в денежной форме, которую мы увидели после вторжения России в Украину, была таким ответом, который ни одна сверхдержава не захотела бы снять со стола - сильным, эффективным, но в то же время не допускающим перестрелки между НАТО и Россией, которая могла бы закончиться, в буквальном смысле, глобальным уничтожением. Стоимость такого действия на порядки ниже, чем стоимость настоящей войны, как с финансовой точки зрения, так и с точки зрения человеческих жизней. Если по прочности доллара был нанесен удар, то подумайте о том, что он действует примерно так же, как сминаемая зона в автомобиле. Если он защитил жизни бесчисленных потенциальных жертв Третьей мировой войны, то это достойный компромисс.
Центральные банкиры мира, и в первую очередь Федеральная резервная система, стремятся стабилизировать свои валюты и искоренить инфляцию. Попытка стать более внимательными к нуждам маргинализированных сообществ все еще имеет место, но она всегда будет менее важной, чем главный мандат по обеспечению стабильности цен. До пандемии эта ценовая стабильность воспринималась как нечто само собой разумеющееся, и ФРС могла говорить о том, что не против превышения целевого уровня инфляции в течение года или двух, если это поможет жертвам структурного расизма. Теперь неясно, остается ли у них такая роскошь.
Пандемия и инфляция не сожгли американскую денежную систему в пепел, это далеко не так. Доллар остается сильным - что проблематично для транснациональных компаний, чьи доходы за рубежом неуклонно сокращаются в долларовом выражении из-за валютного эффекта. Тем не менее, есть неоспоримое ощущение, что денежные пески сдвинулись под нами, и что мы уже далеко не на той твердой почве, которую, оглядываясь назад, мы самодовольно занимали в течение последних нескольких десятилетий.
Хорошая новость заключается в том, что мы нашли новый важный инструмент внешней и даже внутренней фискальной политики. Плохая новость заключается в том, что это делает капитализм гораздо более трудным. Капиталисты преодолевали гораздо более серьезные препятствия, чем это, но если смотреть вперед, то победители новой ненормальной экономики - фениксы грядущих десятилетий - несомненно, должны обладать некой новообретенной способностью ориентироваться в протеиновых валютах.
Глава 14. Неравенство
Каждый год, начиная с 2007 года, Всемирный экономический форум выпускает доклад "Глобальные риски", приуроченный к его ежегодной встрече в Давосе. Это большая неделя для достойных докладов, многие из которых сопровождаются пресс-конференциями в роскошном отеле в сонном альпийском городке, который ежегодно превращается в лихорадочную зону плутократической тусовки. Это "Перспективы занятости в мире" Международной организации труда, "Барометр доверия" Эдельмана, отчет о неравенстве Oxfam и т. д.
Все эти издания, кажется, становятся толще с каждым годом, поэтому они всегда очень стараются поместить самые важные новости в ярких цветах на переднем плане, где их может заметить VVIP, посвятивший тридцать секунд пролистыванию документа, на составление которого у десятков людей ушел целый год.
Формат отчета "Глобальные риски", по крайней мере, в течение первых четырнадцати лет его существования, был в основном фиксированным. В нем перечислялись пять основных рисков, с которыми сталкивается мир, по двум осям: наиболее вероятный и наиболее опасный. Пандемия никогда не входила в пятерку наиболее вероятных рисков, но она была четвертым наиболее опасным риском в 2007 году и пятым наиболее опасным риском в 2008 году.
Как наиболее вероятные, так и наиболее опасные риски значительно меняются каждый год. Это не означает того, что вы можете подумать, - что сами риски невероятно изменчивы. Большинство рисков - не только риск пандемии, но и такие вещи, как стихийные бедствия, глобальное старение или выбросы парниковых газов - на самом деле не претерпевают значительных изменений из года в год.
На самом деле меняются не столько сами риски, сколько степень заботы о них давосской элиты. Загляните под капот отчета, и вы обнаружите, что, хотя он подготовлен крупными страховыми компаниями, чьи средства к существованию зависят от способности количественно оценить вероятность и серьезность больших рисков, фактические результаты получены в результате так называемого "Опроса восприятия глобальных рисков", в котором 841 "лидера бизнеса, правительства, гражданского общества и мыслителей" из "многосторонних сообществ Всемирного экономического форума" просят заполнить анкету с вопросом о том, что их больше всего беспокоит.
Поэтому, вероятно, неудивительно, что после того, как в 2009 году пандемии исчезли из чарта, они вновь появились на один год под несколько измененным названием "инфекционные заболевания". Это был 2015 год, сразу после вспышки лихорадки Эбола в Сьерра-Леоне и Либерии.
Методология отчета в значительной степени объясняет, почему "неравенство доходов" появилось из ниоткуда и возглавляло список три года подряд, с 2012 по 2014 год. Это были годы, когда вялое восстановление экономики после мирового финансового кризиса в сочетании со здоровой рыночной прибылью для давосских ультрабогачей сделали рост неравенства невозможным для игнорирования, по крайней мере, в течение тридцати шести месяцев или около того. Затем, после того как неравенство стало невозможно игнорировать, оно было быстро проигнорировано: Неравенство больше никогда не появлялось на графике.
Может быть, это потому, что после 2016 года худшие последствия неравенства доходов уже проявились, и на тот момент мало кто мог сделать, чтобы решить эту проблему. Народное недовольство элитами привело к распаду Европейского союза, к Brexit, а затем привело Дональда Трампа к президентству в США.
Можно даже утверждать, что финансовый кризис 2008 года вызвал пандемию Ковида, на что лишь вскользь намекает диаграмма глобальных рисков Всемирного экономического форума. По своей природе финансовые кризисы обычно приводят к медленному и болезненному восстановлению, что мы и наблюдали в годы, последовавшие за 2009 годом, в сочетании с поразительным подъемом на рынках акций, облигаций и недвижимости благодаря нулевым процентным ставкам.
Это заметное усиление неравенства создало основу для Brexit и Трампа, а одним из первых действий Трампа стало расформирование подразделения Совета национальной безопасности по глобальной безопасности здравоохранения и биозащите. Том Боссерт, советник по безопасности, который больше всех настаивал на стратегии биозащиты от пандемий, полностью покинул государственную службу, как и Тимоти Зимер, который отвечал за реакцию США на пандемию. В то же время агрессивная позиция Трампа в отношении Китая означала, что две сверхдержавы в значительной степени прекратили сотрудничество по вопросам здравоохранения, и ни один американский сотрудник из Центра по контролю за заболеваниями, да и вообще откуда бы то ни было, не участвовал в первоначальном ответе Китая на вспышку Ковида в Ухане.
Контрфактуалы всегда опасны, но вполне возможно, что полномасштабное подразделение США по борьбе с пандемией при относительно дружественном Китаю президенте Хиллари Клинтон могло бы помочь китайским властям пресечь вспышку в Ухане в зародыше и/или значительно
