Обхватывает пальцами мой подбородок, слегка тянет к себе и оставляет на моих губах поцелуй. Легкий, невесомый, поцелуй-приманка, за которым хочется потянуться.
Что я практически и делаю, а потом пробую освободиться или хотя бы лечь рядом. Воронов идет на единственную уступку — отпускает мой подбородок.
— Я знаю, что нравлюсь тебе, — говорит он уверенно. — Знаю, что ты меня хочешь. Почему ты постоянно пытаешься ускользнуть?
Странный вопрос. В самую точку. Можно отмахнуться, отшутиться, можно даже уйти. А можно сказать так, как есть. Возможно, сейчас действительно самое подходящее время и место.
К тому же, если у нас все так запуталось за неделю… Потом будет сложнее распутать.
— Мы ведь все уже обсуждали. Мы подписали контракт. И нас обоих устраивало, что это будет фиктивный брак. Нравится — не нравится… У нас фиктивный брак, Алекс.
Вместо того чтобы согласно кивнуть — все ведь элементарно, логично, просто нужно было вспомнить о главном условии, о том, что мы с ним именно так и хотели… Он прожигает меня потемневшим от желания взглядом и выбивает весь воздух из моих легких своими словами:
— Мне кажется, куда важней то, какие у нас отношения.
Эта фраза заставляет меня задуматься. И пока я ищу для себя варианты ответа, Алекс вкрадчиво продолжает:
— Мы взрослые люди, можем позволить себе делать то, что хотим. К тому же у нас с тобой преимущество: все, что мы делаем, все, что хотим, одобряют и церковь, и государство.
Я улыбаюсь. Убедительно говорит. Но взгляд его выдает — плевать он хотел на чье-то там одобрение.
Я начинаю водить пальцами по его груди, смахиваю с пуловера несуществующую пылинку.
— Алекс, мы неплохо ладим…
— Тебе со мной хорошо, — поправляет он.
— Не буду скрывать, меня к тебе тянет…
— Ты меня жаждешь, Анж, и это скрыть невозможно.
Каждую его поправку я встречаю кивком. Он прав, и я не буду лукавить. Тяжело вздохнув, я продолжаю:
— Для меня все это слишком быстро, Алекс. Да, мне нравится то, что происходит сейчас. Но если наши отношения зайдут дальше, это может все усложнить. А я пока не знаю… не уверена, что ради одной ночи стоит все перечеркивать.
Воронов долго всматривается в мои глаза и неожиданно улыбается.
— Я тебя услышал. И тоже хочу быть с тобой откровенным. Ты можешь пока сомневаться, можешь пытаться топтаться на месте, но отступить я тебе не дам. И еще: пока будешь маяться ерундой, настраивайся на то, что одна ночь меня не устроит.
Шаги на лестнице мы слышим одновременно. Воронов тут же обнимает меня, размещает рядом с собой, а сам подхватывается.
— Алекс, — удерживаю его за предплечье, — это Марья Ивановна, наша домработница.
Он прислушивается и теперь тоже различает ее тихое бормотание, которое становится громче. Она перечисляет сама себе, что нужно успеть сделать к возвращению моих родителей, а потом, видимо, замечает открытую в комнату дверь и заглядывает.
— Ох… — изумляется она, заметив первым Алекса, потом переводит взгляд на меня и уже с улыбкой: — Ох…
Я сажусь на кровати, поправляю волосы и тоже ей улыбаюсь.
— Извините, что мы без предупреждения. Муж захотел посмотреть на дом, в котором я выросла.
— И правильно! — подхватывает она, разделяя улыбку и на него. — Правильно, хорошее это дело. Вы лежите, лежите, я вам не буду мешать. И дверь плотно закрою. А как освободитесь, я вам фотоальбомы достану.
— Мы уже отдохнули.
Она с сомнением осматривает нашу одежду, не спорит, но все равно оставляет нас одних.
— Видишь, — обернувшись ко мне, говорит Алекс, — все на нашей стороне: церковь, государство и горничная!
Я склоняю голову ему на плечо и смеюсь.
— Ну что, домой? — спрашивает Воронов.
Я киваю. Но уехать налегке у нас не выходит. Марья Ивановна снабжает нас пирожками, которые сегодня утром пекла. А еще приносит парочку фотоальбомом. Бегло взглянув на них, я понимаю, что это снимки из моего далекого детства и института и благодарно киваю ей.
— Альбомы захватим с собой, — решает Воронов. — А пирожки с чем? С капустой? Горохом? Яйцом?
— С мясом!
Естественно, что пирожки мы тоже берем. По пути съедаем по паре штук. Я и не подозревала, что тоже проголодалась.
— А я смотрю, у тебя улучшился аппетит, — взглянув на меня, говорит Воронов. — И это после того, как мы с тобой всего-навсего полежали…
— Действительно. — Яя согласно киваю. — Надо мне быть осторожней, а то так и до булимии недалеко.
Он довольно улыбается и берет еще один пирожок, а потом полностью отдается дороге. Наверное, даже не замечает, что я смотрю на него.
— Вот, значит, как, — по-прежнему глядя на дорогу, говорит он, — оказывается, я тебе нравлюсь даже больше, чем думал.
А, нет, замечает.
Как и то, что я не делаю вид, будто он ошибается и на самом деле я просто смотрю в его сторону.
Меня отвлекает звонок смартфона.
— Мама, — предупреждаю я, взглянув на экран.
Алекс ободряюще усмехается и вновь переключается на дорогу. Мама хвалит, что я проведала дом, напоминает, что через неделю они с папой вернутся, тут же приглашает на ужин, чтобы поближе познакомиться с зятем. В общем, полна энтузиазма, отдых ей точно понравился.
Папа все время молчит. Он только единожды мелькает в камере и попадает в нее вновь, когда мама отвлекается, чтобы попить.
— Привет, пап, — говорю я чуть сипло и сразу предупреждаю: — Я маме уже обо всем отчиталась.
Уловив какое-то движение сбоку, вижу, что это Алекс протягивает мне бутылку с водой. Улыбнувшись, я благодарно киваю и делаю пару глотков.
— Да слышал я — чуть не уснул, — доносится голос отца. — Не волнуйся, я кратко. Молодец, что проведала Марью Ивановну, а то она там чахнет с тоски, своими пирожками уже всех соседей замучила. Ну и спасибо, что вынесла из дома парочку фотоальбомов. Все меньше рассадников пыли. Все, отбой, а то скоро мама вернется. Так и проболтает
