господства черных. Мы сможем успешно противостоять господству черных только в том случае, если сумеем завоевать симпатии людей за пределами этой страны".
И мы сможем завоевать их симпатию только в том случае, если сможем дать понять, что мы не стремимся защищать господство белых, а цивилизации".
Много лет спустя он заметил: "В условиях Южной Африки я могу показаться либеральным, но в душе я просто старомодный консерватор".
Это было в 1984 году. Оппенгеймер, по крайней мере, был последователен. В том же интервью он заявил, что предоставление всеобщего избирательного права приведет к "хаосу и беспорядку". Он бы отдал голоса для всех, как черных, так и белых, достигших определенного уровня образования. Можно даже ограничить право голоса теми, кто владеет собственным домом. Это был бы увлекательный эксперимент!
. . . Было бы неплохо отбирать способных молодых негров еще в университете и систематически готовить их к большим свершениям - целенаправленно превращать их в элиту.
Любая система голосования, заключил он, должна "обеспечивать чугунные гарантии для белого меньшинства".
Возможно, самый показательный комментарий о политике Гарри Оппенгеймера был сделан в 1973 году, незадолго до возрождения черной воинственности, в книге, написанной с одобрения и при сотрудничестве семьи. Несмотря на попытки автора романтизировать вклад Оппенгеймеров в Южную Африку, он чувствовал себя непринужденно, когда писал:
Гарри никогда не придерживался мнения, что апартеид является моральным проступком. По его мнению, в основе его лежала честная попытка справиться с непреодолимыми расовыми проблемами. Политика правительства - это не попытка подавления, а поиск решения. Предполагается, что две расы не могут ужиться вместе и что черные районы в конечном итоге станут независимыми государствами". Вервурд и его преемники пытались "попробовать", как он выразился, но основывали весь свой подход на ложной предпосылке, что физически возможно отделить черных от белых, когда уже явно было слишком поздно. Его главные возражения против апартеида были связаны с практическими соображениями: Южная Африка прошла так далеко зашли все ее расы вместе взятые, что это было не просто глупо.
Оппенгеймер продемонстрировал дилемму, с которой сталкиваются все южноафриканские бизнесмены: репрессии, обеспечившие сегодняшние богатства, также являются силой, которая ставит под угрозу получение прибыли, и, в конечном счете, выживания в частных руках. Большинство компаний сосредоточились на краткосрочных финансовых целях, оставив более широкие вопросы о том, как сдержать угрозу "черных" расчетов, на усмотрение правительства. Но Anglo, наряду с несколькими другими крупными "английскими" корпорациями, прекрасно осознавала все противоречия. Тот факт, что на практике она тоже мало что делала, пока ее не вынудили к этому черные боевики и международное давление, говорит о том, что, по крайней мере, в течение двух десятилетий антагонизм между бизнесом и правительством был не более чем спарринг-игрой.
По замыслу "Англо", Южная Африка должна стать частью современного индустриального общества двадцатого века, свободного от ограничений апартеида, со свободным рынком труда и большей гибкостью для бизнеса. Неформальные ограничения для чернокожего населения - например, в отношении доходов, образования и возможностей - займут место открытого расового контроля апартеида. Сила закона и институтов заменит провокационное использование полиции, а политические права будут предоставлены в той или иной форме в федеративном государстве с гарантиями для белых и других меньшинств. Индивидуальная меритократия стала бы основой черной городской буржуазии, гарантирующей выживание капитализма.
Продвижение этих взглядов стало крестовым походом почти всех топ-менеджеров Anglo. Двое из них - Гордон Уодделл и Зак де Бир - также были членами парламента от Прогрессивной партии. Никто не был более предан этому крестовому походу, чем сам Гарри Оппенгеймер. Поначалу это может показаться удивительным, учитывая его положение самого богатого человека в Южной Африке, который мог многое выиграть от сотрудничества с режимом апартеида и использования его репрессий против черной рабочей силы. С другой стороны, само его богатство означало, что он мог позволить себе иметь непопулярные взгляды и что ему было что терять, как никому другому. Международный характер группы с первых дней ее существования также означал, что он мог более ясно видеть опасности по мере того, как набирало обороты движение за независимость от колониального правления. Гана стала первой в 1957 году.
В Южной Африке в 1950-е годы нарастание протеста чернокожих и государственные репрессии сконцентрировали внимание Оппенгеймера на необходимости менее благодушного подхода к все более нестабильному обществу. Реакцией Африканского национального конгресса на победу националистов в 1948 году стало превращение из невыразительной говорильни для умеренных интеллектуалов в массовое движение сопротивления. В этом его подстегнула Молодежная лига, членами которой были Нельсон Мандела, Уолтер Сисулу и Оливер Тамбо. Программа действий Лиги по бойкотам, демонстративным акциям и гражданскому сопротивлению была принята на конгрессе 1949 года вместе с их собственным кандидатом в президенты - доктором Джеймсом Себе-буйвасегокгобунтариле Морокой, врачом и землевладельцем. Его имя означало: "Наконец-то я пришел, будучи преступно порабощенным, но принесу дождь, мир и свободу своему народу". Кампания неповиновения, которая потерпела крах в 1952 году после ареста 8500 человек, придала АНК новую уверенность. Действия, а не резолюции, также радикализировали его лидеров, которые впервые начали анализировать общество в классовом аспекте. Были установлены более тесные связи с Коммунистической партией Южной Африки. Сисулу посетил Советский Союз и Китай, где на него произвело глубокое впечатление крестьянское восстание Мао. В 1955 году 3 000 делегатов Конгресса народа АНК собрались в огороженном помещении в деревне Клиптаун, недалеко от Йоханнесбурга, чтобы утвердить Хартию свободы. Она начиналась так:
Мы, народ Южной Африки, заявляем, чтобы вся наша страна и весь мир знали: что Южная Африка принадлежит всем, кто в ней живет, черным и белым, и что ни одно правительство не может справедливо претендовать на власть, если оно не основано на воле всего народа; что наш народ был лишен своего прирожденного права на землю, свободу и мир формой правления, основанной на несправедливости и неравенстве; Что наша страна никогда не будет процветающей и свободной, пока все наши люди не будут жить в братстве, пользуясь равными правами и возможностями; Что только демократическое государство, основанное на воле всего народа, может обеспечить всем их право по праву рождения без различия цвета кожи, расы, пола или убеждений.
Даже эти минимальные и неприметные требования были анафемой для тезиса Оппенгеймера о "цивилизованном" обществе. Но для него впереди было еще хуже. Национальное богатство нашей страны, наследие всех южноафриканцев, должно быть возвращено народу", - говорилось далее в Хартии. Минеральные богатства, находящиеся под землей, банки и монопольная промышленность должны быть переданы в собственность всего народа". Это были подрывные идеи для государства, с головой ушедшего в программу разделения рас, и для Оппенгеймера, который собирался приступить к огромной финансовой
