Сила эмоционально-эстетического воздействия баллад заключается в искусстве трагического противопоставления жизни и смерти, дающего возможность глубже осознать радость бытия и пережить очищающее душу сострадание к гибнущему. Очень тонко отметил сущность возвышенного в трагическом немецкий философ Н. Гартман: «Не гибель добра как таковая является возвышенной, а само добро в своей гибели озарено возвышенным. И чем яснее отражается гибель в страданиях и в поражении борющегося, тем больше усиливается обаяние трагического».
Известный фольклорист и писатель Д. М. Балашов включил в свой сборник народных баллад не только песни с трагическим конфликтом, но и сюжетные песни сатирического или юмористического характера (как это делается на Западе, в частности, в Англии). Эти различные по складу и предназначению произведения объединяются под общим названием «скоморошины», заимствованным у самих исполнителей этих песен. Название это подразумевает, что подобные песни предположительно восходят к творчеству древнерусских скоморохов (конечно, они владели обширным фольклорным репертуаром – скоморошины составляли лишь часть его).
Если рассматривать современное состояние русского фольклора, то скоморошины принадлежат к его реликтовым жанрам. Не случайно большинство текстов значительной части сюжетов скоморошин находится в источниках XVIII–XIX вв. (сборник Кирши Данилова, рукописные песенники XVIII и XIX вв., сборники Киреевского, Рыбникова, Шейна и т. д.). К настоящему времени из круга текстов, относящихся к скоморошинам, встречаются чаще всего небылицы, функционирующие как плясовые песни или перешедшие в детский фольклор и используемые как прибаутки. В сборнике Кирши Данилова, однако, скоморошины занимают заметное место и по своему тематическому и стилистическому своеобразию легко отличимы от прочих текстов (более того, в этом фольклорном собрании зачастую и в «серьезных» текстах заметно влияние стиля скоморошин, вследствие чего ученые неоднократно писали о его скоморошьем характере, а, возможно, и происхождении).
Прежде всего среди скоморошин выделяются эпические («скоморошьи старины», «старины-фабльо», «шутовые старины» – А. Д. Григорьев; «былины скоморошьего склада» – А. М. Лобода; «былины-скоморошины» – В. Я. Пропп и Б. Н. Путилов – правда, их же – по крайней мере некоторые из них – они называют «скоморошьими балладами»). Именно эти скоморошины лучше всего были описаны и исследованы фольклористами, однако эпические скоморошины – одни из самых редких текстов в русском фольклоре: так, например, «Гость Терентьище» – самая «классическая» эпическая скоморошина – известен всего в шести записях; «Старец Игренище» – в трех, из которых к тому же одна неполная, а одна – незначительный фрагмент текста, функционирующий как игровая песня; «Сергей хорош» представлен единственным вариантом и т. д. Эпические скоморошины по стилю соотносятся с былинами; однако они не пародируют стиля былин, а просто применяют его при повествовании о событиях иного уровня, чем былины. Особенностью этих песен является их сюжетная близость к бытовым сказкам; с известной долей условности их можно даже назвать распетыми на манер эпических песен сказками (вследствие чего именно к этому типу скоморошин более всего подходит термин А. Д. Григорьева «старины-фабльо»).
Ко второму типу скоморошин принадлежат тексты, обнаруживающие близость – и по сюжету, и по функции – с частыми лирическими (плясовыми или игровыми) песнями.
