Томас Роллестон - Мифы, легенды и предания кельтов

Но Руадан сказал: «Да будет заброшена Тара на веки веков», и страх людей перед церковным проклятием победил. Преступника освободили, Тара опустела, и до прихода завоевателей Ирландия не видела эффективного светского правления, исключая период, когда трон оказался в руках могущественного узурпатора Бриана Бору. Последние слова цитируемого нами источника — вопль отчаяния Диармайда: «Горе тому, кто вступает в сражение с клириками».

Мы обсуждаем этот эпизод столь подобно потому, что в нем отражено явление, оказавшее огромное влияние на весь ход истории кельтских народов, насколько мы можем проследить ее сквозь вереницу значимых событий, начиная со времен Юлия Цезаря и до сегодняшнего дня. В чем его истоки, мы обсудим позднее; теперь достаточно обратить на него внимание, поскольку именно этот фактор воспрепятствовал развитию кельтской нации в том плане, в каком можно говорить об этом применительно к народам классической античности или к германцам.

И тем не менее, ошибкой будет полагать, что кельты не оказали никакого влияния на Европу. Вклад их в культуру западного мира весьма обширен. Около четырехсот лет — примерно с 500-го по 900 г. н. э. — Ирландия была единственным оплотом учености, чье влияние в области литературы и философии распространялось на пол-Европы. Стиховые формы кельтской поэзии сыграли, пожалуй, основополагающую роль в формировании структуры современного стиха, а предания ирландцев, шотландцев и валлийцев давали пищу воображению многих и многих обитателей материка. Кельты не создали масштабной целостной литературы, как не создали стабильного государственного объединения. Их мышление было субъективным и конкретным. Все, любой предмет или явление, накладывало живой отпечаток на их души и глубоко трогало их; они были чувствительны и впечатлительны до крайности, но они не умели оценивать эти явления и вещи в более широкой перспективе. Они не умели служить идее и создавать общественные институты и нормы права; но они были и остаются незаменимыми и стойкими защитниками гуманности, человечности от деспотизма мертвых идей и от холодной жестокости правовых норм. Институт монархии и идеи гражданского патриотизма равно способны превратиться в голую выхолощенную формулу, сковывая, а не питая душу. Кельты всегда восставали против всего, что не несло в себе дыхания жизни, против чисто внешних, мертвых форм правления. Они чересчур спешили наслаждаться прекрасными плодами, не умея долго и тщательно возделывать сад; и все же они сослужили и еще сослужат великую службу современному миру, ибо знают, что подлинным цветом жизни является духовная реальность и забвение этой истины в механическом чреве материальной цивилизации не приносит ничего, кроме жгучей боли и чувства утраты.

Мы уже говорили, что из всех кельтских народов ирландцы представляют особый интерес, ибо их культура сохранила и донесла до нас многие особенности культуры древних кельтов. И тем не менее, свою религию даже они не перенесли через провал, отделяющий нас от древности.

Они не просто сменили веру; они отреклись от нее полностью, так что никаких упоминаний не осталось. Святой Патрик, сам кельт, в V в. обративший Ирландию в христианство, оставил нам автобиографическое повествование о своей миссии, документ чрезвычайно интересный, представляющий собой первое письменное свидетельство о христианстве в Британии; однако он не сообщает нам ничего о тех учениях, над которыми одержал победу. Значительно больше мы узнаем о кельтских верованиях от Юлия Цезаря, воспринимавшего их исключительно как посторонний наблюдатель. В обширном корпусе легенд, записанных в известной нам форме в Ирландии, между VII и XII столетиями, хотя они зачастую восходит явно к дохристианскому источнику, не содержится, помимо ссылок на веру в магию и существование неких официальных ритуалов, никаких сведений о религиозной или хотя бы нравственно-этической системе древних кельтов. Мы знаем, что отдельные представители знати и барды долго сопротивлялись новой вере, и это противостояние разрешилось в VI в. в битве у Моро, но никаких следов полемики, ничего, что свидетельствовало бы о борьбе двух учений, которую отражают, к примеру, описания споров Цельса и Оригена, до нас не дошло. Как мы увидим, литература средневековой Ирландии содержит в себе многочисленные отзвуки древних мифов, там появляются тени существ, которые в свое время, несомненно, были богами или воплощениями стихий; но религиозное содержание этих историй выхолощено, и они превратились просто в красивые повести. И тем не менее, не только Галлия обладала, о чем свидетельствует Цезарь, собственным развитым вероучением, как мы узнаем из того же источника, Британские острова представляли собой центр кельтской религии, были, так сказать, кельтским Римом.

Давайте попробуем описать в общих чертах эту религию, прежде чем переходить к разговору о мифах и легендах, ею порожденных.

