Три затруднения
Наньжун Гу взвалил на спину дорожный мешок с провизией и, проведя в пути семь дней и семь ночей, пришел к дому Лао-цзы.
– Не от Чу ли ты пришел? – спросил его Лао-цзы.
– Да, – ответил Наньжун Гу.
– А почему ты привел с собой так много людей?
Наньжун Гу в недоумении оглянулся.
– Ты не понял, о чем я спросил? – задал ему вопрос Лао-цзы.
Наньжун Гу потупился от стыда, потом поднял голову и сказал со вздохом:
– Сейчас я забыл свой ответ вам и поэтому забыл вопрос, с которым хотел обратиться к вам.
– О чем ты?
– Если у меня не будет ума, люди назовут меня глупцом, а если у меня будет ум, он принесет мне несчастье. Если я буду добрым, то принесу вред себе, а если буду недобрым, то принесу вред другим. Если я буду справедливым, то навлеку беду на себя, а если буду несправедливым, то навлеку беду на других. Как же мне избежать этих трех затруднений?
– Я понял тебя, еще только взглянув на тебя, а теперь и слова твои говорят о том же. Ты испуган и растерян, словно дитя, оставшееся без отца и матери, и пытаешься шестом достать до морского дна. Ты сам навлекаешь на себя погибель, идешь против собственной природы и не знаешь, где выход. Как ты жалок!
Влюбилась как-то лиса в крестьянина. Пришла к нему и давай объясняться в любви, а тот в ответ – мол, не могу я тебя любить, у меня жена есть.
– Дурак ты, – говорит лисица. – Жена у тебя злая да сварливая, неряшливая да некрасивая, не любит тебя и давно извести хочет.
– Что ж, – отвечал крестьянин, – такая моя судьба.
На том разговор и кончился…
Украла лисица большой котел, наполнила водой и поставила на перекрестке дорог на огонь. Проходит мимо жена крестьянина и спрашивает:
– Что ты тут, лисица, варишь?
– Со всех сторон света собрала я счастье, удачу и богатство, – отвечает лисица, – положила их в котел и варю колдовское зелье. Кто искупается в нем, тот станет всех краше, богаче и счастливее.
– А если я в котле искупаюсь, – спрашивает коварная женщина, – стану ли я всех красивее, богаче и счастливее?
– Конечно, станешь, – отвечает лиса, – только готовлю я то варево для себя и никому другому не позволю в него окунуться.
– А готово ли варево? – спрашивает жена крестьянина.
– Давно готово, – говорит лисица. – Вот сейчас сниму с себя шкуру и влезу в котел.
Не успела лиса слова эти договорить, как женщина прыгнула в котел и сварилась. А лисица, долго не мешкая, сняла с нее кожу и надела на себя. Потом повернулась мордой на восток и стала читать заклинания, одно длиннее другого. Не успело солнце скрыться за верхушками деревьев, как превратилась лиса в прекрасную девушку, похожую на жену крестьянина, как бывает похожа красивая дочь на уродливую мать. Приходит крестьянин домой, а его у порога с поклоном встречает молодая жена. Вошел в дом, а там все прибрано, пылинки не найти, повсюду шелка да наряды, а в сундуках золотые и серебряные монеты поблескивают. Удивился крестьянин, обрадовался, но виду не подал. Сытно поужинал и лег спать с молодой женой. Так в довольстве и неге прожили они год, но однажды дождливой осенней ночью постучался в их жилище странствующий даос и попросился на ночлег. Приютил крестьянин даоса, утром вышел проводить его до ворот, а гость говорит:
– Знаешь ли ты, с кем делишь пищу, кров и постель?
Улыбнулся крестьянин и спрашивает:
– А станет ли мне от этого знания лучше жить?
Задумался даос, покачал головой и, ничего не сказав, пошел своей дорогой.
Моу, сын царя Вэй, пошел к мудрецу Чжуан-цзы за советом.
– Вот я стою здесь с тобой, – начал он, – и смотрю на море, на то, как волны разбиваются о камень. Тело мое здесь, но сердцем я далеко отсюда, у городских башен царства Вэй. Как же мне быть?
– Цени жизнь, – ответил Чжуан-цзы. – Тот, кто ценит жизнь, презирает выгоду.
– Это я знаю, – сказал царевич. – Но я не могу себя побороть.
– Если не можешь побороть себя, тогда живи как живется и не насилуй дух, – сказал Чжуан-цзы. – Не уметь себя побороть и притом насильно себя удерживать означает «быть раненным дважды». А тот, кто «ранен дважды», долго не проживет.
Моу был сыном царя Вэй, владевшего десятью тысячами колесниц. Для него скрыться в пещере среди гор было труднее, чем простолюдину, но хотя он и не обрел Дао, можно сказать, что он кое-что знал о нем.
Учитель Ле-цзы спросил стража ворот Гуань-иня:
– Говорят, что высший человек идет под водой – и не захлебывается; ступает по огню – и не обжигается; воспаряет над всем миром – и не пугается. Как этого добиться?
– Этого добиваются не знаниями и ловкостью, а сохраняя чистоту жизненной силы, – ответил Гуань-инь. – Присядь, я расскажу тебе.
Все, что обладает формой и образом, звучанием и цветом, – это вещи. Чем же отличаются друг от друга вещи, и чем они превосходят друг друга? Формой и цветом – только и всего! Ведь вещи рождаются в Бесформенном и возвращаются в Неизменное. Какие могут преграды тому, кто это постиг? Такой человек пребывает в Неисчерпаемом и хоронит себя в Беспредельном, странствует у конца и начала всех вещей. Он бережет цельность своей природы, пестует свой дух и приводит к согласию свои жизненные силы, дабы быть заодно с творением всего сущего. Небесное в нем сберегается в целости, духовное в нем не терпит ущерба. Как же могут задеть его внешние вещи?
Вот так же и пьяный, упавший с повозки, может удариться сильно, а до смерти не убьется. Тело у него такое же, как у других, а ушибется он по-особому – ведь дух его целостен. Он не знал, что едет в повозке, и не знал, что свалился с нее, мечты о жизни и страх смерти не гнездились в его груди, и вот он, столкнувшись с каким-либо предметом, не ведает страха. Если человек может стать таким целостным от вина, то насколько же целостнее может он стать благодаря Небу?
Мудрый хоронит себя в небесном, и потому ничто не может ему повредить. Разве может что-то повредить Небу?
Привычка, характер, судьба
Конфуций любовался в Люйляне водопадом; струи спадают с высоты в три тысячи жэней, пена бурлит на сорок ли. Его не могут преодолеть ни кайманы, ни рыбы, ни черепахи – морские или речные. Заметив там пловца, Конфуций подумал, что тот с горя ищет смерти, и отправил своих учеников вниз, чтобы его вытащить. Но тот через несколько сот шагов вышел из воды с распущенными волосами, запел и стал прогуливаться у дамбы.
Конфуций последовал за ним и ему сказал:
– Я принял тебя за душу утопленника, но вгляделся: ты – человек. Дозволь задать вопрос: владеешь ли секретом, как ходить по воде?
– Нет, – ответил пловец. – У меня нет секрета. От рождения – это у меня привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба. Вместе с волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю, следую за течением воды, не навязывая ей ничего от себя. Вот почему я и хожу по воде.
– Что означает «от рождения – это привычка, при возмужании – характер, в зрелости – это судьба»? – спросил Конфуций.
– Я родился среди холмов и удовлетворен жизнью среди холмов – такова привычка; вырос на воде и удовлетворен жизнью на воде – таков характер; это происходит само по себе, и я не знаю почему – такова судьба.
Из года в год рабочая лошадь тяжело трудилась и получала за это кров и жалкий корм. Однажды, когда лошадь отдыхала после трудового дня, в ее стойло вбежала ласка и стала потешаться над ней.
– Посмотри на меня, заезженная кляча, я ловка и вольна делать, что хочу, нет у меня ни властелина, ни покровителя. А что ты видела в жизни, кроме рабства, стойла и корма?
Лошадь ответила ласке:
– Мудрые говорят: легче разрушить, чем построить, легче идти неверным путем, ибо из сотен путей лишь один правильный, а лучше идти трудным, но более безопасным путем, если не знаешь легкого, но более опасного, чем выбранный. Где бы я доставала корм, кто защитил бы меня от врагов? Тебе же все время угрожает опасность, даже от моих копыт.
И лошадь в доказательство своих слов, шумно вздохнув, переступила с ноги на ногу. Испуганная ласка юркнула в щель, так и не окончив спора…
Верно говорят старые люди:
– У каждого свой путь и своя правда, и если не видишь короткого пути к цели, иди длинным, но даже если нет цели, то все равно иди, ибо порою в пути обретаешь цель.
Наньжун Гу спросил у Гэнсан Чу:
– Учитель, что должен делать такой старый человек, как я, чтобы достичь описанного тобой совершенства?
Учитель ответил:
– Сохраняй в целости свое тело, береги свою жизнь, не допускай в мыслях суеты. И через три года ты сможешь стать таким.
– Все глаза выглядят одинаково, – сказал Наньжун Гу, – и я не знаю, каково различие между ними, а слепой себя не видит. Все уши выглядят одинаково, и я не знаю, каково различие между ними, а глухой себя не слышит. Сознание у всех одинаковое, я не знаю, чем оно отличается у разных людей, но безумец себя не сознает. Тела людей подобны друг другу; но есть что-то, что нас разделяет. Я хочу быть подобным тебе, но не могу достичь этого. Только что ты сказал мне: «Храни в целости свое тело, береги свою жизнь, не допускай суеты в мыслях». Я жажду понять эти слова, но не могу.
