цен представляет собой упущенную возможность для арбитража, покупки низкой цены для продажи высокой, без затрат на транзакцию. На самом деле это не так.
Глава 21.
География - еще одно популярное объяснение, которое, похоже, не очень хорошо работает. На титульном листе моего экземпляра книги Джареда Даймонда "Ружья, микробы и сталь: Судьбы человеческих обществ" (1997) содержит восторженную запись, сделанную в августе 2000 г., когда я читал ее впервые: "Лучшая книга, которую я прочитал за последние годы". Это до сих пор так, а я читаю много книг. Я приступил к книге с некоторым профессиональным негодованием - "Постойте-ка, я же здесь историк экономики. Кто этот парень?". Но уже через двадцать страниц он меня покорил. Даймонд убедительно доказывает, что ось Евразии с востока на запад от Испании до Японии позволила совместно одомашнить растения и животных - пшеницу, рис, лошадей, кур, - чего не могли сделать такие районы с севера на юг, как Африка к югу от Сахары, или изо-лированные районы, как Австралазия, или изолированные районы с севера на юг, как Северная и Южная Америка. Он приводит весомые аргументы в пользу того, почему "передовые" общества, как правило, были евразийскими, от Рима до Китая (при этом он подчеркивает, что в Африке, Полинезии и Америке прогресс шел медленно, хотя в XVI-XIX вв. он был остановлен европейскими завоеваниями).
Даймонд передает вопрос своего новогвинейского друга Яли и говорит, что воспринимает его как руководство к действию: «Почему вы, белые люди, разработали так много грузов?» Хороший вопрос. Изобилие, которым обладали не новогвинейцы, ошеломило Яли и его соотечественников, превратив их в культы грузов, пытавшихся во время и после Второй мировой войны вернуть большие самолеты японских и союзных завоевателей. Однако географический аргумент Даймонда распадается, когда фокус сужается географически, как и должно быть, чтобы действительно ответить на вопрос Яли: почему рог изобилия грузов выливался из северных районов Гвинеи?
Западная Европа (а из ее потомства - Австралия, южнее Новой Гвинеи, и из ее северного подражателя Европе - Японии, возможно, "белой" с точки зрения новогвинейцев)? Правильный ответ, которого Даймонд не дает, заключается в том, что северо-западные европейские "белые люди" совершили промышленную революцию, а другие народы - евразийские, африканские, мезоамериканские - не совершали ее до тех пор, пока северо-западные европейцы не проложили себе путь. Итальянцы, иракцы, индийцы, китайцы и другие бенефициары 4000-летнего старта цивилизации, вышедшей из Плодородного полумесяца, не добрались до рогатого дерева первыми. Это сделали голландцы и англичане, за ними последовали французы, немцы и американцы. Почему? Блестящее объяснение Даймонда того, почему и в Китае, и в Турции были одомашненные куры и одомашненная пшеница, объясняет, почему нельзя было ожидать промышленной революции у инков или зулусов - во всяком случае, не в 1491 г. н.э. и не в 1815 г. н.э. Однако его объяснение совершенно не проливает свет на то, почему Голландия, а затем Британия создали первые современные экономики на основе общего наследия Евразии и, соответственно, разработали столько грузов.
Даймонд уходит в сторону - как это обычно бывает с людьми - и переходит к совершенно иному вопросу: почему европейцы были так хороши в насильственных завоеваниях после 1492 года. Например, он приводит рассказ о захвате Писарро императора инков в 1533 г. в длинной главе 3 "Столкновение в Кахамарке", заключая, что "название этой книги будет служить сокращением для обозначения [сопутствующих] факторов", а именно: оружия, микробов [особенно оспы], стали [мечей и доспехов], лошадей, кораблей, империй и письменности. Эти факторы и безумная уверенность, порожденная мифом о христианском рыцаре, безусловно, объясняют подвиги Писарро. Однако смелые подвиги не имеют ничего общего с дизельными двигателями, электрическими фонарями и грузовыми самолетами, которые и составляют тот "груз", о котором спрашивал Яли. Например, через некоторое время завоеванные народы сами, самим фактом завоевания, получили доступ к евразийским сельскохозяйственным культурам, животным и железу, так кропотливо накопленным. Таким образом, дивергенция в 8 тыс. лет стала неактуальной для исследования Яли. Теперь важна была дивергенция после 1700 г. н.э. и особенно после 1800 г. н.э. северо-западной Европы с китайской, османской, могольской, испанской и другими развитыми евразийскими империями.
Действительно, конкретный выбор, вынесенный в заголовок статьи Даймонда, - оружие, микробы и сталь - не имел отношения к промышленной революции в узком смысле слова. До конца XIX века сталь в ее точном химическом понимании (железо, содержащее менее 2% углерода и не имеющее существенных примесей) была очень дорогостоящей, и поэтому использовалась только для изготовления кромочного оружия и доспехов для аристократии, чтобы лучше забивать немецких крестьян, инкских солдат и (с самым почетным энтузиазмом) других европейских аристократов. Можно, конечно, возразить, что расточка пушек Джоном Уилкинсоном привела (потому что Уатт, инструментальщик, понял ее применение) к точной расточке паровых цилиндров, но до конца XIX века металл для расточки не был низкоуглеродистой "сталью": это была бронза, доступная по всей Евразии и Африке, или чугун, производимый в массовом количестве, - техника, изобретенная чилийцами или африканцами банту, - выбирайте сами. Азиаты тоже скучали в своих пушках (и действительно, сталь в скромных объемах была изобретена индийцами около 300 г. до н.э.). Мушкеты и пистолеты имели мало общего с индустриализацией (взаимозаменяемые детали могли быть взяты из любого массового механического устройства - часов, например). Точные научные приборы и изготовление часов мало зависели от военного производства и гораздо больше - от мирных изделий из литого и кованого железа (кованое железо - это железо с небольшим количеством углерода, как в стали, но с примесями в виде вкрапленного шлака) и из мелких стальных деталей машин, например, пружин. Да и вообще хлопчатобумажная текстильная техника Британии сначала делалась в основном из дерева, потом из железа, и только в конце XIX века она стала изготавливаться из только что подешевевшей стали. Микробы, полученные от евразийских домашних животных (в частности, оспа от коровьей оспы), убили 95% коренных жителей Австралии и Америки (обезлюдив, например, Амазонию, в которой до прихода европейцев жили многие миллионы людей, занимаясь земледелием, которое до недавнего времени считалось невозможным на бедных, выщелоченных почвах тропических лесов). Однако холокост коренных американцев в XVI веке и после него ничего не дает для понимания того, почему северо-западные европейские народы в XIX и XX веке так сильно развились. Повторим, что убийство людей, будь то намеренное с помощью стали или случайное с помощью болезней, обычно не делает вас богатым.
Даймонд завершает главу "Писарро", объявляя, что в остальной части книги будут обсуждаться "уже не вопросы непосредственной причинности, о