Но прежде следует подчеркнуть, что религия кельтов, конечно, была сложным образованием, и ее нельзя ни в коем случае сводить к тому, что мы называем друидизмом. Помимо официальной доктрины в ней присутствовали верования и предрассудки, явившиеся из источника более глубокого и более древнего, нежели друидизм, которым было суждено надолго пережить его, — и по сей день нельзя говорить об их полном исчезновении.

Религии примитивных народностей по большей части вырастают из обрядов и практик, связанных с погребением мертвых. Мы не знаем ни имени, ни истории древнейшего из известных народов, населявших «кельтские» территории в Западной Европе, но, благодаря многочисленным сохранившимся захоронениям, можем сказать о них довольно много. Это был так называемый народ мегалита, строивший дольмены, кромлехи и курганы с погребальными камерами, которых в одной только Франции насчитывается более трех тысяч. Дольмены имеются на юге Скандинавии и южнее на всем западном побережье Европы вплоть до Гибралтарского пролива и на средиземноморском побережье Испании. Они обнаружены также на некоторых западных островах Средиземного моря и в Греции, а именно в Микенах, где рядом с великолепным погребением в Атрейдах еще возвышается древний дольмен. Грубо говоря, если мы проведем линию от устья Роны на север, к Варангер-фьорду, то все дольмены, исключая несколько средиземноморских, окажутся к западу от этой линии. К востоку до самой Азии мы не встретим ни одного. Однако, переправившись через Гибралтарский пролив, мы обнаруживаем их на всем североафриканском побережье, а также на востоке — в Аравии, Индии и даже в Японии.

Следует пояснить, что дольмен — это нечто вроде дома, стены которого — прямостоящие необработанные камни, а крыша — обычно цельный огромный камень. Строение в плане зачастую имеет форму клина, часто можно обнаружить намеки на своего рода «крыльцо». Изначальное предназначение дольмена — служить обиталищем для мертвых. Кромлех[35] (который в обиходном языке нередко смешивают с дольменом) — это, собственно, круг из стоячих камней, в центре которого иногда помещается дольмен. Считается, что большинство, если не все известные дольмены прежде были скрыты под насыпью из земли или меньших камней. Иногда, как, например, в Карнаке (Бретань), отдельные стоячие камни образуют целые аллеи; очевидно, они в данной местности выполняли некую ритуально-богослужебную функцию. Поздние памятники, как, скажем, в Стоунхендже, могут складываться из обработанных камней, но, так или иначе, грубость сооружения в целом, отсутствие скульптурных и каких-либо украшений (помимо орнаментов или просто отдельных символов, высеченных на поверхности), явное желание произвести впечатление за счет нагромождения огромных глыб, равно как и некоторые другие черты, о которых пойдет речь в дальнейшем, сближают все эти постройки и отличают их от гробниц древних греков, египтян и других более развитых народов. Дольмены в собственном смысле слова в конце концов уступают место огромным курганам с погребальными камерами, как в Нью-Грэйндж, которые тоже считаются делом рук народа мегалитов. Эти курганы естественным образом возникли из дольменов. Первые строители дольменов принадлежали к эпохе неолита и пользовались орудиями из полированного камня. Но в курганах находят не только каменные, но также бронзовые и даже железные орудия — сперва, очевидно, привозные, но потом появляются и изделия местного производства.

О языке, на котором говорил этот народ, можно судить лишь по следам его в языке завоевателей — кельтов. Но карта распределения памятников неопровержимо свидетельствует в пользу того, что их создатели явились из Северной Африки; что они сперва не умели путешествовать по морю на длительные расстояния и шли на запад вдоль побережья Северной Африки, после чего перебрались в Европу там, где Средиземное море у Гибралтара сужается до размеров узкого пролива шириной всего в несколько миль, и оттуда расселились по западным областям Европы, включая Британские острова, а на востоке они через Аравию прошли в Азию. Следует, однако, помнить, что, будучи изначально, вне всякого сомнения, особой расой, по прошествии времени народ мегалита обладал уже не расовым, а лишь культурным единством. Это со всей очевидностью доказывают человеческие останки, обнаруженные в гробницах, точнее, разнообразие форм их черепов.[36] Археологические находки характеризуют строителей дольменов в целом как представителей высокоразвитой для своего времени цивилизации, знакомых с земледелием, скотоводством и до определенной степени с морскими плаваниями. Сами памятники, зачастую впечатляющих размеров, требовавшие при своем возведении обдуманных и организованных усилий, явно говорят о существовании в то время жречества, заботившегося о погребениях и способного контролировать значительные группы людей. Умерших, как правило, не сжигали, а хоронили в целости — впечатляющие монументы, очевидно, отмечают места захоронений важных особ, от могил простых людей до нас не дошло никаких следов.