не станешь никогда. И рано или поздно ты попадешься инквизиции. Не в Руане, так в другом городе. – Он покачал головой. – Уверен, и Вивьен, и Ренар отпустили бы тебя, пошли бы на такой риск, но я не они. Я не могу этого сделать. – Он задумчиво покачал головой. – Так что отпустить тебя я не могу, но считаю, что ты заслуживаешь того милосердия, которое я могу дать тебе. На то моя воля, как епископа и главы руанского отделения инквизиции.
«Видит Бог, последняя воля», – мрачно добавил про себя Лоран.
Элиза посмотрела на яд в его руке, потом ему в глаза и снова на яд… и осторожно взяла пузырек.
– А, – она замялась, – где мне… ждать? – Этот вопрос звучал странно, но она не могла не задать его.
– Будет лучше, если в каком-нибудь укромном месте, – кивнул Лоран. – Сама понимаешь, если останешься здесь или пойдешь ходить по городу, привлечешь внимание.
– Тогда я пойду домой, – подумав, сказала Элиза.
Епископ кивнул. Положив руки ей на плечи, он тихо проговорил слова благословения и осенил ее крестным знамением.
– Да будет Бог милостив к твоей душе, дитя, – скорбно проговорил он в конце и отступил назад.
Элиза откупорила пузырек и замерла. Что-то в ее душе в это мгновение воспротивилось наступающему концу. Любовь к жизни, которую она предавала в этот момент, запротестовала в ее сердце.
«Я вернусь», – напомнила себе Элиза, – «и вновь всех увижу».
Покрепче зажав в руке яд, она выпила его одним глотком.
Кантильен Лоран вздохнул, отходя еще на шаг.
– Спасибо, Ваше Преосвященство, – тихо сказала Элиза.
Епископ лишь кивнул в ответ.
– Ступай, дитя, – резко охрипшим голосом проговорил он и вновь отвернулся к окну, в котором уже можно было разглядеть предрассветную дымку.
***
Элиза неспешно брела по городу, замершему на границе между ночной тьмой и светом. Безлюдные улицы встречали ее тишиной, нарушаемой лишь тихим свистом ветра. Ставни на окнах одноэтажных и двухэтажных каменных домов, тесно пристроенных друг к другу, были неприветливо закрыты.
Элиза на ходу распустила волосы, подставляя их редким порывам ветра, и позволила им колыхаться в такт стуку ее обуви по мощеным улицам и развивающемуся подолу юбки.
Она прошла мимо старого дуба рядом с отделением инквизиции, не отказав себе в удовольствии на прощанье провести рукой по его шершавому стволу, как обычно делала только с деревьями в лесу.
Она миновала стены и улицы, пока не дошла до Нотр-дам-де-Руан. Собор, как и несколько лет назад, все еще был не достроен, но оттого казался не менее прекрасным. Элиза остановилась напротив входа, воскрешая в своей памяти день знакомства с Вивьеном, и почувствовала, как ее затихающее сердце наполняется светом и нежностью. Простояв так некоторое время, она пошла дальше.
К тому моменту, как Элиза дошла до окраины города, тот уже начал просыпаться: где-то послышались звуки открывающихся дверей и ставен, плеск воды, чьи-то отдаленные голоса. Жители Руана пробуждались, чтобы начать новый день.
Выйдя на окраину города, Элиза издали услышала гул – лес негромко, но настойчиво шумел тысячами ветвей, призывая ее к себе.
Небо стремительно светлело, и Элиза уже могла многое разглядеть вокруг себя. Минуя дорогу, сворачивающую в сторону Кантелё, она приложила кончики пальцев к губам и махнула рукой, посылая воздушный поцелуй, словно прощалась со всеми, кого знала в поместье, и матушкой, которая сейчас должна была быть где-то далеко.
Подойдя к опушке леса, Элиза почувствовала, как силы начинают постепенно оставлять ее, уступая место сонливости.
Лишь теперь она задумалась о том, что должно было случиться дальше.
«Пожалуйста, пусть в следующей жизни все будет… хорошо», – попросила она, толком не думая, к кому именно обращается. На пороге смерти ей впервые пришла в голову неловкая мысль: она мечтала вновь встретить всех людей, которых любила, но…
«…Потому что он будет ждать тебя в следующей жизни».
Элиза вдруг подумала, что не знает, как себе представить счастливую встречу и с Вивьеном, и с Гийомом одновременно – ведь она любила обоих. И не имела ни малейшего желания выбирать.
«Пусть это как-нибудь решится», – устало попросила она. – «Пусть не будет боли потерь, пусть все просто будет хорошо. Пожалуйста».
Лесная тропинка казалось, удлинялась, по мере того, как Элиза замедляла шаг.
Как и всегда, среди деревьев она чувствовала себя спокойно. Ей казалось, что древесные великаны смотрят на нее с пониманием и сочувствием, обступая своими вековыми стволами.
Взгляд начал расплываться к тому моменту, как Элиза увидела впереди знакомый просвет. На границе с поляной перед домом она покачнулась, теряя равновесие.
Элиза последний раз посмотрела вверх, на посветлевшее небо и верхушки деревьев, сливавшиеся в нечеткие пятна, перевела взгляд на свой дом и осела на землю.
Тьма безграничного спокойствия обступала ее со всех сторон.
Небесный свет и зелень хвойных деревьев смешались и растворились во тьме под опущенными веками лесной ведьмы.
На холодной зимней земле осталась лежать неподвижная изящная рука. На ее ладони поблескивали четки из темных камней.
***
Кантильен Лоран выждал некоторое время, прежде чем сорваться с места и заглянуть в шкаф, где хранил свою простую сутану францисканца. Отчего-то в этот предрассветный час ему не хотелось шествовать по Руану как епископ.
Переодевшись, он вышел на холодные сизые утренние сумерки и поежился от легкого холодка, с ветром проникшего в тело. Вспоминая дорогу, которой прошел этой ночью, он спешно двинулся сквозь город мимо собора – к лесу, куда должна была уйти Элиза. Яд должен был подействовать с минуты на минуту, и Лоран ускорил шаг – он сам не понимал, зачем. Видит Бог, он сочувствовал Элизе, но мысль о том, что он милосердно предложил ей избежать казни, а она каким-то образом обманула его, все еще возникала где-то на задворках его души. Все-таки, будучи инквизитором, Лоран понимал, что до определенной стадии допроса честность арестантов можно поставить под сомнение, даже если этого не хочется делать.
Теперь, когда Элиза покинула его резиденцию, Лоран вдруг испугался собственного решения. Бессонная ночь сменилась предрассветным часом, и разговор с Элизой, казалось, отступил куда-то за границу сна и яви. А вслед за разговором и принятым решением пришла тревога.
Лоран свернул на лесную тропу и почти бегом направился к дому Элизы, вспоминая ее слова о капканах. Он надеялся, что она оставила их только в чаще, но не на тропинке.
Просвет меж деревьями замаячил вдали. Лоран целеустремленно двинулся к нему, выдыхая на бегу облачка пара.
Деревья расступились перед ним,
