Былина отразила в переоформленном виде событие 1096 г.: под Киевом был убит возглавлявший половецкое войско князь Тугоркан, тесть русского князя; тело привезли в Киев и затем погребли вблизи него. Описание конфликта в княжеских палатах, возможно, перенесено сюда из недошедшей были об Алеше, переделанной в былину «Илья Муромец и Идолище».
Алеша Попович млад
Со Екимом сыном Ивановичем
Выезжали на расстани на широкие;
На расстанях лежит бел-горюч камень,
На камешке подписи подписаны,
Все пути-дорожки рассказаны.
Тут-то Алеша, поучен человек,
Соскакивал со добра коня,
На камешке надписи рассматривал,
Все пути Екиму рассказывал:
– Слушай-ка, Еким сын Иванович:
Первая дорожка — в Чернигов-град,
Вторая дорожка — в Путерему,
Третья дорожка — в славен Киев-град.
Во Чернигове-городе не бывано,
И пива, вина много не пивано,
Калач бел-крупищат не рушиван,
И белая лебедка не кушана;
Домы, кабаки были вольные,
Молодушки были приветливы,
Девушки — прелестливы;
А мы с тобой, Екимушка, упьянчивы,
Запьемся, Екимушка, загуляемся,
Потерять-то нам будет слава добрая,
Вся-де выслуга богатырская.
Тоже-де в Путереме не бывано,
И пива и вина много не пивано,
Калач бел-крупищат не рушиван,
И белая лебедка не кушана;
Дома, кабаки были вольные,
Молодушки были приветливы,
Красны девушки прелестивы;
А мы с тобой, Екимушка, упьянчивы,
Запьемся, Екимушка, загуляемся,
Потерять-то нам будет слава добрая,
Вся-де выслуга богатырская.
Во Киеве-городе было бывано,
Много пива, вина было пивано,
Калач бел-крупищат много рушиван,
Белая лебедка много кушана.
Завладел у князя Владимира
Хорошую дочь княжну-королевишну Змей Тугаретин.
Туда побежим на выручку. —
Садились они на добрых коней,
Они били коней по тучным бедрам,
Тут-де их кони прирассердилися,
С горы на гору кони перескакивают.
Темные леса промеж ног пущают,
Реки, озера хвостом устилают.
Подбегали ко городу ко Киеву,
Скакали через стену белокаменную
К тому столбу ко дубовому,
Ко тому колечку ко злаченому.
Коней они не привязывают,
Никому держать не приказывают,
Отпирают гридню на пяту,
Запирают гридню наплотно,
Приходят середи полу кирпищата,
Молитву творят сами Иисусову.
Крест кладут по писаному,
Поклон ведут по-ученому,
Кланяются, поклоняются
На все на четыре стороны,
Князю и княгине наособицу,
Наособицу и особь статью.
– Милости просим, люди добрые,
Люди добрые, храбрые воины!
Садитесь-ка вы в куть[20] по лавице. —
– То-де нам место не по рядине. —
– Второе место — в дубову скамью. —
– То-де нам место не по вотчине. —
– Третье место — куда хочете. —
– Неси-ко ты, Алешенька Попович млад,
То ковришко волокитное! —
Этому ковришку Владимир-князь удивляется:
– Хорошо-де ваше ковришко волокитное! —
Красным золотом оно было вышивано,
В углах-то было вшивано
По дорогу камню самоцветному,
От его-то, от пацыря,
Как луч стоит от солнца.
– Стели-ко его за печной за столб! —
И садятся они с Екимом за печной за столб.
Не от ветричку палата зашаталася;
Не от вихорю палата всколыхалася;
Прилетал змеишшо Тугаретин,
Отпират он гридню на пяту,
Запират он гридню не наплотно,
Господу богу не молится,
Чудным образам не поклоняется;
Садят его за столы за дубовые,
За скатерти браные,
За ествы сахарные.
Калач бел-крупищат за праву шшоку бросат,
Белую лебедку — за леву шшоку.
Говорит Еким таковы слова:
– У попа было у Ростовского
Был кобелище цынгалище.
Охоче по подстолью ходить,
Костью подавился,
Оттого и переставился;
А тебе, змею, не миновать того. —
– Что у те, князь, за пешным столбом?
Что за сверчок пишшит? —
Отвечат князь Владимир:
– А маленьки ребятки промежу себя говорят.
