— Подожди, — расхохоталась она, — это замечательно. Тебе на самом деле не нравится «Титаник», потому что для тебя он не достаточно романтичный. Мило, — захлопала ресницами она.
— Не верю, что я сказал именно это, — нахмурился я. — Я хотел сказать, что мне нравится некоторый реализм в фильмах. Это была всего лишь отговорка, сценарист подумал, что Джек Доусон должен утонуть на дне океана.
Она снова рассмеялась.
— Ты закончила?
Грейс предприняла жалкую попытку стереть усмешку с лица.
— Да, следующий вопрос.
— Любимый цвет.
— Бледно-голубой.
Я сморщился, отвел взгляд и снова посмотрел на нее.
— Сделаю вид, что не слышал этого. Любимое время года.
— Осень.
— Любимый десерт.
— Крем-брюле.
— Любимая поза.
— Эм, миссионерская, — с румянцем на щеках ответила она.
— То есть этот парень из колледжа не только не довел тебя до оргазма, но еще и не попробовал любую другую позу? С каким придурком ты переспала?
— Прекрати! Он был очень хорошим, милым и, эм, внимательным.
— Готов поспорить, — фыркнул я. — Ты меня удручаешь. Давай, теперь твоя очередь.
— Какой же ты мудак, — сказала она с улыбкой на лице. — Любимый фильм.
— «Бойцовский клуб».
— Никогда не смотрела.
— Ты не смотрела «Бойцовский клуб»? Это преступление.
— Любимый цвет, — тихо засмеялась она.
— Синий.
— Какой оттенок синего.
— Просто гребаный синий.
— Это не оттенок.
— Еще какой!
— Ладно, любимое время года.
— Осень.
— Надо же у нас есть кое-что общее. Чудесно!
— Кто бы мог подумать? — засмеялся я.
— Уж точно не я. Любимый десерт.
— Банановый фостер — бабушка готовила его мне.
— Да, игра была веселой, — улыбнулась она и уставилась прямо перед собой.
— Подожди, ты не спросила последний вопрос.
— Да, не спросила. Я не хочу знать. Правда. Уверена, что никогда о такой и не слышала. Можешь оставить это при себе.
— Трусиха.
Она усмехнулась и моментально вывела меня из равновесия красотой своей улыбки. Мне нравились ее зубы, как и всё, что касалось ее рта. Мне снова захотелось попробовать его. Я вытянул ноги, потому что брюки в очередной раз стали тесными.
В течение минуты мы сидели в тишине. Я думал о том, как изменились наши с Грейс отношения. Мы практически достигли комфортного уровня, и могли сидеть и слушать спокойную музыку в лифте и делить одну бутылку воды на двоих. Еще я думал о том, что рассказал ей о своем прошлом то, что никому еще не рассказывал. Были люди, которые знали это, но только потому, что были рядом в тот период. Я еще никогда добровольно не рассказывал никому о моем детстве по тем или иным причинам. Но дело в том, что еще ни одна женщина не просила меня поговорить. И, может быть, всё было довольно просто. Я не помню ни одной женщины, которая хотела бы проводить со мной время исключительно из-за моих потрясающих разговорных навыков. Может быть, у меня их просто не было. Или быть может никто просто не пытался выяснить, есть они у меня или нет.
Мы сидели здесь вместе комфортно и непринужденно, но начало, определенно, было не таким.
— Скажи, почему у тебя случился приступ паники, едва ты поняла, что мы застряли, Грейс, — глядя на нее, мягко поинтересовался я.
Ее взгляд мгновенно нашел мой. Она сделала глоток воды, явно тянула время и решала, рассказать мне или нет.
— Моему брату поставили диагноз, когда ему было восемь, — осторожно начала она. — Я была лишь на год старше. Он боролся с болезнью два года, а когда врачи сказали, что ему осталось недолго, мама сдалась, и отцу пришло самому планировать похороны брата. Она на самом деле была эмоционально недееспособна.
Грейс замолчала на некоторое время, я думал, что она уже не заговорит, но она, в конце концов, продолжила:
— Отцу пришлось несколько раз брать нас с собой в похоронное бюро, потому что она просто не могла за нами смотреть. Однажды мы с сестрами убежали, пока отец разговаривал с директором похоронного бюро, и я, даже не знаю почему, залезла в гроб, пока мои сестры что-то рассматривали. Я закрыла крышку, но она захлопнулась, и я не смогла ее открыть. Я запаниковала и начала задыхаться. Я думала, что-то коснулось моей ноги — вампир или зомби, — рассмеялась она, но быстро успокоилась и серьезно продолжила: — Там было так чертовски тихо, что я даже боялась закричать и поднять весь этот шум, чтобы хоть кто-то помог мне с этой крышкой. Я не хотела опозорить отца, ведь он и так держался из последних сил… Поэтому я сидела там до тех пор, пока кто-то не открыл эту крышку, пытаясь найти меня.
