Но выйти в большой поход Мстислав не мог, не получив одобрения вече. Север – это не южные волости Руси, здесь сильная народная власть, и с ней приходится считаться. Мстислав направился к посаднику Огнеславу, человеку медлительному, осторожному, но в решительный момент смелому и последовательному. В коротких сжатых фразах рассказал про сложившееся положение. Огнеслав сразу дал приказ ударить в вечевой колокол. Народ новгородский собрался быстро. Первым стал говорить посадник:
– Господин Великий Новгород! Собирает князь Олег войско для похода на Новгород. Знаем мы Святославичей не понаслышке. Пару лет правил у нас Давыд Святославич. Хлебнули горя, натерпелись. Нового Святославича нам не надо. Правильно я говорю, Господин Великий Новгород?!
– Верна-а-а-а! – прогремела площадь.
– Сила на нас идет несметная. Почитай, пол-Руси собрал Олег, чтобы установить власть свою в нашем городе. Жестокий род Святославичей. Жди, значит, разграбления наших городов и деревень, пожжет он наши овины, скот порежет, а народ в полон уведет, чтобы на своих землях поселить и превратить в тягловую силу. Согласен ли на это, Господин Великий Новгород?
– До-ло-о-о-ой! – грозно отвечал народ.
– Так и мы с князем Мстиславом думаем. Пусть нам об этом он сам и скажет.
Мстислав был краток:
– Господин Великий Новгород! У Олега раза в два больше войска, чем у нас. Но эти войска разбросаны по всей Руси. Нам надо упредить его действия. Быстрее собрать силы и двинуть сначала против одной вражеской рати, потом против второй, третьей и по очереди их разбить. Но для этого надо выступить из города через два дня. Это крайний срок! Будете ли вы готовы к походу через два дня?
– Согласны-ы-ы-ы!
Зима в этот год была «сиротской» – теплой, тихой, с немногими метелями и редкими морозами. Новгородское войско шло ходко, и появление его для Олега было совершенно неожиданным. Крепость Кимры была занята без боя, Олег бежал в Ростов, который встретил его сумрачным молчанием. Видя, что на помощь и поддержку надеяться не приходится, Олег зажег город и бежал сначала в Суздаль, а потом в сторону Мурома. Войско Мстислава молча проходило мимо пожарищ, веря и не веря, что русские города мог сжечь русский князь...
Когда Мстислав подошел к реке Клязьма, началась весенняя распутица, пришлось остановиться на длительную стоянку; от отца пришло известие, что на помощь он бросил сына своего Вячеслава с войском и оно вот-вот прибудет на соединение.
Когда установились дороги, пришли Мономаховы войска – дружина под командованием Вячеслава и половецкий отряд во главе с ханом Кунуем. В шатре Мстислава собрался военный совет.
– Наказывал мне родитель, – блестя от возбуждения голубыми глазами, говорил Вячеслав, – немедленно ударить по Олеговым силам, разгромить их, а самого пленить. «Не давайте ни пощады, ни спуску этому псу, – пересказывал Вячеслав слова отца, – гоните его до издыхания, плените, если сможете, поставьте на суд перед князьями». Я предлагаю поэтому выступить завтра, напасть внезапно и разгромить Олега!
Ему поддакивал новгородский воевода Добрыня Рогуилович:
– Никудышные войска у Олега, – проговорил он добродушным басом. – Подошли мы к Кимрам, так они, завидев нас, деру дали, что и не догнать! А что сам Олег? Бежит, как заяц. Напакостить, напаскудить – это ему под силу, но чтобы в сражение вступить... Боится он!
– Самое скверное на войне – это бахвальство, – помрачнев, проговорил Мстислав. – Дядя мой показал себя храбрым воином и умелым полководцем еще в западном походе против Чехии и германских князей. Об этом неоднократно рассказывал отец мой. То, что он бежит от нас, еще ничего не значит. Видно, не очень удобно для него сегодня принимать сражение. Выгадывает момент, ищет у нас слабинку.
