Нетрудно представить, что началось, когда 2500 хеттских колесниц, по пятам преследуя остатки разгромленного отряда Ра, ворвались в лагерь фараона! Рамсес в это время, восседая на золотой скамье, как раз бранил своих вельмож за плохую организацию разведки… И тут, как живое олицетворение справедливости царственной критики, колесницы «мерзопакостного, повергнутого правителя хеттов» влетели в царскую ставку, заполонив все вокруг.
Вместе со всеми египетскими воинами фараон сначала бросился наутек, но потом…
Посмотрел его величество окрест себя, и он заметил, что окружили его 2500 колесниц на его дороге отхода вместе с бойцами всеми мерзопакостного хеттского царя и многих чужеземных стран, что были вместе с ними…
Да уж, 2500 вражеских колесниц трудно было не заметить! Что случилось дальше, мы тоже знаем — попавшему в окружение фараону ничего другого не осталось, как прорываться с боем сквозь неприятельскую конницу… И, как утверждает «Эпос Пентаура», все 2500 колесниц поверглись перед конями вдохновленного Амоном Рамсеса, после чего он собственноручно перебил всех вражеских колесничих.
«Они падали один на другого, а я убивал их окрест себя. Никто не вернулся, и все из них пали, не поднявшись».
На самом деле, надо полагать, сбившиеся в кучу две с половиной тысячи хеттских колесниц образовали нечто вроде человеческо-конной Ходынки, и преимущество оказалось на стороне немногочисленных телохранителей фараона, спаянных железной дисциплиной. Это и помогло египетским воинам выстоять перед лихо, но беспорядочно атакующим врагом…
И пока лагерь фараона напоминал мир в состоянии первозданного хаоса: в одном месте громоздились груды столкнувшихся друг с другом колесниц, в другом победители тащили на память ценные сувениры вроде золотого трона, в третьем распоясавшиеся анатолийцы дергали за хвост знаменитого боевого льва Рамсеса по имени Убийца Противников, — на помощь подоспело элитное египетское подразделение «молодцев», и ситуация резко переменилась.
Рискуя повториться, не удержусь все же от искушения поведать о случившемся словами «Эпоса Пентаура». Сначала вступает со своей арией Рамсес:
«Я был как Монт, я стрелял направо и бился налево. Я заставил их спуститься в воду, как спускаются крокодилы!»
А потом подхватывает торжественный хор:
«А мерзопакостный, повергнутый правитель хеттов стоял в середине своего пешего войска и своего колесничного войска, смотря на сражение его величества в единственном числе, предоставленного себе самому… Он (правитель хеттов) стоял отвернувшись, смущенный от страха!»
Да, какая это все-таки великая сила — художественное слово! Пусть египетским фараонам неведомы ни скромность, ни элементарное чувство меры, зато рассказы о их приключениях столь же захватывающи, как рассказы о приключениях барона Мюнхгаузена.
Итак, после прибытия «молодцев» Муваталлис решил, что для победы над «его величеством в единственном числе» 2500 колесниц маловато, и бросил в битву еще одну тысячу… Однако момент был уже упущен, и конное подкрепление только увеличило сумятицу на поле боя. Да и что значила жалкая тысяча колесниц для божественного фараона, только что единолично расправившегося с двумя с половиной тысячами!
«Дал я им попробовать руку мою в мгновение ока. Я учинил резню среди них; один из них кричал другому: «Это не человек тот, кто среди нас! Это Сет, великий силою!.. Не могут люди делать того, что делает он: один-одинешенек побеждает сотни тысяч, причем нет пешего войска с ним и нет колесничного войска. Идем скорее, бежим пред ним, и мы сыщем для себя жизнь и будем вдыхать воздух!»»
Не правда ли, полет Мюнхгаузена верхом на ядре просто ничто перед подвигами Рамсеса II? Если верить словам египетского Распэ, удравшие от греха подальше воины фараона только с наступлением темноты по одному, тишком пробрались в лагерь — и пораженно всплеснули руками при виде бесчисленных трупов врагов, искрошенных их владыкой.
«Они нашли, что все чужестранцы, в (ряды) которых я проник, лежат повергнутые в своей крови, как все лучшие бойцы страны хеттов, так и дети и братья их державца. Я заставил побелеть (от белых одежд врага) поле у Кадеша, и не знали (куда) ступить из-за их множества.
Тогда пришло мое войско, славя мое имя, так как они видели то, что сделал я.
…Я сражался и победил миллионы чужеземных стран, причем был один…Смотрите, я нашел, что вы вернулись к моему величеству в силе и победе, после того как я поверг сотни тысяч вкупе воедино своей сильной рукой!»