— Господи, Грейс, наверное, это было ужасно.
— Честно говоря, — глядя на меня, сказал она, — я не вспоминала об этом уже несколько лет. Но мысль о том, чтобы быть запертой в небольшом пространстве… вызывает те же чувства, что и тогда.
— В этом есть смысл, — изучая ее красивое и серьезное лицо, заявил я. — Кроме того, в этот раз ужаса прибавляло то, что ты точно знала, что оказалась в ловушке вместе с демоническим упырем.
Я широко открыл глаза и сделал лучшую гримасу сумасшедшего убийцы, какую только мог. Она расхохоталась, и я снова улыбнулся ей, радуясь тому, что выражение боли исчезло с ее лица.
— Ты только что вытянул из меня секрет, не прибегая к помощи колпачка и монетки.
— Верно. И справедливости ради у тебя есть шанс отыграться.
— Почему ты называешь меня Лютиком? — спросила она.
Я повернулся, и как только она повернулась ко мне, наши лица разделяли лишь несколько сантиметров. Я пожал плечами, глядя ей в глаза. Сегодня я рассказал ей много личного о себе, но именно сейчас мне захотелось промолчать.
— Может, из-за твоих волос? Не распустишь их для меня? — попросил я.
— Мои волосы? — прошептала она. — Ты хочешь, чтобы я распустила волосы?
— Да, — кивнул я.
Она засомневалась на мгновение, а потом ее рука скользнула к затылку, и прежде чем я успел понять, на ее плечи каскадом обрушились шелковистые солнечные локоны.
— Господи, Лютик. Ты словно ангел.
Я пропустил их между пальцами, на ощупь они были такими же мягкими, как и на вид.
— Я… — улыбнулась она.
Ее голос затих, а я наклонился к ней. Грейс широко распахнула глаза, но не отодвинулась от меня, и только мы собирались поцеловаться, как лифт тряхнуло, и он поехал вверх. Мы отстранились друг от друга, а она от удивления затаила дыхание. Его отремонтировали, и нас вот-вот должны были освободить. Но единственное, что я мог чувствовать сейчас, было разочарование.
4 глава
Грейс
Толчок лифта словно вернул меня к реальности, и я поняла, что нас вот-вот освободят.
— Слава Богу! — воскликнула я, едва встав на ноги.
Я схватила сумку и встала у дверей лифта, готовая выскочить оттуда, как только они откроются. Я взглянула на Карсона, который всё еще сидел на полу, не двигаясь, и хмуро смотрел на меня.
— Эй, — начала я, — разве мы провели здесь недостаточно времени? Собираешься вставать? — склонив голову, улыбнулась я.
Он вздохнул, и едва открылись двери, встал. Я вышла из лифта и сделала глубокий вдох.
— Свежий воздух! — воскликнула я.
Мужчина в темно-синем костюме сразу же подошел ко мне.
— С вами всё хорошо? Мы хотели бы принести свои извинения за все те неудобства, что доставила вам поломка нашего лифта. Давайте пройдем к стойке регистрации, оплата вашего номера будет за счет нашего отеля.
— О, всё в порядке. Но бесплатный номер? Ладно… — сказала я, когда он взял меня под руку и повел прочь.
Я оглянулась и увидела, как другой мужчина в костюме разговаривал с Карсоном, наверняка извиняясь перед ним и тоже предлагая бесплатный номер. Я увижу его у стойки регистрации.
Этот мужчина, мистер Савард, проводил меня вниз, за пару минут нашел мою бронь в системе и изменил условия оплаты. Он также вручил мне сертификат в ресторан «Пикассо». Он долго извинялся, и мне пришлось заверить его, что мы в порядке, и всё было не так уж и плохо. Мы. А где же была вторая половина нашего «мы»? Я остановилась и осмотрелась вокруг — его нигде не было: ни у стойки, ни в фойе. Неужто он отказался? А если и так, почему он ушел, не попрощавшись? Мое сердцебиение участилось. Он предложил мне провести выходные вместе, а я не ответила. Я понятия не имела, что ответить, ведь это было слишком безрассудно.
