в восторге от своего выступления. Они были великими спортсменами. А то, что я, будучи ровесником их родителей, все еще мог с ними потягаться, напоминало о том, что я все еще тверд, как губы дятла.
Многие упражнения, которые мы выполняли, были связаны с неизвестным расстоянием и временем, потому что при тушении пожара никогда не знаешь, когда закончится напряжение, работа или страдания, и инструкторы хотели посмотреть, как наши умы и тела отреагируют на неизвестный элемент. Это дерьмо было создано специально для меня. Чем дольше бег, чем тяжелее рюкзак, чем интенсивнее занятия в спортзале, чем больше отстой, тем лучше я становился. Молодые ребята могли быть быстрее на короткой дистанции, но я почти всегда их обгонял.
В одном из раков мы с ХК вырвались из группы. Я ускорял темп, а он держался за мое плечо. Мы бежали вровень, и после нескольких миль напряженного бега его дыхание стало ржавым и густым. Он голосил, как разъяренный бульдог, но не позволял мне сбросить его и не желал останавливаться. Он уже останавливался однажды в конце другой длинной пробежки, которую мы вместе совершали после работы. В этот раз он добежал до финиша, дыша так, будто его легкие выворачивались наизнанку, и мы финишировали бок о бок, оба измотанные. Я повернулся к нему, кивнул и сказал: "Вот о чем я, блядь, говорю".
Я гордился им, но также я гордился и собой. У меня было минимальное количество времени, чтобы привести себя в форму и получить право на одну из самых тяжелых работ в мире. Это был тяжелый путь, в котором постоянно присутствовала тень агонии. И все же через тринадцать недель после операции я проехал на велосипеде 444 мили. В восемь месяцев я пробежал сорок восемь миль за сорок пять часов, а в девять месяцев я бросал вызов двадцатилетним во всем, начиная с бега и заканчивая подтягиваниями и тасканием тяжестей на чертовски длинные дистанции. Но я не собирался забирать их души. Эта молодая группа вдохновляла меня. Я хотел подталкивать их так же, как они подталкивали меня, потому что они были новым поколением харда, и хотя мне нравилось выигрывать свою долю забегов и тренировок, еще больше мне нравилось, когда они доставали меня.
Придя на работу после девятимильной пробежки, я взглянул на своих однокурсников, и стало очевидно, что мы все страдаем. Я был самым опытным медиком на базе, и некоторые из них приходили ко мне за помощью с шинами на голенях и симптомами стрессовых переломов. Один получил сотрясение мозга, и у всех нас болели шеи, потому что, когда падаешь с трех-четырех метров в шлеме, мышцы шеи работают.
Моральный дух был низок. Все тянули время, и когда нам приказали выстроиться в шеренгу и начать отжиматься, от нашего чувства собственного достоинства не осталось и следа. Smokejumping требует большой физической нагрузки на верхнюю часть тела и опорно-двигательный аппарат. Прыжки и приземление требуют больших физических усилий; кроме того, нам приходилось тащить на спине не менее шестидесяти фунтов шланга, а также бензопилы, насосы и прочее пожарное оборудование - все это было нелегким. Часто нам приходилось таскать водяные насосы и перемещать бревна без поддержки автомобиля. Нам предстоит взять любое оборудование, доставленное по воздуху, и переместить его в нужное место. Чтобы подготовить нас к этому, инструкторы на протяжении всей тренировки, наряду с другими силовыми упражнениями и калистеникой, постоянно отжимались. Невозможно было предугадать, когда и сколько раз в день нам придется отжиматься. Мы просто знали, что они будут, и так весь день.
В то утро наша форма и каденция были на высоте. Некоторые из нас выполняли их с легкостью. Другие страдали и были явно деморализованы. После того как мы закончили, я собрал группу и сказал им, что когда придет время для следующего упражнения, мы будем делать его по-другому и работать вместе.
Некоторое время спустя, когда один из инструкторов призвал отжиматься, все ждали, когда я первым опущусь на пол.
"Готов!" крикнул я, заняв позицию.
"Готовы!" - крикнули они и вышли на палубу. Затем мы стартовали в моем темпе.
"Лежать!" прокричал я.
"Один", - отозвались они.
"Лежать!"
"Два!"
"Лежать!"
"Три!"
Звучание военных каденций служит нескольким целям. Это помогает вам дышать, выделяет порцию адреналина и поднимает боевой дух. Для неосведомленного человека это может выглядеть и звучать как ненужное "ра-ра-ра", но если вы являетесь частью измотанной, физически и психически нагруженной команды, такое товарищество превращает монотонное и жестокое занятие в обряд посвящения, дающий силы. Вы уже даже не отжимаетесь. Вы становитесь единым целым с командой, сливаетесь с общей энергетической силой, и это помогает всем не сбиться с курса и пройти каждый день, каждый модуль тренировки. Мы все полюбили эти отжимания!
Мне было приятно быть лучшим в классе, когда дело касалось физической подготовки, но мои трудности не начинались и не заканчивались с самого утра. Каждый день перед началом PLF мы должны были облачаться в кевларовые комбинезоны менее чем за три минуты, а учитывая, что мое тело все еще восстанавливалось после операции и все, что мы делали на улице при минусовой температуре, мне пришлось столкнуться с некоторыми сложностями.
Я с трудом опустился на колени, а мой старый друг болезнь Рейно вернулся с местью, потому что я не мог использовать перчатки с подогревом во время тренировок. Кончики моих пальцев потеряли всю ловкость в течение нескольких минут. Я не чувствовал ни их, ни всех этих маленьких молний, ремешков и защелок. Поэтому мне потребовалось больше времени, чем остальным, - гораздо больше, чем отведенные три минуты, - чтобы влезть в костюм, закрепить на груди запасной парашют и закрепить между ног сумку. Молодые ребята получали удовольствие, наблюдая за моими попытками одеться. Впервые я выглядел для них ровесником, и они накинулись на меня с кучей дерьма. Но когда наступало время ПТ, они всегда держали язык за зубами, потому что знали, что я принесу боль.
Как обычно, PLF были жестоки к каждому из нас. Неумолимый холод делал землю более твердой, а наши тела - напряженными и хрупкими, что усиливало страдания, независимо от того, прыгали ли мы с двенадцатидюймового уступа, трехфутовой платформы или забирались на другую платформу, раскачивались на трапеции и отпускали руки. Все это было направлено на развитие мышечной памяти, чтобы мы могли воплотить то, что инструкторы называли "правильным приземлением".
Когда большинство людей прыгают с большой высоты, у них возникает рефлекс развести руки и ноги и посмотреть