Сами бабки делят. —
Подают змею чару зелена вина,
Зелена вина полтора ведра,
А весом чара в полтора пуда,
Принимат он чару единой рукой
И выпиват он чару на единый дух,
Говорит Еким, сын Иванович, таковы слова:
– У попа у Ростовского
Была корова бурая,
По поварням ходила,
Барды по чану выпивала, —треснула,
А тебе, змею, не миновать того! —
Схватил змеишшо Тугаретин
Ножишшо-чинжалишшо,
И бросил за печной за столб.
Тут-то Алешенька подхватчив был,
Подхватывал ножишшо-чинжалишшо
Правою полою кафтанною,
Тут-то они возопияли:
– Сам ли ты, Еким, бросишь
Или мне велишь? —
– Сам я не бросаю и тебе не велю:
Нечего кровенить палату белокаменну,
Надо со змеем переведаться
На поле Куликовом,
На том елбане[21] раскатистом. —
Покатился змей Тугарин
Из палаты белокаменной,
Надел крылья бумажные
И полетел на поле Куликово,
На те елбаны раскатисты.
Выходили Еким со Алешею
На улицу широкую,
Еким Алеше наказыват:
– Еж ли два часа не буду, беги на выручку.
И сам садится на добра коня,
Бежал на поле Куликово,
На те елбаны раскатисты;
Втыкал копье мурзомецкое,
И вбегал на тупой конец,
И смотрел во чисто поле.
Завидел змея Тугарина
Выше лесу стоячего,
Ниже облака попловучего.
Говорит змей Тугарин:
– Что тебя, Еким, огнем сожечь,
Или живьем сглотить,
Или тебя дымом заглушить? —
Взмолился богу господу Еким сын Иванович
Наипаче пресвятой богородице:
– Сошли, господи, крупчата дождя,
Подмочи у змея крылья бумажные! —
Неоткуль туча грозная подымалася,
И дал бог крупчата дождя,
Подмочило у змея крылья бумажные,
И повалился змей на сыру землю.
Тут подхватил его Еким
На копье мурзомецкое,
И протыкал ко сырой земле,
И отсек буйну голову.
Тут-то миновалось два часа, —
Побежал Алеша на выручку;
Не видит он света белого,
Не видит он и солнца красного,
Сбегался со Екимом навстречу,
И бил его буевой,
И сшиб со добра коня,
Притыкал его в грудь белую
Копьем мурзомецким
И угодил в крест чувственный.
Соскакивал Алеша со добра коня,
Брал его на руки белые,
Садил в седло черкасское.
Поехал путем-дорожкою
Ко князю Владимиру;
И бросали голову змея Тугарина
За стену белокаменную.
Выходил князь Владимир Сеславич, красно солнышко,
На улицу широкую и просит:
– Милости просим, храбрые воины,
За единый стол хлеба откушати! —
Отвечали они князю Владимиру:
– На приезде гостя не учествовал,
На отъезде не учествовать.
Былина о бое Алеши Поповича с Тугариным известна в сорока записях, среди которых заметно выделяется алтайский вариант, записанный в первой половине XIX века в Сузунском заводе на Алтае. Главным героем в этом варианте былины выступает не Алеша Попович, а его слуга Еким Иванович, что, по мнению некоторых исследователей, противоречит средневековому воинскому этикету и является «несомненной виной исполнителя», произволом его фантазии. Чисто механические замены действительно не редкость в былинах, но существуют и другие, связанные с творческим переосмыслением устоявшихся образов и сюжетов. В данном случае выделение паробка Алеши Поповича выглядит не случайностью, а именно переосмыслением их ролей. Слишком уж непривлекательным выглядит Алеша Попович в некоторых былинах, где он выступает бабим прелестником, поэтому его первоначальный героический облик вступил в явное противоречие с позднейшим, «сниженным» до роли искусителя жены Добрыни Никитича, совратителя сестры братьев Збродовичей. И это противоречие рано или поздно должно было найти свое разрешение в самом эпосе, что, по сути, и произошло в варианте алтайского сказителя, поменявшего ролями Алешу Поповича с его слугой Екимом Ивановичем. Не менее характерно, что в этой былине бой Екима Ивановича с Тугариным происходит на поле Куликовом, на том елбане раскатистом.
