(Все три легенды записаны А. Н. Афанасьевым в Воронежской губернии, Бобровском уезде).
b. В давнии времена ходыв по земли Бог и з святым Мыколаем и святым Петром, и уже святый Петро совсим обдерся [41], так, що й не стало на jому ныякого шматя [42]. А Господь каже ему: «Пиды, Петре, та украды соби шматя де-ныбудь на тыну, тай прислухайся — чы буде за те лаяты тебе хозяйка, чы ни?» От св. Петро пишов и покрав повишане на тынови людьскее шматя, и убрався пишов до Бога, тай каже: «Я вже украв шматя, алы ж хозяйка мене за тее не лаяла, а тильки оглядывшысь сказала: нехай jому Бог звыдыть и избачить!» А Бог, выслухав цее, тай каже: «Ну добре, колы так!» От Бог, св. Петро и св. Мыколай вси зашлы в обидранную хату до одной найбиднищой вдовы-мужычки, упросылысь в ней на ничь и сталы спрошуваты: «Чы ныма чого у тебе поисты?» А хозяйка одвичае: «Ныма в мене ничого. Я бидная, хлиб соби заробляю, и тильки маю хлиба — що одын окрайчык на полыци». А Бог до неи каже: «Дай же нам хоть борщу». Вона знов одвичае: «Та ныма у мене ни якой стравы [43] и ничогисынько не варыла». От Бог знов сказав: «Погляды лыш, молодыце, добре в пичи, може чы не найдешь там чого-ныбудь». Вона все-таки не хоче того слухаты, а дали Бог як причыпывся добре до неи: «Таки погляды в пичь, та погляды». От вона, абы витчыпытьця, иде до печи; колы заглянула туда в пичь, аж там богацько всякой всячыны — понава́рывано разной хорошой стравы и варынухи, тай каже вона: «Що це такее на свити значыть, я не топыла, аж богацько есть понаварывано всякой всячыны?» От вона повыньмала все с печи, и вси воны понаjидались, тай полягалы спаты; а хозяйка все не знала, що то Бог прийшов до неи. На другый день вранци Бог, св. Петро и св. Мыколай повставалы, подяковалы гарно [44] хозяйци, тай пишлы дальше, и почулы воны высильне гранье [45]; аж надходять воны туда, колы дывятця, а там высилья у одного богатаго мужыка. От св. Мыколай каже: «Господы мылостывый! ходим же и мы на те высилья, чы не дадут и нам по чарци горилки та чого поjисты?» А Бог каже: «Добре, ходым». От воны пишлы туда замисть старцив, буцим [46] просыты мылостыни, а богатый хозяин теи хаты оглянувшысь до ных, тай знов став частуваты за столом своих высильных гостей, богатых хозяинив, а дали став гукаты на свою жинку: «а дай лыш там старцям мылостыни». А жинка jого — така в убраньи, щой куды! — закрычала сердыто: «Ты гляды своих людей, що частуешь [47], и не оглядайся до старцив; бо як ты принадыш сых дидив [48], то й не будуть через ных двери зачынятьця!» [49] Дали погодывши, той хозяин як оглянувшись побачыв, що довго старци стоят в хати, та нагумонив [50] добре на свою жинку, — аж тоди вона дала тым старцям по маленький чароци горилки и по шматочку хлиба, тай выпроводыла их за двери. От Бог з св. Петром и Мыколаем идучи звиттыля [51], тай каже Бог: «Ну тай богатый же цей чоловик, що мы булы в нёго на высильи, алы ж и крепко вин скупый, a jого жинка ище гирше (пуще) скупища и дуже велыка злоедныця, та и обое воны не вмиют в счастьи шануватысь [52]и не хотят помогаты другым бидным людям». От Бог з св. Петром и Мыколаем пишлы шляхом [53] и на поли полягалы спочываты, аж прибиг до ных вовк, тай просыть Бога: «Дай мини, Господы, що поjисты; бо я цилые сутки нычого не jив, и дуже охляв [54] з голоду». Бог выслухав цее, тай говорыть: «Пиды, вовче, в село; там есть найбиднища вдова-мужычка, що мы в неи ночувалы; у неи есть одна тильки ряба корова, то визьмы ту корову тай изъjиж». А св. Мыколай начав просыть Бога: «Господы милостивый! нащо ж обиждаты бидную вдову, нехай вовк не бере в неи послиднёй коровы, бо вона буде гирько плакать и мучытьця; а лучше нехай вовк возме яку-ныбудь скотыну у того богатыря [55], де мы булы на высильи, бо вин богатый чоловик та ще й дуже скупый». А Бог каже: «Не можно так! нехай возме корову у самой теи бидной вдовы; нехай вона до время плаче та гирько бидуе [56], бо вона на сим свити талану не мае». От вовк побиг до неи, а воны полягалы спаты. Св. Мыколай и став жаловаты бидной вдовы, тай начав вин придумуваты, як бы ухытрытьця и помогты для неи, а дали надумав и подывывся, що Бог уже спыть (а Бог все знае, та навмысне буцим [57] спыть), от св. Мыколай взяв та мерщий [58] побиг на впереймы [59] вовка другою стороною, щоб вмазаты вдовыну корову болотом [60], щоб та корова була чорна, а не ряба, щоб не зъjив jіи вовк. И як прибиг туды св. Мыколай, от скорийще болотом и обмазав ту корову, так що вона зробылась чорна, тай зараз вернувся назад до Бога. А Бог скоро встав буцим ничого не знае, и каже до св. Петра и Мыколая: «А що вставайте уже, та ходым». И тильки що хотилы воны идты дальше, аж знов прибиг до ных той самый вовк и каже: «Ныма, Господы, у теи бидной вдовы рябой коровы, а тильки есть у неи одна чорна». От Бог все уже знае, тай каже: «Ну так изъjиж ту чорну корову». А св. Мыколай бачить, що ничого не вдие [61], тай замовчав. От вовк побиг до чорной коровы, а Бог з Петром и Мыколаем началы идты шляхом. От идуть воны та идуть, аж катытьця против ных бочка, а св. Мыколай пытае: «Що це таке, Господы, катытьця и куды?» Господь одвичае: «Це катытьця бочка с сребром и златом до того богатыря, що мы булы у нёго на высильи, бо такий jого талан и така jого доля; алы все jого счастя буде на сим свити!» А св. Мыколай давай просить, каже: «Господы мылостывый, удилы ж с цей бочки або з макитерку [62] для теи бидной вдовы, де мы ночувалы; в неи ж вовк и послиднюю корову зъjив». А Бог одвичае: «Ни, того не можно! бо цей талан дан одному тильки тому богатырови». От св. Мыколай вже замовчав, и началы идты дальше; ишли та ишли, аж св. Мыколай захотив дуже пыты воды тай каже: «Ах, як мыни хочетця пыть!» А Бог говорыть jому: «Колысь я проходыв чрез оцей яр, що недалеко вид нас выдно, там я бачыв крыныцю [63]. Иды туда, тай напьешся воды». Колы пишов св. Мыколай туда в яр, аж там коло крыныци побачыв такого богацько темнаго та сираго страшеннаго гаду, такого сердытаго, що аж кышыть; от вин злякався [64] дуже тай насылу зваттыля утик [65]. А Бог пытае: «Чого ты, Мыколаю, так ныначе злякався, аж поблиднив с переполоху [66], и мабудь [67] не пыв воды?» А св. Мыколай одвичае: «Не мог я напытьця, та ще й як побачыв, що там есть такого богацько страшеннаго гаду, то насылу я звиттыля утик». От Бог выслухав цее тай сказав: «Ну, ходым же дали!». И прошли воны дальше з пятыро гин [68], або бильше, тай Бог знов каже до св. Мыколая: «Иды у цей другый ярок, там повная буде крыныця; го вже там напьесся воды». От св. Мыколай пишов туда; колы надходыть в той яр, яж там побачыв такий ще гиршый гад, та такого ж jого превелыкая сыла и дуже богацько, та ще й далеко злищий, як попереду бачыв, так що ныначе горыть трава. И св. Мыколай завсим перелякався та побилив, и насилу велыку звиттыль утик, так ныначе на jому волосья и одежа загорилася! И прийшов до Бога тай с переляху [69] насылу рассказав, що не можно там напытысь воды, бо ще й гиршей там есть гад и далеко злищий от першого гаду, що вин бачыв попереду. А Бог каже: «Ну колы так, то ходым же дальше». От воны пошлы дальше и довго ишлы, аж побачылы вдали третий ярок ныначе с садком; тай Бог каже: «Ну иды ж, Мыколаю, в той ярок, де бачыш — садок выдно, а вже там певне [70]напьесся воды». Колы св. Мыколай пишов туда, аж там такая прихорошая крыныця з пригожою водою, а над тею крыныцею и скризь там такии разнии, прихорошии, пахнючии цвиткы та ягоды, яблуки, хвыги, мындалы, розынкы [71] и всякая овощь, а птыци так хороше спивают та щебечуть разными голосами, и таке все там занымательне, що й сказаты и пропысаты не можно. От св. Мыколай не знав, що й робыты, чы воду пыты, чы любоватыся та приглядуватысь; напьетця трохы пахнючой воды, тай оставыть пыты, та все разглядае. И вин трычи так потро́хы пыт тую воду, та все разглядував, и не щувся [72] — що вин не в примиту пробув там цилых тры рокы [73], як ныначе одну мынуту там був. Аж приходыть туды Господь Бог тай каже jому: «Що це ты, Мыколаю, так довго тут сыдыш, що прошло тому тры рокы, як ты пишов сюды пыть воды?» И каже Бог: «А я тебе не дождався тай покынув, и далеко уже я выходыв с пивсвита, покы знов до тебе вернувся». От св. Мыколай выслухавши цее, тай одвичае: «Господы мылостывый! що це таке значыть, що коло переднищых двох крыныць, куды я попереду ходыв пыть воды, есть там богацько страшеннаго гаду, що й прыступыть страшно; а тутынька в третим яру так дуже прихорошая крыныця з водою и все тутынька росте дуже гарная пахнючая всякая всячина, що й не можно налюбоватысь и наслухатьця птычаго щебетаня, що й любуйся, прислухайся тай ще того хочитця?» А Бог одвичае jому: «Оце ж знай, що переднищый яр, де ты бачыв богацько злого страшнаго гаду, то тее мисто называитця пеклом и воно опредиляно для того богатыря, що мы булы у нёго на высильи, а другий яр, де есть еще гирший пристрашенный гад, то также притотовано пекло для жинки того же богача, бо jого жинка ище гирша вид свого чоловика [74]; а як воны не вмилы в счастии жыты, добре шановатысь, и не хотилы помогаты бидным людям, то за тее по смерти будуть вично мучытьця в тых пеклах. А оце третий яр, де ты, Мыколаю, пыв воду, тай довго так тут забарывся [75] через тее, що тутынька дуже хороше называетця рай, опредиляный для теи бидной вдовы, що мы в неи ночувалы, бо вона на сим свити цилый вик гирько бидовала, терпила та плакала, но буда добрая жинка и честна́я, — то за тее по смерти буде маты в сим раю вичное прибогатое счастье. От бачь, як то робытця; будь добрый чоловиче, не вповай на земнее счастье, та любы бидных и старайся, небоже, — то, як кажуть, Бог в сим и будущим вику поможе!».
