Но не успела рабыня сделать и шага, как по всему дому раздались крики слуг:
— Несчастье! Горит наш дом! Спасайтесь!
Губернатор выбежал во двор и увидел, что дом горит со всех четырех сторон. Сколько ни старались слуги спасти дом, ничего не вышло. Когда угас огонь и рассеялся дым, все увидели вместо губернаторского дома кучу пепла и золы. А на заборе большими буквами было написано:
«Я освобождаю губернатора от нечестно нажитого им добра. Хон Киль Тон».
— В погоню! — закричал губернатор. — В погоню! Разбойники не могли убежать далеко.
Напрасно гналась погоня за Хон Киль Тоном и его друзьями: за каменной стеной на вершине скалы они были в полной безопасности.
Переехал губернатор в другой дом. День и ночь охраняла теперь стража его дворец.
А король, узнав, что Хон Киль Тон не пойман, рассердился сильнее прежнего и сказал:
— Если губернатор не поймает этого разбойника, пусть приготовит мешок для своей глупой головы!
Потерял правитель покой. Долго думал он, как поймать Хон Киль Тона, и придумал.
По всем городам и деревням Кореи разослал он скороходов. Скороходы ходили по улицам, трубили в трубы и, когда сходился народ, объявляли:
— Передайте Хон Киль Тону, что если он через десять дней не явится к губернатору, его мать получит сто ударов палками и будет казнена.
Услыхал Хон Киль Тон, что его матери угрожает смертная казнь, пошел на реку и срезал семь камышинок. Дунул он в эти камышинки, произнес волшебные слова — и камышинки превратились в живых людей. И каждый человек был как две капли воды похож на Хон Киль Тона.
По истечении десяти дней в Сеул к губернаторскому дворцу подошел человек и сказал страже:
— Я Хон Киль Тон. Губернатор хочет меня видеть, и вот я явился.
Стража схватила Хон Киль Тона и притащила его к губернатору.
— Ага! — закричал правитель. — Попался! Теперь ты в моих руках… Эй, скрутить ему руки!
Начали Хон Киль Тону вязать руки, а в это время стража ввела какого–то человека и доложила:
— Господин, вот еще один разбойник, который называет себя Хон Киль Тоном.
Губернатор поднял глаза и попятился: перед ним стоял второй Хон Киль Тон. Оба Хон Киль Тона смотрели на правителя и улыбались.
Только собрался губернатор что–то сказать, смотрит — вводят в комнату третьего Хон Киль Тона.
И так продолжалось, пока в комнате не очутились восемь Хон Киль Тонов. Растерялся злодей. Как тут узнать, кто из них настоящий? Не может же он привести в императорский дворец восемь Хон Киль Тонов!
Думал–думал губернатор — и придумал. Приказал он позвать в комнату мать Хон Киль Тона. Когда рабыня пришла, он спросил:
— Кто из этих людей твой сын? Если ты мне не скажешь, я казню их всех. Если же назовешь, то я пощажу твоего сына.
Поверила женщина лживым словам губернатора, стала всматриваться в лица Хон Киль Тонов, но не смогла отличить их одного от другого. Тогда, подумав немного, она сказала:
— У моего сына на груди черная родинка.
— Снять с разбойников рубахи! — приказал губернатор. Но как только стража приблизилась к арестованным, Хон Киль Тон громко выкрикнул волшебное слово — и комната сразу же наполнилась туманом. А когда туман рассеялся, в комнате, кроме губернатора и стражи, никого не было. Только в углу лежало девять камышинок. Но на них в суматохе никто не обратил внимания.
Когда наступила ночь и в доме все уснули, одна камышинка вдруг зашевелилась, стала расти. У нее появились руки, ноги, туловище, голова. Это был Хон Киль Тон. Он поднял с пола самую тоненькую камышинку и, выждав, пока луна скроется за тучи, покинул губернаторский дом и отправился в горы к своим братьям.
Дойдя до вершины скалы, он положил на землю камышинку, сказал волшебное слово — и камышинка превратилась в мать Хон Киль Тона.
— Теперь вы свободны, — сказал ей Хон Киль Тон. — Я привел вас к своим братьям, и они будут почитать вас как родную мать.
Долго не осмеливался повелитель Сеула показаться на глаза королю. Он знал, что король обязательно отрубит ему голову, если Хон Киль Тон не будет к назначенному сроку доставлен во дворец.