Интересно, зачем Рамсесу вообще понадобилось таскать за собой войско? Разве только для того, чтобы покрасоваться перед ним своими подвигами? Ведь на пару с боевым львом и при поддержке Амона фараон вполне мог бы покорить весь мир «вкупе воедино», даже будучи «в единственном числе»! И ему не пришлось бы тратиться на вооружение и на прокорм тысяч и тысяч колесничих и пехотинцев…
И все же, как ни крути, несмотря на немыслимую доблесть супермена Рамсеса, крепость Кадеш осталась за «мерзопакостным, повергнутым правителем хеттов». И этот факт так ободрил мелкие царства Востока, что вскоре чуть ли не вся Палестина восстала против египетского господства.
А теперь любители детской игры «Найди отличия» могут сравнить репортаж о подвигах Рамсеса II с тем, что писал о себе младший брат Муваталлиса Хаттусилис III.
Хаттусилис III — любимец богини Иштар
Хаттусилис[143], самый младший ребенок Мурсилиса II, родился болезненным и слабым, и родители опасались, что он не жилец. Но однажды его отцу явилась во сне Иштар и сказала:
«Года Хаттусилиса коротки. Не жить ему. Но мне отдай его. И да будет он моим жрецом. Тогда он останется в живых»[144].
Так повествует Хаттусилис в своей «Автобиографии», которую называют еще «Самооправданием». Царь и впрямь написал ее после того, как лишил власти своего племянника, Мурсилиса III, но трудно осуждать узурпатора за такое нарушение заповедей миротворца Телепинуса. Во-первых, этот переворот принес его стране не вред, а только пользу, а во-вторых, в результате мы имеем такое примечательное литературное произведение, как «Автобиография».
Итак, согласно личному пожеланию Иштар, маленький Хаттусилис стал служить в ее храме и оставался жрецом вплоть до смерти отца и коронации своего старшего брата Муваталлиса. Став царем, Муваталлис решил, что младшему братишке довольно болтаться без дела, и отправил юношу управлять Верхней страной, чем до глубины души обидел прежнего правителя этой провинции, некоего Армадаттаса, сына Цидаса. Лишившийся должности вельможа оговорил нового правителя перед царем, в результате чего Хаттусилис был отдан под суд… И неизвестно, чем бы закончилась для него эта история, если бы за своего любимца не вступилась Иштар.
«И оттого что… брат мой Муваталлис был ко мне расположен… Армадаттас, сын Цидаса, и другие люди начали строить козни против меня… И я попал в беду. Брат мой Муваталлис предназначил меня к испытанию у колеса. Иштар же, госпожа моя, мне во сне явилась, и мне она… сказала вот что: «Злому божеству разве я тебя отдам? Ты не бойся». И я от наваждения злого божества очистился. И оттого, что меня богиня, госпожа моя, держала за руку, она никогда не отдавала меня ни злому божеству, ни злому суду. И оружие врага моего меня не могло поразить. Иштар, госпожа моя, оберегала меня от всех напастей. Если я заболевал, даже больной я видел божественную власть Иштар. Богиня, госпожа моя, всегда держала меня за руку… Мне не случалось делать дурного дела человеческого. Божество, госпожа моя, оберегала меня ото всех напастей… Иштар, госпожа моя, мимо меня не проходила во время, когда мне было страшно. Врагу меня она не оставила, и тому, кто со мной по суду тягался, завистникам моим она меня не оставила!»
Благодаря божественной помощи Хаттусилис выдержал таинственное и зловещее «испытание у колеса», и старший брат, избавившись от подозрений, отдал под его начало все войска страны Хатти. С такой силой — да еще при поддержке Иштар — молодой полководец одержал немало побед, а захваченное в боях оружие сложил в храме перед своей покровительницей.
Потом Хаттусилис женился по любви на дочери жреца Пудухепе.
«И мы соединились с нею, и нам божество дало любовь мужа и жены… Когда же Хакписса восстала, я изгнал прочь людей страны Каска, и я их покорил. И я стал царем страны Хакписса, а ты, Пудухепа, стала царицей страны Хакписса».
Скажите, много ли к нам пробилось из древности голосов женщин? Обычно их заглушают победные реляции царей с нудно-многословным перечислением истребленных, покоренных и угнанных в рабство врагов. Но голос Пудухепы, заслуженно пользовавшейся любовью и уважением мужа, дошел до нас в простой и трогательной молитве, вознесенной к Солнечной Богине в пору распри Хаттусилиса с его племянником Урхи-Тешубом: