«Ай же ты Домнина матушка!
Ты спусти, спусти Домну Александровну
На широкий двор, на почестный пир».
Говорила Домна Александровна:
«Ай же ты родна моя матушка!
Если спустишь – пойду, и не спустишь – пойду».
Говорила Офимья Александровна:
«Ай же ты дитятко Домна Александровна!
Не ходи-тко к Митрию Васильичу:
Ты хулила его, охуливала.
Я ночесь спала, грозен сон видла:
Быдто золота цепочечка рассыпалася,
Рассыпалася она и укаталася».
Говорит Домна Александровна:
«Ай же родна моя матушка!
Про себя спала, про себя сон видла!
Уйду я замуж за Митрия Васильича».
Говорит же Домнина матушка:
«Ай же ты Домна Александровна!
Надевай-ка ты три платьица:
Первое надень венчальное,
А другое надень опальное,
А третье надень умершее».
Садилась она на добра коня,
Поезжала к Митрию Васильевичу.
Приезжала она на белый двор.
Встречает ю Митрий Васильевич,
Опущает ю с добра коня,
Берег за ручки за белые,
Целовал во уста во сахарние,
Вел ю за столы за дубовые.
Отрушил он от себя свой шелков пояс,
И учал он Домну по белу телу;
И шелковый пояс расплетается,
Домнино тело разбивается.
Пала она на кирпичный пол:
Схватились же Домны – живой нету.
Прознала ее родна матушка,
Скоро прибывает на белоем дворе,
Увидала она Домну Александровну,
Пала она со добра коня на кирпичный пол:
Схватились же ее матушки – живой нету.
Говорит тут родной сестрицы Митрий Васильевич:
«Ай же ты моя родная сестрица Марья Васильевна!
Ты сделала три головки бесповинныих!»
Он схватил с гвоздя булатний нож,
Наставил тупым концом во кирпичен пол
И острым концом во белы груди.
Василий и Софья
Было у вдовушки тридцать дочерей;
Все они были грамотницы,
Все они ходили по Божиим церквам,
Все они стояли по крылосам,
Все они пели: «Господи Боже!»
Одна из них, София, промолвилась,
Ладила сказать: «Господи Боже»,
Той поры сказала: «Васильюшко-дружок,
подвинься сюда!»
Василий-то догадлив был -
Брал он Софию за праву руку,
Повел он Софию ко Киеву,
Ко славному князю Владимиру.
Проведала Васильева матушка,
Скорешенько бежала в царев кабачок,
На гривенку купила зеленого вина,
На другую купила зелья лютого.
Во правой руке зелено вино несет,
Во левой руке зелье лютое.
Из правой руки Василью подала,
Из левой руки Софии отдала:
«Пей-ка, Василий, Софии не давай!
Пей-ка, София, Василью не давай!»
Василий пил, Софии подносил,
Софиюшка пила, Василью поднесла.
Мало-помалу Василий говорит:
«Буйна голова болит»,
София говорит: «Ретиво сердце щемит».
Всю ночку трудились, беспокоились,
Ко утру-свету преставились,
Васильюшку гроб исповызолотили,
Софиюшкин гроб исповыкрасили.
Васильюшка несут князи-бояра,
Софиюшку несут красны девушки.
Васильюшка положили по правую руку,
Софиюшку положили по левую руку.
На Васильевой могилке вырастала золота верба,
На Софииной могилке – кипарисно деревцо.
Корешок с корешком сорасталися,
Прут с прутом совивается,
Листок со листком солипается.
Старый идет – Богу молится да наплачется,
Пожилой-то идет, подивуется,
Малый идет – натешится, наиграется.
Проведала Васильева матушка:
Золотую вербу повыломала,
Кипарис-дерево повысушила,
Всё она кореньё повывела.
Королевна впускает молодца в город
Передрог-перезяб добрый молодец,
За стеною стоючи белокаменной,
Красну девицу дожидаючи,
Что прекрасную Елену, дочь королевскую.
Что со сна-то пробуждалася красная девица,
Что прекрасная Елена, дочь королевская,
Она брала со столику золотые ключи,
Она пошла к широкиим воротам железныим,
Отпирала ворота железные,
Принимала молодца за белые руки,
Вела его во высок терем,
Вела да приказывала:
«Ты иди, мой миленький, потихонечку,
Говори, мил-сердечный друг, полегонечку,
Чтобы не слыхали наши солдаты
И все наши караульщики,
Не пробуди со сна мою матушку!»
Как со сна-то ее матушка просыпалася:
«Ты дитё ль мое, дитятко,
Ты дитё ль мое, чадо милое,
Ты прекрасная Елена, дочь королевская!
Ты кого называешь милыим,
Ты кого величаешь: мил-сердечный друг?»
– «Ах, государыня моя матушка!
Не хорош-то мне сон виделся:
Будто ты, моя матушка, переставилася,
Над тобою горят свечи воску ярого,
Над тобою поют всё попы, дьяконы:
Я тебя называла милыим,
Я тебя величала: мил-сердечный друг!»
Молодец и королевна
Гулял молодец по Украйне
Ровно тридцать лет и три года,
Загулял молодец к королю в Литву,
Король молодца любил, жаловал,
Королевна не могла наглядетися
На его красоту молодецкую.
Как стал молодец упиватися,
Буйными словесами похвалятися:
«Уж попито, братцы, поедено,
В красне в хороше похожено,
С одного плеча платья поношено,
Королевну за ручку повожено,
С королевной на перинушке полежено».
Уж как злы-лихи на молодца своя братья,
Доносили на молодца самому королю:
«Ты гой еси, наш батюшко грозной король,
Не знаешь про то дело, не ведаешь:
Живет королевна с добрым молодцем».
Король на молодца вдруг прогневался,
Закричал, завопил громким голосом:
«Как есть ли у меня слуги верные?
Вы возьмите удалого добра молодца,
Посадите его в темну темницу,
А сами подите во чисто поле.
Вы ройте две ямы глубокие
И вы ставьте два столбичка высокие,
Перскладинку положите кленовую,
Вы петельку повесьте шелковую,
Поведите удалого добра молодца,
Не ведите вы его вдоль по улице,
Поведите вы его позади дворца,
Не увидела бы королевишна».
На нерву ступень ступил молодец.
«Прости, прости, мой отец и мать».
Па другу ступень ступил молодец:
«Прости, прости, весь род-племя»,
На третью ступень ступил молодец:
«Прости, мой свет королевишна!»
Далеко королевна голос слышала,
Бежала в свой во высок терем.
Брала она свои золоты ключи,
Отпирала шкатулу серсбряну,
Вынимала два ножичка булатные,
Порола свои груди белые.
Молодец в чистом поле качается,
Королевишна на ноженьках кончается.
Пришел к ней скоро родной батюшка,
Не успел король лише взозрити,
Увидел убиту королевишну,
И он бил свои руки о дубовой стол:
«Ах свет ты моя дочь любезная,
Для чего мне заранее не поведала,
Что жила во любви с добрым молодцем -
Уж я бы доброго молодца пожаловал,
От смерти б добра молодца помиловал».
Закричал, завопил громким голосом:
«Уж есть ли у меня слуги верные?
Пошлите ко мне двух грозных палачей,
Рубили бы головы доносчикам,
Кто доносил на королевишну».
Молодец и княжна
«Где ты, мой друг, убираешься,
Убираешься, снаряжаешься?»
– «Я поеду гулять, молодец,
По зеленым лугам, по муравчатым».
Захватили молодца жары жаркие, всё петровские.
Лютые морозы, всё крещенские,
Глубокие снежочки, всё рождественски,
Захватили молодца-то во чистом поле,
Во чистом поле, по-близ города.
Как со городе все воротики позатворены,
Все немецкими замками позамкнутые,
А над ними-то караульные казачушки
порасставлены.
Караульные казачушки они крепко спят.
Как кричал молодец громким голосом -
не докликался,
