безутешную вдову за такого же, как она, вдовца. И некому было удержать царя от этого опрометчивого шага, ибо Танаквиль давно уже соединилась в другом мире со своим Тарквинием. Теперь уже каждый день негодяйка напоминала супругу, что пора действовать.
– Очнись же! – убеждала она мужа. – Ты же царский внук и единственный законный наследник Тарквиния. Тебе не надо добывать царскую власть, как твоему отцу. Возьми ее или – если ты трус – возвращайся обратно в Тарквинии, откуда вышел твой дед.
Луций начал искать сообщников, особенно среди младших сенаторских родов, недовольных тем, что они не обладали авторитетом в государстве. Одним он напоминал о благодеяниях своего деда, которых они лишились с приходом к власти Сервия Туллия, других приманивал подарками и обещаниями.
Подготовив таким образом почву для захвата власти, он однажды ворвался в царском одеянии и при полных регалиях в царский дом и занял пустовавший тогда трон. Посланные им глашатаи привели отцов-сенаторов. Выходцы из старших родов были потрясены этой неслыханной наглостью и самоуправством. Воспользовавшись замешательством, Луций произнес речь, подготовленную с помощью супруги:
– Отцы-сенаторы! Я вижу, что кое-кого здесь смутило мое появление на этом троне, где вы привыкли видеть того, чье имя достойно его происхождения. Ведь он покровитель плебеев, доля которых прислуживать нам, патрициям. Рожденный рабыней, он уравнял тех из них, что побогаче, с вами. Он занял трон не по вашей воле, а по милости женщины.
В разгар этой речи в курию вступил Сервий.
– Что это значит?! – закричал он, подступая к трону. – Ты созвал без моего ведома отцов, ты восседаешь на моем месте.
– Это мое законное место, – прервал Тарквиний, – ибо я законный сын своего отца, а не царский раб, не самозванец.
На крики сбежался народ с Форума, патриции и плебеи. Недалеко было до потасовки. И в это мгновение Луций Тарквиний, устремившись навстречу старцу, схватил его на руки, пронес по проходу между скамьями и сбросил с лестницы.
Царские прислужники и провожатые бросились в бегство, а сам Сервий, весь в крови, едва живой, попытался добраться домой. Но его догнали слуги Тарквиния и закололи.
Луций Тарквиний, ниспровергающий своего тестя Сервия Туллия.
Вскоре после этого на колеснице здесь проезжала дочь Туллия Секунда, возвращавшаяся с Форума, где она была, чтобы поздравить супруга с царской властью. Достигнув верха Кипрейской улицы и повернув к Эсквилину, возница увидел тело зарезанного царя и в ужасе осадил коней поводьями. Тогда Туллия, выхватив поводья, погнала по телу родителя коней. Вернулась она домой на окровавленной повозке, обрызганная отцовской кровью, и осквернила домашних богов. Таково было начало преступного царствования, которое повлекло за собой и преступный конец.
Так после сорока четырех лет царствования погиб от руки зятя справедливейший из царей, оставивший о себе в веках добрую славу, которой не помешало даже отсутствие гробницы. Ведь зять запретил хоронить тестя, оправдывая свое кощунство тем, что и Ромул исчез и не имел гробницы. Память о Сервии сохранялась в сердцах римлян, и после того, как был изгнан из Рима его убийца, в городе был установлен тот порядок, о котором мечтал и записал в своем завещании Сервий.
Глава 6 На перекрестке эпох и легенд
Согласно римской исторической традиции, преемник Сервия Туллия Тарквиний Высокомерный правил 23 года (534-510 гг. до н. э.). На эти годы падают сооружение Капитолийского храма, взятие городов Габий и Свессы Помеции и другие события, историчность которых не вызывает сомнений. Но рассказ о последнем царе этрусского происхождения насыщен легендами не в меньшей степени, чем повествования о его предшественниках, и многими деталями напоминает греческую драму. Скорее всего, такой характер придало ему переведенное на латинский язык сочинение драматурга этрусского происхождения Волния «Этрусские трагедии». На использование этрусского источника указывает отсутствие в трагедии о преступлениях дома Тарквиниев какой-либо антиэтрусской направленности.
Образ Тарквиния Высокомерного отличают те же черты, которыми наделены в греческой историографии тираны. Возможно, Волний был одним из тех, кто воспользовался приемами греческой драматургии для обрисовки событий древней истории Рима и Италии. Но Тарквиний не списан ни с Писистрата, ни с Дионисия, а является одним из первых невыдуманных римских царей.
Предание об изгнании из Рима Тарквиния и всего его рода недостоверно во многих своих частях. Прежде всего, оно тенденциозно. Его цель – возвеличить представителей патрицианских родов, чьи имена оказались в списках первых должностных лиц республики. Претензии их потомков на причастность к такому переломному событию, как создание республики, привели к тому, что среди должностных лиц ее первого года оказалось не два высших магистра, как это было принято позднее, а четыре, что потребовало от древних историков искусственного устранения двух «лишних».
При объяснении этой республиканской путаницы историкам нового времени, в свою очередь, пришлось выдвинуть ряд реконструкций событий 509 г. до н. э., к которому в древности были отнесены изгнание царей, выбор первых консулов, освящение храма Юпитера Капитолийского и первый договор Рима с Карфагеном. Это столкновение грандиозных фактов на крошечном временном промежутке выглядит столь неестественным, что были сделаны попытки их разделения. Одна из них – гипотеза, согласно которой изгнание царей отнесено к 509 г., поскольку это единственная известная древним историкам дата – год освящения храма Юпитера Капитолийского. Само же изгнание произошло около 474 г. в результате разгрома этрусков при Кумах. Возможно, в пользу этого мнения говорит факт интенсивного храмового строительства, продолжавшегося в Риме на протяжении четверти века после 509 г. {377}.
Тиран
Силой, без волеизъявления народа Тарквиний занял трон, возвеличенный его предшественниками. И начал он с того, что отменил распоряжения Сервия, которые обеспечивали участие в управлении государством всем, кто этого достоин. Он не только приказал унести с Форума медные таблицы, на которых были начертаны законы Сервия, но распорядился их расплавить, чтобы никто никогда не вспоминал о благодетеле плебеев. «Записки» Сервия, хранившиеся в храме богини Фортуны, он тронуть не посмел, однако приказал жрецам никому их не показывать.
Вместо налогов, взимаемых с доходов, Тарквиний ввел поголовную подать, душившую ростки предпринимательства, основу благосостояния общества. Догадываясь, какое ожесточение и ненависть вызовут его действия, он запретил все народные сборища, даже торги и некоторые религиозные церемонии, во время которых народное недовольство могло найти выход.
Теперь Высокомерный не советовался с сенатом ни в малом, ни в большом: самолично объявлял и начинал войну, заключал мир, вступал в союзные отношения с другими государствами, назначал и смещал сенаторов и должностных лиц, посылал к врагам лазутчиков, самовольно распоряжался государственной казной. Подобно современным ему греческим тиранам, он окружил себя вооруженной, слепо повиновавшейся ему стражей. От его воли и любого каприза зависела судьба государства и любого подданного.
И ощутили патриции, недавно злоумышлявшие против Сервия Туллия и помогавшие Тарквинию прийти к власти, его тяжелую руку. Собираясь, они вспоминали о старых добрых временах и осуждали самовластие тирана. Но, странным образом, что бы ни говорилось за закрытыми дверями или на свежем воздухе, немедленно становилось известным во дворце. Словно бы повсюду развесил Тарквиний сотни невидимых ушей. Это были уши рабов и домочадцев, подкупленных Тарквинием, уши тех же сенаторов, ставших тайными доносчиками. Избрав главным своим помощником страх, Тарквиний единолично приговаривал к казни и к изгнанию неугодных и просто подозрительных людей, поощряя всяческим образом льстецов и наушников.
Чтобы занять народ и отвратить его от недовольства и мятежей, царь затеял строительные работы, превосходившие по размаху все, что когда-либо предпринималось в Риме {378}. Цирк Величайший был достроен таким образом, что зрители могли не просто сидеть или лежать на траве, но размещаться на специально воздвигнутых деревянных помостах под раскидываемыми во время жары или зимних дождей полотнищами. Множество сооруженных еще первым Тарквинием каналов для вывода в Тибр нечистот и дождевых потоков были сведены в один крытый канал, рассчитанный на вечность.
