что подъем политического модерна, вдохновленного европейцами, действительно представляет собой скачок вперед от автократии к эволюции эффективного демократического правления?
Восхождение Запада
Традиционные теории формирования государства утверждают, что самые ранние государства возникли, когда появившаяся правящая элита преодолела ограничения эгалитарного общества и построила централизованные полисы. Они накапливали абсолютную власть благодаря монополии на силу, присвоению мощных символов (например, претендуя на роль божественных "богов-царей"), строительству и управлению огромными ирригационными системами, а также прямому контролю над сложным разделением труда ("перераспределительная экономика"). Сочетание высшей силы, божественности и контроля над интенсивным сельским хозяйством и экономикой делало возможным монархическое господство над подчиненным классом крестьян-производителей и насильственное присвоение их прибавочного продукта ("даннический способ производства" в терминологии Вольфа [1982]). Мы называем эту модель социальных изменений "теорией угнетения".
Большинство современных теоретических разработок о возникновении средневековых и ранних современных европейских государств придерживаются аргументов теории угнетения, утверждая, что в премодерне сотрудничество не играло большой роли в европейских политических изменениях. Вместо этого ранние государства формировались зарождающейся правящей элитой, которую по-разному описывали как "бандитов" (Olson 1993), "рэкетиров" (Tilly 1985: 171), "обладателей принуждения" (Tilly 1990: 20-21) и "принудительных и самонадеянных предпринимателей" (Tilly 1985: 169). Неудивительно, что "Князь" Макиавелли, в котором он пропагандирует использование насилия для достижения лояльности и политического объединения, является важным теоретическим источником вдохновения для этой литературы (Machiavelli 2005, orig. 1513).
Как европейцам удалось переломить ход борьбы с политическим угнетением? Их отдельный путь - согласно, опять же, консенсусной позиции - стал возможен благодаря уникальной европейской склонности к эндемическим межполисным войнам в сочетании с появлением рационального и коммерческого менталитета, который привел к росту торговли, а вместе с ней и политически влиятельного класса торговой буржуазии. Монархи, сталкивающиеся с высокими военными расходами, остро нуждались в ресурсах. Одним из способов увеличения доходов было заключение сделок с налогоплательщиками, в которых монархи отказывались от части своей политической автономии в обмен на соблюдение налогового законодательства. В то же время растущая торговля обеспечивала прочную финансовую основу для построения современного государства, а также позволяла буржуазии бросить вызов культурным основам аристократических привилегий и заменить их рациональными формами демократического правления. Утверждается, что эти ключевые факторы - бесконечные войны, коммерческое богатство и власть торгового класса - в значительной степени отсутствовали за пределами европейской истории. Согласно теории, в условиях деспотии аграрные экономики не могли производить налоговые поступления, чтобы поддерживать современное государство или способствовать развитию коммерческой буржуазии. Таким образом, аграрные экономики были естественной средой для сохранения аристократического правления над классом подчиненных простолюдинов, неспособных сопротивляться навязанным им режимам присвоения власти и богатства.
Формирование государства: От социального господства к демократии
В теориях возникновения демократии основное внимание уделяется изменению системы налогообложения. Во-первых, монархи уступали некоторую политическую автономию в обмен на увеличение налоговых поступлений, в то же время рост торговли обеспечивал потенциально новые источники доходов. В связи с последним фактором мы сталкиваемся с двумя совершенно разными предложениями. Габриэль Ардант (Gabriel Ardant, 1975) утверждает, что современное государство является организационно сложным и дорогостоящим и, соответственно, может существовать только в коммерчески развитой экономике, которая предоставляет оптимальные возможности для эффективного налогообложения и соразмерного уровня производства богатства. Аграрные экономики, утверждает он, были бедными, с небольшим потенциалом для производства излишков, в то же время налогообложение отдельных фермерских семей было по своей сути неэффективным.
Роберт Бейтс и Да-Хсианг Дональд Лиен предлагают другую фискальную теорию. Они отмечают, что купцы ускоряют переход к демократии, поскольку их богатство подвижно, что делает его более сложным для налогообложения, чем "фиксированные" ресурсы аграрного населения. В результате суверены, чтобы собирать налоги, будут вынуждены торговаться с теми, кто представляет коммерческие интересы (Bates and Lien 1985). Подобная фискальная теория имеет долгую историю в Европе, и впервые ее предложили французские экономисты Франсуа Кесне и граф де Мирабо в своей "Философии сельского хозяйства" (1763). В ней они утверждали, что
Никакое богатство, которое является нематериальным или хранится в карманах людей, никогда не может быть захвачено суверенной властью... Богатый купец, торговец, банкир и т.д. всегда будет членом республики. Где бы он ни жил, он всегда будет пользоваться иммунитетом, который присущ рассеянному и неизвестному характеру его собственности... Властям бесполезно пытаться заставить его выполнять обязанности подданного: они обязаны, чтобы побудить его вписаться в свои планы, обращаться с ним как с хозяином и сделать так, чтобы он добровольно вносил свой вклад в общественный доход". (qtd. in Meek 1962: 63)
В следующей главе мы покажем, что высокие уровни кооперативного государственного строительства развивались и помимо европейского опыта, но не обязательно в связи с ростом класса купеческой буржуазии. А на основе данных о налогообложении мы пришли к выводу, что обе фискальные теории недостаточны, поскольку они игнорируют ключевые категории информации. Тем не менее, теория Бейтса и Лиена представляет для нас наибольший интерес, поскольку она понимает эгалитарное государственное строительство в связи с фискальным процессом, в котором происходят переговоры между строителями государства и группами, получающими доходы. В следующем разделе мы называем это "реляционной" теорией государственного строительства, которая является ключевым элементом теории коллективных действий.
Томас Гоббс, рациональный выбор и альтернатива европоцентристской парадигме
Работы Томаса Гоббса часто цитируются в поддержку монархического абсолютизма. Фронтиспис его знаменитого "Левиафана" (Hobbes 1996, orig. 1651) (рис. 7.1), кажется, указывает в этом направлении. На нем изображен огромный государь, возвышающийся над своей территорией, его фигура символизирует то, что традиционно считается властью европейского монарха: корона - символ аристократического правления; меч - символ силы; епископский посох - знак церковной легитимации. Однако на рисунке также изображено тело монарха, состоящее из массы людей. Это говорит о том, что теория власти Гоббса состоит не только из упоминаний о короне, мече и посохе, поскольку в нее включена народная масса. Хотя Гоббса справедливо порицали за его изображение конфликтного по своей природе человека и за его легитимацию деспотичного правления (для Гоббса любая форма государства, какой бы деспотичной она ни была, лучше, чем вообще никакая), он в то же время заложил концептуальный фундамент, на котором можно представить теорию политических изменений, основанную на сотрудничестве.
Иллюстрированный титульный лист к главному изданию "Левиафана" Томаса Гоббса (Лондон, 1651). Воспроизводится с разрешения Центра Гарри Рэнсома, Техасский университет в Остине.
Ключевой тезис Гоббса, лежащий в основе теории коллективных действий, может показаться гражданину современной демократии не слишком радикальным, но он противоречит предположениям теории угнетения. Он утверждал, что до появления государств жизнь была сложной,
