теперь в нашем мире, набирает силу. Бормотала о каких-то бессмертных, о мерцающей тропе, ведущей сквозь тьму…
«Сама себе во сне сказки рассказывает», – благодушно подумала Полина. У неё самой уже глаза слипались. То и дело зевая, она разбудила и проводила в спальню так до конца и не проснувшуюся якутку, уложила её в кровать, накрыла покрывалом.
– Утром… как огурец буду… Цыц, – не открывая глаз, произнесла Саяра, и через пару секунд раскатисто захрапела.
Полина провела пальцами по её седым волосам.
– Рада знакомству, Железное Лето. Очень рада, – она усмехнулась. – А «фифу столичную» я вам ещё припомню.
Глава девятая
Агате снились кошмары, в которых зверствовали маньяки. Она во сне словно бы глядела кровавую кинохронику.
Какой-то щуплый лысоватый мужчина с дикой улыбкой на сальном лице душил девушку. Его пальцы сжимались на тонкой шее, сжимались. Несчастная, выпучив глаза, дёргалась и сдавлено хрипела. А потом новый сюжет: крупный, как медведь, старик возле мусорных баков убил стамеской молодую женщину, затем той же стамеской раскурочил ей грудь и вынул сердце. «Та-айна, – стонал убийца. – Мне нужна та-айна…» Морщинистое лицо старика походило на сделанную из дубовой коры маску. Невероятно злобную маску.
Сцены менялись, вызывая у спящей Агаты мучительные стоны.
Мужчина в чёрном плаще и надвинутым на глаза капюшоном забивал молотком парня в подворотне – убийца раз тридцать опустил своё орудие на голову несчастного, превратив её в невообразимое месиво. В следующей сцене молодой маньяк, весело насвистывая, истязал двух привязанных к столбам девушек – он скальпелем делал на их обнажённых телах надрезы. Тысячи надрезов. А девушки кричали, кричали, обезумев от ужаса…
Она проснулась посреди ночи в холодном поту, села на кровати и сокрушённо обхватила голову руками. Сердце колотилось, перед глазами мелькали обрывки кошмара, по коже пробегали «мурашки».
– Ну и что, нахрен, это было? – болезненно промолвила Агата, ощущая неприятную сухость во рту. – Какой же бред.
С обидой и страхом она задалась вопросом: с чего бы, чёрт подери, рассудок выдал такую подлость? Откуда вообще взялись эти образы? Нелепость какая-то! Раньше все кошмары были связаны с Колюней, и это логично, отчим ведь источник страха. Но откуда взялась эта безумная хроника убийств? Где тут логика?
– Какой же бред! – повторила Агата, содрогнувшись.
Она взглянула на ночник с опасением, что он сейчас замигает, и оживут тени прошлого, а на улице завоет автомобильная сигнализация. Как в ту ночь, несколько лет назад. Но мягкий свет ночника оставался ровным, а за окном лишь тоскливо завывала вьюга.
«Всё в порядке, – успокаивала себя Агата. – Просто вчера было слишком много впечатлений. Это усталость. Всего лишь усталость…»
В памяти вдруг возродились события, произошедшие давешним вечером в туберкулёзном диспансере. Вспомнились изуродованные люди и чудовище с вибрирующей головой. Агата снова содрогнулась, чувствуя, как почти выровнявшееся сердцебиение вновь участилось.
Она посмотрела на рисунки на стене. Тиранозавр и Викинг. Безмолвные стражи. Те, кто никогда не подводил и не подведёт. У неё возникло острое ощущение, что их помощь ещё не раз понадобится. Теперь, когда в ней поселилась вера в магию, она взирала на воображаемых друзей другими глазами, как на источник удивительной тайны, которую ещё предстоит разгадать.
Ей вспомнились слова Глеба: «Будем считать, эксперимент не удался». Вчера, когда вернулась домой, она всерьёз задумалась над этими словами. Не удался? Собирались вызвать некого Хранителя Тайн, а на самом деле нифига не вышло? А может, не всё так просто? Возможно, что-то не разглядели? Слишком быстро Глеб сделал вывод. Но что они могли не разглядеть? Никаких внятных предположений. Только смутная тревога с мистическим оттенком.
Многое с Глебом предстояло обсудить. Вчера было какое-то пресыщение новыми впечатлениями и на обстоятельный разговор о том, что случилось в диспансере просто не осталось сил. Нужна была передышка. Договорились встретиться завтра. А Павел… да пошёл он к чертям собачьим! Скучный он и какой-то пустой. Агата твёрдо решила больше с ним не связываться. Вчера, уже в городе, она заглянула в его глаза и внезапно испытала отвращение, будто в кучу с дерьмом вляпалась. Чем было вызвано такое чувство, Агата не могла понять – это зародилось на уровне подсознания, словно некая тень откровения. И именно в тот момент Агата решила, что больше не позволит очкарику преследовать её. Хватит уже этой его дурацкой игры в тайного воздыхателя. В следующий раз приметит, что он плетётся за ней как хвост, и не станет церемониться – отошьёт мелкого шпингалета. Раз и навсегда. Возможно, даже с помощью крепких затрещин. В её новой жизни ему не было места.
* * *
Тот, кто вышел из темноты назвался Надзирателем.
Павлу это имя нравилось, оно ассоциировалось у него с силой и властью.
Надзиратель назвался другом.
И Павел ему поверил. Поверил с каким-то безоговорочным фанатизмом.
Надзиратель явился после того, как долговязый недоумок Глеб спалил бумажку с какими-то закорючками. Павел тогда странным образом оказался в темноте. Это было не просто «место», а вселенная, наполненная мраком. Мрак скрежетал, стонал, выл, рыдал – тысячи голосов и тысячи каких-то невидимых механизмов явно циклопических размеров. Павла буквально раздирало от желания вырваться из этого мрака. Как он тут оказался? Где он? Мысли были тягучими – медленно рождались и тянулись, тянулись. Ни холода, ни жара. Павел даже собственного тела не ощущал. Полная беспомощность. Абсолютное уныние. За что? Ему мерещилось, что проходят года, века, что того мира, который он знал, давно уже нет – сама тьма словно бы внушала это. Жестокая тьма. Хотя бы искорку увидеть, хотя бы отблеск какой… всё бы отдал за это. Всё! Но что он может отдать, ведь у него больше ничего нет? Он сам теперь потерянное во времени и пространстве ничто. Пустота… пустота… ну почему такая пустота?
В темноте возникло бледное и какое-то нестабильное пятно. Оно вибрировало и будто бы пыталось трансформироваться во что-то определённое. Но вот пятно обрело овальную форму, на нём прорезались и сразу же исчезли щели глаз. А потом Павел, не помня себя от переизбытка эмоций, увидел, как бледный вибрирующий овал начал обрастать светлой тканью. Удивительным образом появился капюшон, тряпичная маска, прикрывающая пол лица, в тени капюшона снова возникли узкие, горящие изнутри голубоватым светом, глаза. Какое-то время, показавшееся Павлу вечностью, голова будто бы висела в тёмном пространстве, затем начало проявляться тело, облачённое в светлый, перехваченный широким кожаным поясом плащ. Материализовались кожаные нарукавники-перчатки, штаны, сапоги. Блеснула сталь изогнутого клинка – человек играючи перекинул оружие из руки в руку.
Это был ассасин. Настоящий. Точь в