Необходимо заметить, однако, что и скоморошины эпического типа также исполнялись обычно не на былинный напев, т. е. уже изначально отличались от былин (например, эпические скоморошины в сборнике Кирши Данилова пелись на мотив, близкий «Камаринской»), однако поэтический стиль их близок былинам, а композиция сюжета – сказкам. Скоморошины же второго типа (условно назовем их «плясовыми») отличаются от эпических скоморошин как стилем, так и тем, что «сквозной», завершенный сюжет в них может отсутствовать. В них зачастую наличествует цепь отдельных сюжетных ситуаций, объединенных общим насмешливым (а иногда и глумливым) отношением к изображаемой действительности; помимо этого общего отдельным фрагментам текста эмоционального тона (ср. «Былинку» из д. Римская на Пудоге, «Мизгирь» в контаминированном [8] варианте из сборника П. Н. Рыбникова, непристойные «Свиньи хрю, поросята хрю» и «Стать почитать, стать сказывать» у Кирши Данилова), необходимо отметить особый художественный мир этих скоморошин – мир абсурдов, перевертышей, забавных и едва ли возможных в действительности ситуаций. Иногда в «орбиту» такой плясовой скоморошины вовлекаются фрагменты текстов иного жанрового происхождения – возникают большие контаминированные тексты. Тексты исконно иных жанров, начиная функционировать в составе скоморошин, утрачивают свойственную лирике многослойность содержания (символизм, иносказательность и т. д.) и «работают» на создание особой, специфической для скоморошин, художественной реальности. В состав подобных текстов могут включаться также песни о деревнях и их жителях (иногда функционирующие и отдельно, не как плясовые песни и скоморошины) и, хотя и редко, о реальных происшествиях, случившихся в какой-либо местности и запомнившихся жителям. Особой разновидностью второго типа являются скоморошины-небылицы, художественный мир которых нарочито противопоставлен реальности. По композиции они представляют собой нанизывание небольших однотипных эпизодов с нереальным содержанием (например, классическая «Небылица, небывальщина» М. Д. Кривополеновой). Для скоморошин второго типа характерно наличие связанных с ними сюжетно и на уровне художественного мира и системы персонажей соответствий среди лирических песен: таковы пары «Травник» – «Лунек» (игровая песня), «Повесть о Ерше Ершове сыне Щетиннике» – «Ерш Ершович» (игровая песня), «Старина о большом быке» – «Бычок» (плясовая песня с обрядовыми корнями).
Наконец, третьим, причем наиболее пестрым, типом скоморошин, содержащим несколько подтипов, являются скоморошины-пародии. Надо отметить, впрочем, что пародийные элементы встречаются практически во всякой скоморошине (имеется в виду пародия стиля и вообще художественной формы произведения – а по содержанию всякую скоморошину можно счесть пародией на действительность) – но для большинства скоморошин пародия на какой-либо «серьезный» жанр не является целью – она средство создания комического эффекта, причем для этого хватает пародии отдельных элементов стиля и поэтических средств. В части же текстов пародия выступает как основной художественный прием и цель создания текста. В композиционном отношении такие скоморошины воспроизводят жанровый канон пародируемого произведения (духовного стиха – «Жил-был моторный», «Старец во пустынюшке спасался»; Богослужебного песнопения – пародии на Пасхальный канон, акафист матери кукурузе и т. д.; христославления; заговоры; некоторые из них пародируют былинный стиль: ср. в «Агафонушке» – «Высока ли высота потолочная, глубока глубота подпольная.»; в «Старине о льдине» – «Как во славном во городе во туесе, да за крепкой стеной было – за жерновом.»; «Как во славном во Нижове» и пр.; имеются пародии на свадебный и похоронный обряды и обрядовый фольклор – «Свадьба совы», пародии на причитания, приговоры, свадебные указы и росписи приданого; пародируются, наконец, и письменные формы народной культуры – известны пародийные травники и лечебники, челобитные – более всего таких пародий в составе древнерусской литературы, однако есть и записи их в устном бытовании, хотя обычно воспроизведение это ограничивается фрагментом и не создается текста, равного по масштабу исходному объекту пародии).
Действие нескольких скоморошин происходит в мире птиц. Птицы занимают важное место в мифологии и символике народов мира; в русском фольклоре птичьи образы-символы свойственны свадебной обрядовой поэзии и лирическим песням. В науке отмечено, что среди образов-символов птиц различаются «хорошие» («божьи» – голубь, орел, лебедь и т. д.) и «плохие» (ворон, сова, филин, воробей и т. п.), несущие угрозу, пророчащие беду; в образе этих «плохих» птиц могут получать воплощение различные пороки людей.