Решил тогда губернатор поймать своего врага не силой, а хитростью. Переоделся он в одежду простого торговца и двум самым сильным стражникам велел тоже переодеться торговцами. И в таком виде пустились они втроем бродить по окрестным деревням. У губернатора за пазухой был спрятан острый кинжал, а у стражников, кроме ножей, были еще толстые веревки. Веревки губернатор приказал захватить, чтобы привести Хон Киль Тона к королю связанным.
А Хон Киль Тон узнал, что правитель его ищет, и сделал вот что. Оделся он в рваную одежду, сгорбился, как старик, взял палочку и пошел в ближайшую деревню. Идет — еле ноги волочит.
А в той деревне как раз губернатор и остановился. Увидел он старика, оборванного, с палочкой, и окликнул:
— Эй, бродяга, не приходилось ли тебе видеть разбойника Хон Киль Тона?
— Нет, господин мой, не приходилось, — ответил старик. — Говорят, он такой страшный, что от одного его вида люди падают замертво!
Правитель засмеялся:
— Ах ты, старый дурак! Попадись он только мне, уж я бы знал, что с ним делать!
Тогда Хон Киль Тон сказал:
— Передавали мне люди, что он сегодня утром один ушел на вершину ближней горы.
Тогда стражники выхватили кинжалы, приставили их к груди старика:
— Веди нас туда, где он прячется!
— Пойдемте, — сказал Хон Киль Тон. — Мне и самому интересно посмотреть, как вы поймаете этого разбойника.
Много часов Хон Киль Тон вел правителя и его стражников. Ночь застала их в горах. Утром чуть свет Хон Киль Тон разбудил губернатора, и они отправились дальше. Наконец они миновали последний подъем, и Хон Киль Тон направился к тяжелой каменной двери в стене.
Губернатор и стражники следовали за ним не отставая.
Вдруг Хон Киль Тон толкнул дверь, дверь подалась — и Хон Киль Тон исчез за ней.
Но губернатор успел проскочить в дверь следом за стариком.
— Стой! — закричал он. — Стой, а то я прикажу закопать тебя живым в землю!
— А я и не бегу, — спокойно сказал старик.
И он выпрямился, отбросил далеко от себя палку и сорвал с плеч рваную куртку. Перед правителем стоял молодой богатырь Хон Киль Тон.
Со всех сторон к Хон Киль Тону бежали его братья. Впереди братьев к нему спешила мать.
Понял тогда сразу все губернатор. Он бросился перед Хон Киль Тоном на колени и стал молить о пощаде.
Хитрый Хон Киль Тон сказал:
— Хорошо, мы простим тебя… Поднесите ему самую большую чашу самого крепкого вина.
Обрадованный правитель выпил до дна чашу вина и сразу же заснул непробудным сном.
Тогда Хон Киль Тон обрил губернатору половину головы, надел на него женскую одежду, потом накрепко привязал его к ослу, чтобы он не свалился, и в таком виде ночью привез в Сеул.
Утром королю доложили, что у ворот дворца спит пьяный губернатор.
Король приказал доставить его к себе.
Но когда он увидел губернатора, выряженного в женское платье да еще с обритой наполовину головой, король так разгневался, что тут же приказал отрубить ему голову.
Отчего в Тэдонгане зеленая вода
Записал и пересказал В. Кучерявенко
В давние времена в Пхеньяне жили очень красивая девушка и такой же прекрасный юноша. Они любили друг друга.
В город приехали в то время купцы–японцы. Они наняли юношу на работу и насильно отправили к себе в Японию. Потом напоили пьяным отца девушки, а ее увели к себе.
Юноша встретил в Японии китайских купцов, узнал от них о судьбе своей возлюбленной и на парусном судне вернулся на родину.
Ушел юноша в горы, насобирал много изумрудов цвета чистейшей морской воды и возвратился в родной город. Долго он ходил, но все не мог встретить свою девушку.
Позволил однажды купец девушке немного погулять, и на высоком берегу реки Тэдонган она увидела любимого.
— Неужели моя любовь для тебя меньше, чем богатство японского купца? — спросил он.
— О нет! — ответила ему девушка. — Я не люблю ни богатства купца, ни его самого. Он держит меня насильно. Хочет выдать замуж за сына. Ты один мне на свете дорог.
— Если мы с тобой не можем жить вместе, то зачем мне это богатство, — горько сказал он.
Девушка возразила:
— Нет, мое сердце будет всегда твоим, мы теперь никогда не расстанемся, в своей стране нам должно быть место для жизни и работы… Мы его добудем… И если это так, пусть твои изумруды растворятся в реке и окрасят воду в свой цвет; если же я не права, то пусть они превратятся в простые камни…
И они ушли… Больше их никто не видел.
