такое сравнение остается недолго.
Спустя минут пять я высаживаю ее у ветеринарной клиники. Чтобы не оставлять ей ни единого шанса до нее не дойти, заезжаю на тротуар.
— Правила — это не ваше? — спрашивает она, обернувшись.
Киваю.
— И не твое.
По глазам вижу: хочет снова что-то сказать, но ее отвлекает писк крысы. Тяжело вздохнув, она покидает машину. Да уж, красивая женщина и крыса. Хотя, может, и не такой плохой дружественный союз: глядишь, и научится у своей хвостатой знакомой молчать. Зуб даю, лапка у той не просто так пострадала.
Яров мой намек понимает как надо: еще в начале улицы слышу, как жарятся шашлыки. Даже настроение улучшается.
Въехав в открывающиеся после сигнала ворота, застаю его у мангала. Мангал почему-то стоит не за домом, как раньше, хотя там было гораздо удобней.
— Ты после свадьбы, смотрю, совсем обленился? Перетащил мангал почти на крыльцо.
— Это чтобы сразу видеть незваных гостей, — ворчит тот, — и обходиться предупредительным выстрелом.
— А еще подобрел.
Усмехается. Правда, что ли, поверил? Ладно, не в моих интересах занижать эту планку. Пусть думает, что он добрый, авось все проще получится.
— Руку пока не жму, — предупреждаю его. — Пойду сначала помою.
Он косится на мои ладони и опять усмехается.
— Трудный первый день без привычной горничной? Да уж постарайся, помой.
Ну, от молодоженов других мыслей не ждешь, им кажется, что вокруг них тоже все озабоченные. И потом, его версия событий куда правдоподобней моей. Сбил женщину с крысой, потом почти устроил крысе закрытый аукцион…
Обычно на аукционах что-то приличное покупают: картины, антиквариат, девственниц, наконец. А я… Только и утешает, что обошелся мороженым.
Я уже открываю дверь дома, когда вслед несется брюзжание:
— На всякий случай, если ты забыл, что ванная комната есть и на первом этаже, и надумаешь прогуляться до второго, скажу: у меня на сейфе надежный код. Подбирать его бесполезно.
Не знаю, то ли обидеться, что посчитал меня таким идиотом. То ли порадоваться, что записал меня в медвежатники. А это все же тяжелая профессия и весьма уважаемая в определенных кругах. В общем, пока раздумываю, раз пять мою руки с мылом. Выхожу со шлейфом душераздирающих горных роз и йогурта. По крайней мере, производители эту вонь описали именно так.
— Полей, — прошу, кивая на водку.
Матвей переворачивает бутылку.
— Хватит, пожалуй, — бухтит. — Остальное используем по назначению.
Пока шашлыки доходят, мы наливаем по рюмочке. Потом еще по одной. Закусываем огурчиками, которые вкусно хрустят.
— Вещь! — хвалю, когда тянусь за другим.
— Бабушка Иры закатывала. Та самая, которую ты к себе в горничные брать не хотел.
Я морщусь.
— Кстати, в тему про бабок… Подпись на контракте свою я узнал, тут не спорю. Но точно помню, что ты мне молодую показывал! Такая, знаешь, блондинка, с губами, ну и… — Рисую руками круги. — Я бы сказал: аппетитная.
Матвей возвращается к шашлыкам, потом достает на блюдо по два шампура.
— Аппетитная, говоришь? На вот, а то еще пойдет слух, что Яров гостей голодом морит.
Мы выпиваем еще по одной, закусываем уже мясом.
— Так блондинка была?
— Была одна. Рина. С Захаром пришла. Я тебе как раз рассказывал про Маргариту Аркадьевну, ты сидел, кивал, соглашался, договорились, что она начинает с утра. Контракт подписал, на радостях уволил прежнюю горничную. А потом еще выпил и, видимо, решил, что без горничной ночь не продержишься. В общем, мы тебя от Рины с трудом отодрали.
Нехорошо получилось. Захар — мой старый приятель. Побрякушкой из ювелирного не отделаешься. Надо будет позвонить, извиниться.
Душевно сидим. Только у меня все время ощущение, что я держу в руках крысу, которая жрет йогурт из роз и изредка лакает из мисочки водку.
— Слушай, — говорю я, — ты не слышишь какой-то… специфический запах?
И тут я думаю, дело в том, что Яров заметил: я кошусь на бутылку. И понял, что будет, если он не признается.
Махнув рукой, зовет за собой. Заходим мы за угол дома, еще чуть дальше, еще, а там…
— Твою мать! — выдыхаю я, зажав нос и глядя на поле из оранжевых цветов, которые во всем виноваты. — Чую, ты ко мне в ближайшее время не по поводу нового завещания придешь, а по вопросам развода.
А Яров ничего. Стойко держится. Еще и лицо кирпичом.
— Моя жена очень любит эти цветы. Я у нее спрашивал: почему? Она сказала, что у нее дежавю. Они ей напоминают про старый бабушкин домик в деревне.
— А я-то все гадал, как она за тебя замуж пошла? Теперь-то понятно: после такого тяжелого детства ее ничего не пугает.
Характер у него скверный. Если ему кто не понравится, может посыпать приправами из таких неприятностей, что, когда он решит их поглотить, они будут пищать от благодарности и припадать на колени. Ну о чем говорить, если он даже другу подсунул почти брачный контракт!
— Кстати… — говорю я, когда мы, отдышавшись, снова садимся за стол. — Договор все-таки отдашь или у тебя слишком сильное желание отвести меня под венец?
— Договор есть договор, ты это как никто понимаешь, — говорит он миролюбиво. — Но, думаю, тебе не о чем волноваться. Заполни тесты, пройди анкетирование, встреться со свахой — что там еще? И расслабься.
— А свидания? — спрашиваю я с подозрением.
Что уж в его версии все выглядит слишком просто.
— Ну, одно, может, Алла тебе и устроит. Но что тебе волноваться? Тебе пошел уже сорок шестой, ни жены, ни детей, с таким рвением и не будет…
Что-то в его описании моя холостяцкая жизнь выглядит не так привлекательно, как в реальности.
— Мне пока сорок пять.
— Вчера было сорок пять. Сегодня уже сорок шестой пошел, — занудствует Яров. — Не успеешь оглянуться, будет, как мне, пятьдесят. Только у меня взрослый сын, невестка-умница и третья жена-красавица, а у тебя все так и останется. Ты же, чуть