Он помолчал, продолжал все также хмуро и с печалью:
– Нагляделся я на пепелища Ростова и Суздаля, и сердце защемило. Недавно это были красивые города с приветливыми, веселыми людьми. Как они встречали гостей! Как отмечали праздники! Я ведь среди них два года жил, когда меня из Новгорода Давыд выжил. А что сейчас? Страшные пепелища, одинокие печные трубы... В Суздале сохранились только церковь святого Дмитрия Солунского да двор Печерского монастыря, сложенные из камня... Доколь такое терпеть? Неужели снова сражения русов с русами, снова сожженные города и деревни? Неужели в отместку мы пойдем и спалим сначала Муром, потом Рязань?
Он оглядел присутствующих. Все молча смотрели на него, своего князя, ожидая важного решения.
– Решил я, – и Мстислав ударил по колену кулаком, как порой делал это его отец, Владимир Мономах. – Решил я, – повторил он, – написать еще одну грамоту дяде моему и склонить его заключить вечный мир, избавив тем самым страну от крови и разорений.
Теперь все смотрели на Мстислава с недоумением: а как же указание отца его, Владимира Мономаха, чтобы во что бы то ни стало пленить Олега и привести его на суд князей?..
– А потому я решил поступить так, – упреждая вопросы, продолжал Мстислав. – Мы свои вотчины вернули, и большего нам не нужно. Что касается Олега, то теперь он хозяин своих владений. Вот пусть там и хозяйничает, препятствовать и мешать не будем. А он пусть на наши земли не покушается. Что, разве плохо так жить, в тишине и мире?
– Согласится ли? – с сомнением проговорил Добрыня.
– Не таков Олег, чтобы от своих намерений отказаться, – поддержал его боярин Горяша. – Ведь только что всю Русь собирался под себя подмять.
– А вот мы и посмотрим, – резко произнес Мстислав. – Пошлем ему грамоту и будем ждать, что ответит. Тогда и решим окончательно, как поступать дальше.
Уединившись, сел он за походный столик и написал дяде своему Олегу такое послание: «Я младше тебя, посылай к отцу моему, а дружину, которую захватил, вороти; а я тебе буду во всем послушен». В тот же день гонец ускакал в Муром.
Вернулся он быстро с радостной вестью: Олег просил забыть все обиды и согласен заключить мир. Он обещал больше никогда не нападать на Мономаховы владения и выступать совместно против половцев и других врагов Руси.
Мстислав зачитал грамоту Олега перед военным советом и радостно заключил:
– Что я говорил! Наконец-то Олег смирился, и на нашей земле наступит долгожданная тишина! Не зря мы здесь стояли, терпя лишения в палатках и шалашах среди талой воды! Теперь можно и по селам разойтись, в избах нормальной жизнью пожить. Воины будут рады. Многие, я вижу, заболели, иные соскучились по теплу и хорошей пище. Так что приказываю всем военачальникам развести своих воинов по деревням и селениям. Пусть хорошенько попарятся в банях, всю хворь выгонят, потом медовухи попробуют. Она тоже болезнь лечит!
– Не стал бы этого делать, – возразил Горяша. – Олег – коварный человек. Не дай Бог на обман пошел. Тогда бед натерпимся, разбредшись по домам!
– Ты что, предлагаешь людей сгубить в холоде и сырости? – вспылил Мстислав. – Нет и не будет на это моего согласия! Да и верю я своему дяде. Не может он меня обмануть, потому ко всему прочему он еще мой крестный отец!
Потом, устыдившись свой горячности, проговорил примирительно:
– Ладно, боярин, не будем препираться. Наверно, ты в чем-то и прав. Война есть война, надо быть внимательным. Пошлю я в сторону Мурома крепкую сторожу, пусть глядят в оба!
Безмятежный отдых продолжался неделю. Потом прискакали разведчики и принесли весть о движении войск Олега в суздальскую землю.
– Велики ли силы движутся? Может, он с личной дружиной направляется на переговоры со мной? – выспрашивал Мстислав.
– Нет, князь, – отвечал бойкий разведчик, – с Олегом идут и черниговцы, и тмутараканцы, и смоляне, и рязанцы... С большой силой движется Олег!
Все это время верил Мстислав в слово своего крестного отца, но все же внутри его что-то мешало расслабиться окончательно, и он держал рядом свою дружину. Поэтому, едва получив тревожную весть, немедленно направил дружинников по селам и деревням собирать войско. Уже вечером все подразделения стояли перед ним, отдохнувшие, отъевшиеся, свежие лицом. По всему было видно, что настроение воинов было боевым.
