что с косую сажень, и отправили Коловрата за помощью к бабе Яге, а более и не к кому!
Надел Коловрат свою кольчужную рубашку, взял булатный меч и отправился в чащу дикую к бабе Яге на велик поклон. Дремуч лес сказочный и расстоянья в нем несусветные! Три года пробирался пеший богатырь к избушке на курьих ножках. Дошел, наконец, поставил окаянную к себе передом, к лесу задом и стучится:
— Открывай, бабуся, я к тебе несуся!
Выглянула Баба-яга из окошка:
— Знаю, знаю я твою беду, увяз по самую бороду: безлошадный по свету бродишь, покоя себе не находишь!
— Так что же мне делать, бабка?
— А ты, касатик, в дом зайди, поешь, попей, там и верное средство найдется.
Устал богатырь, проголодался, полез, кряхтя, в избушку. Заскрипела изба, застонала, просела до самой земли от тяжелых доспехов богатырских да и затаила на Евпатия обидушку.
А Баба-яга уже привечает былинного, наливает иван-чай и супец из мухоморчиков подносит. Но Евпатий неловок оказался, пролил супчик нечаянно на пол, достал из сумки серую уточку перелетную и велит карге добычу ощипать да на углях пожарить.
Усмехнулась старая и сделала почти так, как велел Коловрат: ощипала серую уточку да щей с утятиной наварила, немного мухоморчиков добавила на всякий случай. Наелись они оба, напились. Прикорнул Евпатий, а баба Яга достала большую волшебную книгу и давай ее читать да перелистывать:
«Адамовы дети. В Смоленской губернии рассказывали, что Ева посоветовала Адаму, прежде чем идти к богу, спрятать часть детей в камышах, дабы тот не отобрал их в свое услужение. А как шел Адам обратно, так и думает: дай зайду, возьму своих детей из камышей. А их там уже и след простыл, сделались они темной силою: домовыми, лесовыми, водяными да русалками».
Тут избушка стала раскачиваться, усыплять бабушку, но Ягуся не унималась, продолжала читать:
«Адамова голова — цветок. Растет кустиками с локоток, цвет рудожелтый, красен, как головка с ротком. Трава эта облегчает роды, укрепляет мельничные запруды, внушает храбрость, помогает в колдовстве. Расцветает к Иванову дню. Нужно положить его в церкви под престол, чтобы он пролежал там сорок дней, после чего цветок получает такую чудодейственную силу, что если держать его в руке, то будешь видеть дьявола, чертей, леших — всю нечистую силу. Тогда можно сорвать с лешего шапку, надеть на себя и станешь так же невидим, как он».
Но избушка всё раскачивалась и раскачивалась. Баба-яга, наконец, устала читать, зевнула и сказала:
— Всё! И эта травка сойдет. Пущай сорвет детинка цветок Адамовый, найдет Лешака, украдет его шапочку и исчезнет в мир иной на веки вечные.
Тут избушка на курьих ножках перестала раскачиваться, одобрительно крякнула и замерла. Ведьма растолкала богатыря, напела ему сладких песен про цветок Адамову голову, выпроводила вон со двора и завалилась дрыхнуть.
Возрадовался Коловрат добрым советам бабы Яги и побежал быстрее ветра Адамову голову искать. Но Адамова голова — растеньице редкое. Бегал, рыскал он по тайге три года. Нет, не сыскал цветочка заветного. Уселся у ракитового куста, рыдает. Пробегал мимо зайчишка: косой взгляд, большие уши. Увидал он слезы горькие богатырские, сжалился над детиной, подкрался близко-близко и спрашивает:
— Пошто плачешь, воин ратный, потерял свой меч булатный?
Удивился богатырь на смелость заячью, вытер слезы горючие и отвечает зверенышу малому:
Не терял я меч булатный,
а путь проделав семикратный,
не сыскал цветок волшебный,
маленький такой, заветный.
Нужен мне он позарез,
чтобы в мир иной я влез!
— Что за цветочек? — навострил уши зайчишка. — Я про любую сказочную траву много чего знаю!
Обрадовался Евпатий, рассказал про свою беду да про Адамову голову, и еще много чего лишнего сболтнул. Аж ворон, дремавший на ветке, встрепенулся и заслушался.
— Знаю, знаю я такую травку! — воскликнул заяц. — Она неподалеку растет, пойдем покажу.
Поднялся богатырь на резвы ноженьки, поскакал быстрехонько вслед за зайкой, и ворон за ними увязался — следить да вынюхивать. Нашел косой траву волшебную в овражке у ручья. Глядь, а та зеленая, токо-токо цветочки завяли. Эх, до Иванова дня еще долго, почти год ожиданья. Но серчать да жалобиться некогда, надобно место нежилое обживать, избу рубить да баню строить.
Вот так день за днем и потекли: справил Евпатий дом, поставил баньку. Живи да мойся, в лес на охоту ходи. Ну и повелось: заяц в доме прибирается, щи варит, капусту в огороде выращивает; человек в лес за добычей хаживает; а ворон на ветке сидит, зорко за братьями названными приглядывает, к бабе Яге туда-сюда с докладом летает.
Ой и понравилась зайцу такая жизнь! Уютно, тепло в избе жить, и опять же, под охраной могучей. Вот и задумал косорылый неладное: пошел как-то ночью к ручью и выкорчевал всю мураву волшебную, а корешки погрыз, пожевал да по ветру раскидал.
Не сразу хватился богатырь Адамовой травки, а как хватился, так уж поздно было: стоит сыра земля у ручья, лопухом да полынью зарастает. Заревел богатырь на весь лес от злобушки лютой! Затрепыхалась на древе ветка с вороном, взмахнула птица черная крылами, закружилась над Евпатием да за собой в лес зовет. Выругался детина богатырская и вслед за вороном отправился на авось, а тот летит прямехонько к хозяйке своей, к бабе Яге.
Зайчишка же трусливым оказался, сперва в хате спрятался, а потом и вовсе в тайгу сбежал. С тех пор так от людей и бегает: как завидит охотника перехожего, замрет в испуге, а отмерев, скачет прятаться в чащу!
Эх, не месяц на небе блином повис — у бабы Яги окошко светится, ждет Евпатия в гости. Знает старая ведьма о проделках зайца, да не понаслышке, а от ворона верного. Двери она отворила, ухи из жаб наварила, пол метет да песни поет.
Злой, аки пес, влез в ее хату русский могучий богатырь. Опять просела избушка на курьих ножках до самой сырой земли, закрякала, заскрипела враждебно! Но хозяйка уже воркует, потчует гостя и утешает, как может:
— Ты поешь, попей, Коловратий, да поспи, отдохни на полатях. Знает пташка моя дорожку к волшебной траве. Поможет!
Не стал Коловрат душу самому себе травить, поел бабкиной ушицы из жаб да лягушек, испил чай зеленый валерьяновый, а после завалился на лавку и захрапел. Спал, однако, недолго. Избе надоело в землю проваленной стоять: ни побегать тебе, ни поплясать — лапы куриные размять! И давай она качаться да трястись быстро-быстро.
Вскочил богатырь с испугу, плюнул в угол да
